Габрант, Солидоры, намеки на неуставные отношения между первым и вторыми
- А еще? Расскажите еще что-нибудь! - требует принц.
- Не думаю, милорд, что истории о давно исчезнувших провинциях подходят в качестве сказки на ночь, - ворчит Габрант. "Особенно для сына дома Солидор", - он не добавляет этого вслух, но, в общем-то, и так понятно. Особенно - истории о провинциях, исчезнувших не без помощи лорда Императора.
- Я не сказок прошу, я хочу понять, - упрямится мальчик, хмурит высокий лоб. Габрант теряется, он совсем не знает, как нужно вести себя с детьми. Тем более - с императорскими. И почему самые идиотские задания вечно валятся на его и без того больную голову?
- Может, спросите у своего ментора? - предпринимает он последнюю попытку.
- Я ведь и приказать могу, - и почему у этих Солидоров с детства в голосе начинает звенеть фамильный металл, пусть и замаскированный невинным взглядом и мягкой, просящей улыбкой?
- Ну хорошо, - Габрант вздыхает, бездумно оглядывает покои, проводит пальцами по тяжелой ткани портьер. - Еще в Ландисе были...
Его взгляд падает на серебряную вазу с фруктами.
Виноград. Еще в Ландисе были виноградники. И праздник сбора урожая, когда на улицах до рассвета жгли огни, и простой кмет плясал в хороводе рядом с сыном господаря Ронсенберга. Габрант помнит, да, хотя он так хотел бы забыть - тяжелые спелые гроздья, налитые пурпурным соком, золотые искры, улетающие в ночное небо, пастушьи напевы, сменяющиеся бешеным ритмом. Лукавые глаза брата под неровно остриженной челкой - быстрее, Ноа! Кислое и крепкое горское вино, ударяющее в голову с первого же глотка, сладкий, тягучий портвейн предгорий, после которого сердце становится легким, а ноги - тяжелыми. Алые пятна на белой рубашке - словно кровь, пальцы тоже - сладкие, липкие, облизываешь их - свои, чужие, вино на губах, перестук каблуков - быстрее, быстрее!
Запах перебродившего сока, и смолистого дыма, и пота, жар костра, жар отплясывающих рядом тел, бурдюк, который передают по кругу, соприкасаясь – пальцами, плечами, бедрами, нарочито небрежно, воздух становится плотным и пряным, звуки – громче, краски – ярче.
Не останавливайся, Ноа!
- Что же вы остановились, Судья? – спрашивает сын человека, уничтожившего все это.
- В Ландисе было широко развито виноделие, - послушно начинает рассказывать Габрант, и больше уже не вспоминает.
О том, как лопаются спелые ягоды в горсти, и о перепачканных кармином губах, и о том, как на деревенской площади вместо праздничных костров сколачивают виселицы.
О разжиревшем на трупах воронье, брезгующем заброшенными виноградниками.
Обо всем потерянном и забытом, что только можно было забыть и потерять. Он сухо пересказывает статью из Большой Аркадийской Энциклопедии, потом встает, отряхивает колени и говорит:
- Доброй ночи, милорд.
Этой ночью его еще ждет другой Солидорский принц, который не будет расспрашивать о прошлом, зато заставит поверить в будущее.
И поцелуи, пьянящие не хуже ландиссийского вина.