Чокобокон 1.3

[quistis]

Преамбула от говорливого автора:
Все еще релоадед версия, но, увы, сестра таланта покинула на сей раз эту юдоль скорби. XD Ладно, будем считать, что это я компенсирую пропущенный этап. Олсо, текст начинает все больше соответствовать альтернативному саммари, там где "пыщпыщ!и гомосексуальная ебля в перерывах".
P.S. Не забываем рассчитываться на "первый-второй" под текстом)))

...видит - полянка ужасная, на полянке - землянка прекрасная

***
- Напомни мне, - говорит Эдгар. – Зачем я это делаю?
- Гм, - Бальфир внимательно изучает свои ногти, но потом все-таки снисходит до ответа. – Представь себе, я задаюсь тем же вопросом.
Давиться тихими смешками они начинают почти одновременно. И правда, прятаться по коридорам консульской резиденции от стражников-Судей – что может быть естественнее для одного бывшего короля и одного воздушного пирата?
- Но если серьезно, - Бальфир на секунду выглядывает из-за угла, чертыхается и снова садится на корточки рядом, - раз уж вам так припекло заглянуть в королевскую сокровищницу, лучше бы сделать это вчера, во время атаки мятежников.
- Чтобы со стопроцентной гарантией угодить в имперский застенок? Спасибо, я тоже тебя очень люблю, - Эдгар сосредоточенно возится с каким-то устройством, похожим на плод порочной любви обычного комма и деки для управления глоссерными кольцами. На маленьком экранчике прибора сыплет "снег" помех, в коридоре за стеной бряцает доспехами патруль. Значит – пора.
Они, не сговариваясь, короткими перебежками пробираются вперед, к заветной потайной панели. Эдгар колдует над прибором, Бальфир делает вид, что стоит на стреме.
- Ограбление века, - бубнит он себе под нос. - Взлом королевской сокровищницы! Ключ от сейфа под прикроватным ковриком, сынок, не забудь!
- Заткнись, пожалуйста, - Эдгар стучит согнутым пальцем по экрану, стена перед ним отзывается тусклым мерцанием.
- Как раз вовремя, - резюмирует Бальфир и первым ныряет в открывшийся проход. Потайная дверь бесшумно захлопывается за ними, отсекая приближающиеся шаги стражи. В коридоре темно и пыльно, единственный источник света - непрерывно сбоящий прибор в руках Эдгара, и в этом неверном отблеске лица обоих взломщиков похожи на застывшие маски.
- Я знаю, о чем ты думаешь, - говорит пират, наклоняясь к самому уху напарника. Эдгар косится на него с улыбкой и отвечает:
- А я знаю, о чем тебе думать не следует. Твой выход, дружище.
Бальфир садится на корточки перед второй дверью, звенит связкой ключей, не прерывая монолога.
- Сто лет этим не занимался, срамота! Воздушный пират вынужден браться за вульгарный взлом. Что скажет Фран?
- Полагаю, посмеется, - пожимает плечами Эдгар, примеривается, и пинком вышибает хлипкую резную панель еще до того, как Бальфир прикасается к замку. Пират смотрит на него снизу вверх, смешно задрав брови.
- Это что, намек, что я слишком долго тяну с прелюдией? - интересуется он.
Эдгар его не слушает.
Когда-то сокровищница королей Далмаски, вероятно, поражала воображение, но с тех пор случилась одна война и пяток недобросовестных губернаторов. Остатки прежней роскоши вызывают скорее жалость, чем восхищение, но засиженные мухами шпалеры с золоченым шитьем и причудливые статуэтки, протягивающие к незваным гостям пустые руки, не интересуют приятелей.
Они стоят перед статуей языческой богини, широко распахнувшей беззубый рот; Эдгар вполголоса ругается, Бальфир - смеется.
- В молоко, - говорит он, и проводит пальцем по покрытой патиной бронзе. - Кто-то успел раньше.
Тайник пуст, Эдгар и сам это видит, но на всякий случай обходит статую кругом, зачем-то садится на корточки, стучит кулаком по украшенному барельефами пьедесталу.
Слишком просто. Все не могло быть так просто.
Словно в подтверждение его словам, с той стороны, откуда они пришли, слышатся гортанные крики стражников. Бальфир, обходивший сокровищницу по кругу и пополнявший карманы симпатичными безделушками, хватает его за руку и тащит за собой.
Они бегут.
Уже не скрываясь, через главный вход, темными коридорами, Бальфир впереди, и Эдгару остается только надеяться, что он и правда знает дорогу. Им навстречу вылетает стражник в доспехах, пират с легкостью уклоняется от его неловкого выпада, а Эдгар, не сбавляя скорости, бросается на пол, делая подсечку. Стражник падает с достоинством подбитого имперского крейсера - и с таким же грохотом. Теперь они уж точно перебудили весь дворец, - думает Эдгар, машинально хватаясь за протянутую ладонь Бальфира и снова поднимаясь на ноги.
Они бегут.
Им все еще везет - суматоха пока царит только позади, навстречу попадаются лишь заспанные слуги и всего один отряд стражи, спешащий на крики. От них они прячутся в каком-то чулане, среди ведер и швабр, замирают, затаив дыхание, и Эдгар думает: как странно, даже в полной, кромешной темноте он совершенно точно может сказать, что пират улыбается. Он словно чует эту улыбку - нагловатую, азартную, и почему-то ему становится смешно.
"У Габбиани, - думает он, - такая же улыбка".
А потом они снова бегут, и лишние мысли мигом вылетают из головы.
Поворот, коридор, лестничный пролет, навстречу выскакивает какой-то мужик в стальном нагруднике, Бальфир распахивает объятья и орет: "Судья-Магистр, какая встреча!", Эдгар на всех парах проносится мимо, их взгляды на какое-то мгновение скрещиваются, и это мгновение растягивается на целую вечность. Судья берется за рукояти мечей, и теперь уже Эдгар хватает пирата за рукав, выдергивая из-под удара, потому что он не видит в глазах противника никакой радости от встречи - только предвкушение доброй драки. Увы, собираясь на дело, они не взяли с собой оружия, зато прихватили кое-что еще, и теперь это кое-что еще летит под ноги Судье, а Эдгар швыряет своего спутника на пол, сквозь зубы приказывая:
- Зажмурься!
Граната разрывается с сочным хлопком, даже сквозь закрытые веки обжигает глаза, Фигаро отбрасывает в сторону, он судорожно цепляется за скользкие перила и, каким-то чудом, умудряется остаться на ногах, и вот они уже опять бегут, и Бальфир пыхтит:
- Весьма... своевременно, - но Эдгару не хватает дыхания, чтобы бросить: "Заткнись!"
Лестница выводит их во внутренний дворик, к мечущимся по галереям огням, прямиком в руки стражников, Бальфир кричит: "Прыгай!" - и Эдгар прыгает, не задумываясь даже, куда.
***
Возможно, если бы задумался, прыгать бы не стал, - размышляет он получасом позже, когда они уже пробираются по канализационным туннелям. Кратер, оставшийся после вчерашнего взрыва, когда имперский крейсер поливал огнем отряды мятежников, пробравшихся во дворец, привел их прямиком в водоочистительные сооружения глубоко под городом. Как они ничего себе не переломали, скатываясь по развороченным балкам и перекрытиям в вонючую жижу, Эдгар не знает и знать не хочет, предпочитая списать невероятную удачу на естественное стремление природы к равновесию: должно же было им хоть в чем-то повезти. В этих туннелях он ориентируется не хуже, чем пират в королевском дворце, и погоня, даже если она и была, остается далеко позади.
Сейчас бы самое время задаться некоторыми вопросами, например - кто и почему их так лихо обставил, но Эдгар может думать только о ванной и о чистых простынях. Возможно - о запертых замках и засовах. Руки все еще подрагивают, но адреналин в крови уже уступает место ватной усталости. Упасть лицом в подушку и отрубиться на пару столетий. Никаких ограблений и пиратов. Никаких вопросов и ответов. Совершенно точно - никаких Сетцеров.
- И, все же, интересно, - говорит Бальфир, демонстративно зевая. - Кто еще знал о тайнике в статуе?
- Проще сказать, кто не знал, - усилием воли Эдгар заставляет себя думать о деле, а не о Габбиани. - Мятежники, аркадийцы... Кто угодно. Другой вопрос - почему именно сейчас?
Эхо уродует его слова, разносит далеко под низкими, осклизлыми сводами. Негромкий смех Бальфира больше похож на кашель.
- Фигаро, - говорит он. - Не юли, у тебя плохо получается. Кто еще знал о тайнике?
Эдгар пожимает плечами.
- Какая разница? Дельце не выгорело, все, финита, расстанемся друзьями. Заметь, я даже не прошу тебя вернуть аванс.
- Еще бы просил, - скалится пират. - Без меня ты бы не выбрался из дворца.
- Иди в задницу, - устало отвечает Эдгар, и поворачивается, чтобы уйти, но Бальфир ловит его за руку.
- Обязательно, - обещает он. - Только дай слово, что тот, кто не знает о тайнике - тот, кто ждет тебя дома - позаботится об этом.
Он крепко сжимает предплечье своего партнера. Эдгар с изумлением чувствует острую боль и некоторое время тупо разглядывает намокший от крови рукав. Похоже, лихой прыжок в воронку все-таки не прошел бесследно.
Пират ловко перетягивает рану шейным платком и бормочет:
- Ну, пока что сойдет и так. Бывай.
Эдгар едва открывает рот, но Бальфир исчезает в тенях прежде, чем он успевает сказать что-нибудь в ответ.
***
Темнота. Оглушительная, непроглядная, как ни распахивай бесполезные, слепые глаза под плотной повязкой. Ни единого блика, только черное ватное ничто, наваливающееся на плечи. Габрант делает глубокий вдох, мысленно приказывая себе успокоиться. Военный медик сказал, что потеря зрения временная, максимум - на шесть-семь часов, и потом еще сутки нужно будет избегать источников яркого света, но, бездна и все демоны ее, как же бесит это ощущение беспомощности. Ему хочется рычать, или разбить что-нибудь. Желательно - нахальную физиономию пирата, последнее, что он видел перед взрывом.
Бальфир. Имя стучит в висках, тает горечью на языке, сводит с ума. Ноа Габранту не привыкать к предательствам, ему случалось и быть преданным, и предавать в ответ, но тот, кто посмел обмануть доверие Солидоров, заслуживает только одного. И, когда наступит время, Судья-Магистр с радостью приведет приговор в исполнение.
Негромко скрипит дверь; он вскидывает голову, прислушиваясь к шагам. Временная слепота заставляет до предела напрягать остальные чувства, но Габранту не нужно долго гадать, кто его невидимый посетитель. За годы слежки по императорскому приказу он успел узнать об этом человеке практически все: как он ходит, что ест на завтрак, манеру говорить, склонив голову набок и пряча глаза за чересчур длинной челкой. Миллион ненужных вещей, не желающих складываться в цельный образ, словно кусочки рассыпающейся мозаики.
- Милорд Вэйн?.. - говорит он, и оборачивается, хоть это и бессмысленно.
- Судья, - отзывается окружающая его темнота, и Габрант, даже не видя, знает, что Консул кивает ему, коротко и сухо. - Я слышал, вы пострадали во время беспорядков.
- Пустяки, милорд, - отвечает Ноа, и не может не поворачиваться вслед за голосом. Кажется, Вэйн подходит совсем близко, едва слышно поскрипывают высокие кожаные сапоги, змеиным шелестом отзываются полы плаща... или камзола? Габрант поднимает голову, в который раз проклиная про себя пирата и его выходки. - Световая граната. Врач сказал, что зрение скоро вернется.
- Досадно, - говорит Вэйн равнодушным голосом. "Кому нужен слепой пес?" - додумывает Ноа про себя окончание фразы и стискивает кулаки. Несколько часов полной свободы от неусыпного надзора императорского соглядатая, и все же лорд Консул пришел к нему. Зачем?
Он чувствует движение еще до того, как Вэйн успевает пошевелиться, вскидывает руку, перехватывая чужое запястье, останавливая пальцы принца в каком-то дюйме от своего лица.
- Я не вооружен, Судья, - смеется тот негромко. – Можете проверить.
Габрант и сам уже понимает, что сделал глупость, но его разбирает глухая, нелепая злость. "А ядовитые зубы вы отстегнули и оставили на тумбочке при входе, милорд?" И все же он нехотя разжимает пальцы. И не вздрагивает, когда Вэйн сдвигает с его невидящих глаз повязку.
- Удивительное дело, - нараспев произносит Консул. – Судья-Магистр Габрант не отводит взгляд.
Его волосы пахнут дымом; Ноа сначала думает, откуда этот запах, а уже потом – что принц наклонился слишком близко к его лицу, и отстраниться бы, придумать какой-нибудь вежливый предлог, чтобы встать и уйти, но темнота вокруг дает обманчивую иллюзию свободы. Как в детстве, когда ты прячешься за собственными ладонями и думаешь, что никто тебя не видит. А Вэйн ведь совсем рядом, только руку протянуть…
Габрант протягивает руку.
Темнота – теплая и живая, огрубевшие, шершавые пальцы цепляются за шелковую ткань туники, а ироничную улыбку можно почувствовать, не глядя – целуя наощупь, промахиваясь и попадая в самый уголок губ, но эта ошибка – из тех, что он может себе простить. Темнота отвечает на поцелуй, накрывает душной, тревожной волной. У темноты нет лица и имени, за ней не нужно шпионить, терзаясь нелепыми догадками и домыслами.
Темноту не нужно ни с кем делить.
Сын дома Солидор – принадлежит Аркадии.
- Простите, милорд, - Ноа выскальзывает из ненадежных объятий, поправляет повязку. – Мне нужно проверить стражу.
Он больше не видит Вэйна.
- Конечно, Судья, - судя по звукам, Консул оправляет одежду. Габрант с присвистом выдыхает сквозь зубы – ему кажется, даже за дверью слышно, как стучит кровь у него в ушах. – Не забудьте об описи содержимого сокровищницы. Ведь именно туда наведывались наши недавние гости.
"Ваш карманный пират, милорд", - Ноа прикусывает язык. Вэйн знает, не может не знать – но Судья-Магистр не станет напоминать ему о Бальфире. Гораздо лучше подстеречь его, когда тот оступится; что-что, а идти по чужому следу Габрант умеет лучше всего.
И перед тем, как покончить с предателем, он задаст ему всего один вопрос, тот самый, что бьется в измученном ощущением собственной беспомощности сознании.
Какая связь между "предложением, от которого трудно отказаться" и пряным вкусом поцелуев, который все еще чувствуется на губах?
***
Эдгар возвращается домой под утро, шатаясь, будто пьяный, прямо на пороге скидывает заляпанные грязью и нечистотами сапоги, шлепает на кухню.
И замирает в дверях, недоверчиво разглядывая открывшуюся картину.
Сетцер спит, сидя на стуле, в позе, от одного взгляда на которую начинает ломить шею, запрокинув голову и приоткрыв рот. На столе перед ним – заряженный пистолет; надо же – недреманное око, думает Фигаро с неожиданной нежностью, и лезет в шкаф за аптечкой. Ему непривычно возвращаться туда, где ждут – обычно ждать приходится ему. Зачастую – безо всякой надежды дождаться.
Перестук склянок с лекарствами и приглушенные ругательства все-таки будят альбиноса, он душераздирающе зевает и с почти слышимым скрипом распрямляет затекшие мускулы. Эдгар подавляет улыбку: не до конца проснувшийся Сетцер по-прежнему опасен, да и радоваться-то особо нечему – он вернулся с пустыми руками.
Впрочем, Габбиани не задает лишних вопросов, а просто отбирает у своего друга бинты и тащит его в ванную, промывать рану, и пока он возится с перевязкой, Эдгар позволяет себе на несколько мгновений прикрыть глаза, прислонившись к прохладному кафелю. Плыть по течению, не сопротивляться. Левая рука – будто деревянная, боли он уже не чувствует, не чувствует вообще ничего, разве что невероятную усталость. Это так просто – позволить кому-то решать за тебя.
Он хмыкает и открывает глаза – только чтобы встретить пристальный чужой взгляд.
- Ошибочка вышла, - говорит он хрипло, и задумчиво разглядывает туго спеленатое бинтом предплечье. – Кто-то забрал нефицит до нас. Извини.
- Ты идиот? – спрашивает Сетцер, и, не дожидаясь ответа, прижимает к стене, целует жадно и требовательно, словно нет другого способа убедиться в том, что Эдгар вернулся.
- Нет, - отвечает бывший король, когда ему удается отпихнуть любовника на приемлемое для разговора расстояние. – Идиот – это ты. Я по уши в дерьме, и теперь тебе тоже придется отмываться, потому что иначе в постель я тебя просто не пущу.
- Тебе все равно бы потребовалась помощь, - хищно ухмыляется Сетцер. – Принимать душ с одной рукой неудобно.
Эдгар закатывает глаза в притворном ужасе.
- Я с ног валюсь, - говорит он, - а тебе все бы только одно.
- Ваше величество желает, чтобы его отнесли в кроватку?
- Скорее отволокли… Но сначала вымыли! – капризно сообщает Эдгар.
Не так уж это и плохо – иногда позволять течению подхватить тебя, - думает он. Дать возможность дождаться.
Этим утром о нефиците они больше не говорят.