TS01

[quistis]

Terra Sancta

Автор: Мейрит aka Quistis Trepe
Фэндом: Final Fantasy XII
Пэйринг: Вэйн/Габрант, Баш/Бальфир
Рейтинг: варьируется от джена до R
Предупреждения: !АУ. многабукав. Жестокое насилие над Всемирной историей.

Читать

Глава первая, в которой магистры ордена Храма строят планы, а сарацинские военачальники ведут себя некуртуазно

Мчится время песчаною рекой, утекает песок водой из рук –
Ты вопросом смущаешь мой покой: «Для чего мы пришли сюда, мой друг?»
Мы дорогу измерили тысячей дней, отрезая себе пути назад,
Шли мы райской тропою, и по ней завернули в ад…
(с) РК

Пыль и песок. Кругом все одно и то же – пыль и песок. Магистр ордена Храма Габрант, он же Ноа фон Ронсенберг, недовольно повел плечами, вслушиваясь в почти жалобный скрип доспеха. Как ни полируй черный металл, все равно песок будет набиваться в сочленения, раздражая, мешая нормально двигаться, да еще этот скрип… Тяжелый плащ, откинутый за спину, поднял только новые клубы пыли. «Не хватало еще расчихаться», - мрачно подумал Ноа, пытаясь сосредоточиться на текущей задаче. Стоящий рядом магистр Берган все-таки чихнул, и Габрант спрятал улыбку, разглядывая город в нескольких милях к югу от них. Толстые стены и основательные укрепления, но ничего такого, что сможет остановить наступающую армию. Магистр вообще подозревал, что ничто и никто в этой жалкой пустыне не способен остановить Вэйна Солидора, кроме, разве что…
Его размышления прервал звонкий голос:
- Государи Магистры, вас требует к себе принц.
Дрейс. Сопляк на такой жаре должен был давно спечься в полном обмундировании, но он даже шлем не снял. Среди тамплиеров ходила уже набившая оскомину шутка, что, мол, Дрейс так гордится посвящением в рыцари, что даже спит в доспехах. Габрант сухо кивнул юноше и обернулся к Бергану.
- Полагаю, ничего нового к данным разведчиков мы добавить не сможем?
- Правильно полагаешь, - магистр стянул латную перчатку, чтобы вытереть испарину со лба. – Крепость должна быть взята, значит, мы ее возьмем. Что тут рассусоливать? – он рубанул ладонью воздух.
Габрант хмыкнул. Вот типичный пример рыцаря Ордена – красный, потный, недовольный, усталый - зато уверенности хватит еще на десяток таких же.
- Надеюсь, ты прав, - бросил он и быстрым шагом двинулся к лагерю.
***
Вэйна они нашли в его шатре, по совместительству являющимся командным пунктом. Принц так низко склонился над картами Святой земли, что выражения его лица было не разглядеть. Магистры почтительно замерли у входа, вытянувшись в струнку, но Вэйн уже смел в сторону ненужные пергаменты и поманил их к столу, на котором остался только план города, который им предстояло взять.
- Я считаю, что слабые места здесь, здесь и здесь, - принц показал на плане, где именно, - ваше мнение, господа?
- Согласен, - энергично кивнул Берган, - именно здесь мы и должны ударить.
Ноа помедлил с ответом, внимательно изучая план и сравнивая его со своими наблюдениями, потом покачал головой, и сказал, старательно подбирая слова:
- Если защитники города знают свое дело, а у нас нет информации, подтверждающей обратное, значит они в курсе своих слабых мест, - краем глаза он заметил, что Берган побагровел. Реакцию Вэйна прочитать было сложнее, но магистр подозревал, что принц от души веселится. – Атаковать нужно там, где они этого не ждут.
«Три, два, один…»
- И как же ты поведешь своих людей на приступ, а, Габрант? – Берган взорвался именно в тот момент, когда фон Ронсенберг и ожидал. – Привяжешь им на спину по паре крыльев?
- Эскалада. - Ноа пожал плечами. – Осадные лестницы помогли нам взять не один город.
- Но зачем использовать лестницы, если есть способы проще?
- Есть, - равнодушно согласился Габрант, не без удовольствия наблюдая, как импульсивный магистр исходит на пену, - но простые способы не принесут нам победу.
- Но…
- Так. – Вэйн разгладил карту и принялся делать отметки, не обращая на рыцарей ни малейшего внимания. – Часть войск мы разместим здесь…
Берган, мрачно сопя, внимал плану, а Ноа молча восхищался принцем. Он готов был побиться об заклад, что Вэйн все продумал заранее, и это просто была очередная проверка на сообразительность для рыцарей – ловушка, в которую они оба и попались. Точно так же магистр не сомневался и в том, что Вэйн Солидор сможет взять эту крепость. С тех пор, как принц принял на себя командование войсками Ордена, они не знали поражений, и, за что Ноа был особенно благодарен, магистры прекратили грызню между собой, подчинившись единой цели. Армия неуклонно двигалась к Гробу Господню, и небольшой городок, оказавшийся на ее пути, падет точно так же, как все предыдущие.
- Да, и еще кое-что, - довершил Вэйн изложение плана, - по нашим данным, у засевшего в городе отряда командир – христианин.
- Пр-редатель какой-нибудь, - рыкнул Берган, - эти гады хуже, чем неверные!
Принц задумчиво постукивал пальцами по карте.
- Не знаю, кто это, но будьте готовы к тому, что в плане стратегии он мыслит по-европейски, - «что нам только на руку» - недовысказанная мысль повисла в воздухе. – Все на сегодня, я жду, что ваши люди к ночи окажутся на позициях, - небрежный жест вполне можно было истолковать как разрешение удалиться, поэтому Ноа уже шагнул вслед за Берганом к выходу, когда его остановил мягкий голос Вэйна:
- Магистр Габрант, останьтесь. Есть некоторые вопросы, требующие вашего внимания.
- Милорд.
Судя по раздраженному бряцанью, удалявшемуся от шатра, Берган, который умел двигаться в доспехах практически бесшумно не хуже Ноа, сейчас пойдет отводить душу и срывать гнев на подчиненных. Вэйн еще несколько раз переложил карты, потом сообщил:
- Идея с лестницами была не так уж плоха, но ты и сам понимаешь недостатки своего плана.
Ноа молча кивнул, гадая, с чего вдруг ему досталась неожиданная похвала. И зачем вообще было выгонять Бергана. Принц поправил манжеты и все так же равнодушно сказал:
- По нашим данным, кстати, фамилия командующего обороной города – фон Ронсенберг.
А вот это уже запрещенный удар, зато он многое объясняет. Магистр почувствовал, как в нем просыпается радостное возбуждение, и усилием воли подавил его – он не уподобится некоторым, и не позволит гневу и ненависти взять верх. Вэйн приподнял бровь:
- Не хочешь ничего сказать по этому поводу?
- Я помню, чем обязан ордену Храма, - бесстрастно ответил рыцарь, - и помню, что у меня теперь другое имя.
- Хорошо.
Больше всего хотелось, наконец, выдохнуть, – похоже, эту проверку он выдержал, - но теперь дыхание перехватывало от того, как близко стоял Вэйн. Рука в белой перчатке задержалась на закованном в сталь плече.
- Хорошо, - снова повторил принц, довольно щуря глаза.
***
Баш со злостью сплюнул скрипящий на зубах песок и с остервенением почесался. Услышав ехидный смешок Восслера, капитан фон Ронсенберг попытался испепелить товарища взглядом, но тот итак плавился под лучами яростного солнца, так что пламенный взор начальства был проигнорирован. Капитан мысленно поставил себе галочку поговорить с Азеласом об уважении к старшим по званию и снова обратился к туземному князьку в невообразимых белых одеждах, стоящему напротив:
- Ваше Высочество, крепость падет.
Местный принц, или кто он там, высокомерно ответил:
- Наши отважные воины никогда не сдадутся!
Баш ткнул пальцем в сторону дюн, за которыми скрывался вражеский лагерь.
- Эта армия уступает нашей в численности, но они лучше обучены и вооружены. Сдайте город Солидору, отойдем в более удобное для обороны место. Это глупо, позволять противнику навязывать свои условия.
- Ты смеешь называть меня глупцом? – мусульманин развернулся на каблуках. - Франки заплатят за свою наглость! Мы дадим бой.
Капитан мрачно смотрел ему вслед, размышляя, почему он не остался в Иерусалиме, при дворе султана, и кой черт понес его умирать в это Богом забытое место.
Восслер положил ему руку на плечо и ухмыльнулся.
- Пойдем, посмотрим, может нам еще удастся отстоять этот камешек…
***
Если идти по городу днем, можно даже забыть, что храмовники скоро возьмут его в стальные клещи, а по грязным узким улочкам польется кровь. Горожане живут своей привычной жизнью, и разница почти неуловима. Только человек, проведший полжизни на Востоке, вдали от родного дома, может подметить тревожные признаки. Слишком много лошадей в дорогой упряжи, слишком мало женщин на улицах. И ни одного европейского лица – кругом только гортанная, резкая речь – язык, который он научился так хорошо понимать за долгие годы. Баш потрепал по холке собственного коня и оставил его на попечение слуги-араба, довольно небрежно поклонившегося в ответ на вялое приветствие. Во дворе его уже ждали местные военачальники и тот самый принц – капитан тщетно попытался вспомнить, как же его все-таки звали – Али? Абу? Несмотря на умиротворяющее журчание небольшого фонтанчика, являвшего собой немыслимую роскошь, атмосфера была далека от дружелюбной. Фон Ронсенберг со вздохом опустился в предложенное кресло, отмахнулся от слуги, предлагавшего что-то вроде шербета, и приготовился к выслушиванию долгих велеречивых споров. Он по опыту знал, что подобные собрания носили скорее политический, нежели чем практический характер. Сейчас господа вельможи поспорят, попьют вина и разъедутся в свои безопасные вотчины, а он и его солдаты останутся в городе – защищать население от рыцарей-храмовников. Баш подавил желание расхохотаться в лицо своим собеседникам. Этот, с позволения сказать, военный совет не значил ровным счетом ничего и ничего не решал. Решения зависели совсем от других людей.
Капитан, вполуха прислушиваясь к ровному журчанию льстивых голосов, еще раз мысленно пробежался по картам города, которые они с Восслером рассматривали вчера вечером, пытаясь найти хотя бы намек на возможность сдержать противника. Самым логичным направлением для атаки была северная стена, и поэтому тамплиеры ударят именно туда – потому что у Солидора слава полководца, принимающего неожиданные решения, а в данном случае от него никто не ожидает, что он выберет самый простой путь. Три, максимум – пять дней – и крепость рассыплется, как карточный домик, а войско рыцарей Храма, ничем не сдерживаемое, двинется к Иерусалиму. Двор султана, вне всякого сомнения, будет уничтожен, а он поклялся защищать своего нового господина, так что же он делает в этой дыре?.. Баш помотал головой. Ему нельзя отвлекаться. Он должен, должен…
К сожалению, его неожиданное движение пришлось как раз на окончание речи принца Абу Али, и несколько смазало эффект слов о «благородном и отважном воинстве Аллаха». Капитан поморщился – Святая Земля вот уже почти две сотни лет была полем битвы, и обе стороны были искренне убеждены, что именно их вера – единственно правильная и заслуживающая уважения, а все «неверные» должны либо немедленно покаяться и сменить вероисповедание, либо умереть в муках. Баш никогда не понимал этого, хотя и старался не задумываться над подобными вопросами. В его мироустройстве все было гораздо проще – злом были те, кто разорил его дом, пока сам он добывал славу во имя Гроба Господня в Палестине. Рыцари Храма, прибравшие к рукам родовые земли фон Ронсенбергов на материке. Пожив достаточно среди мусульман, он так и не принял ислам, но твердо усвоил одно – худой мир лучше хорошей войны, а мир на Востоке мог быть только худым. Здешние жители и без крестоносцев постоянно воевали, но Баш, как и его господин, видел выход только в совместном существовании. В Иерусалиме пока еще можно было встретить сирийского князя, беседующего с рыцарем-иоаннитом, и капитан фон Ронсенберг считал, что подобная мирная жизнь стоит того, чтобы ее защищать. Вот только пока ему предлагали бездарно помереть с именем Аллаха на устах.
Военный совет наконец перешел из стадии взаимных восхвалений в более практическую фазу, и ему даже дали слово. Коротко и сжато Баш объяснил свой план обороны города – который, как он и ожидал, вызвал бурю возмущения. Больше всех выступал принц Абу, особенно напирая на отсутствие воинской доблести и позор для любого благородного человека. Капитан резко ответил, что если Его Высочество желает проявлять воинскую доблесть, ему следует брать города, а не защищать их. Принц обиженно умолк, и остальные вельможи единогласно поручили Башу командование всеми войсками, причем судя по прозрачной чистоте их взглядов, к военному искусству, тактике и стратегии они имели примерно такое же отношение, как капитан фон Ронсенберг к папскому престолу.
Новоявленный защитник города тяжело вздохнул («Если Восслер скажет что-нибудь вроде: «Я же говорил!» - убью гада», - постановил он про себя) и попытался еще раз вбить в головы уважаемому совету, что именно следует делать в ближайшие сутки, чтобы, по крайней мере, не вынести Солидору ключи от крепости на блюдечке с золотой каемочкой.


Глава вторая, в которой неожиданная атака встречает неожиданное сопротивление

Единственное, что вызывало у мусульман неподдельное восхищение – военное искусство и отвага крестоносцев.
(с) Пирс Пол Рид

Магистр Габрант в сотый раз придирчиво осмотрел доспехи и снаряжение своего отряда. Броня была в идеальном состоянии, как ей и полагалось, но лишняя инспекция никогда не повредит – к тому же, напомнит его людям, что следует сосредоточиться на их главной цели.
Пыльное солнце закатывалось за дюны, а в городе с его светом спорили безжалостные языки пламени – осада началась сегодня утром, по всем правилам военного искусства. Катапульты обильно поливали стены и крыши домов «греческим огнем», с севера доносился отдаленный шум, напоминающий прибой – там шла за славой и смертью очередная волна атакующих, а магистр и с ним тридцать отборных воинов притаились в распадке к югу от крепости, где на стенах не было даже факелов. Никто в осажденном городе не ждал нападения с этой стороны.
Ноа стиснул кулаки, стараясь унять сердцебиение – все его существо кричало о том, что он должен быть там – на передовой, со своими товарищами по оружию, под белым знаменем с красным крестом. Но лорд Вэйн поручил эту миссию именно ему – а значит, он выполнит ее. Как и всегда.
Рядом пошевелился Дрейс. Не нужно быть пророком, чтобы представить, как горят у мальчишки глаза – он уже хватается за рукоять чересчур тяжелого меча, жадно впитывая шум битвы, весь вытягивается, как гончая, готовая подорваться с места в любую секунду. Габрант снова взглянул на солнце, упрямо не желающее скрываться за горизонтом.
- Ждем, - равнодушно уронил он, порадовавшись приобретенному за годы тренировок умению не выдавать свои чувства. И терпению, что в этой партии, пожалуй, было важнее прочих.
Наконец воспаленный красный шар канул в безбрежное песчаное море, и теперь пустыню озаряли лишь редкие звезды да зарево пожаров, большая часть которых приходилась на северную сторону города. По сигналу Ноа его отряд неторопливо и бесшумно начал подбираться к стенам. Несколько коротких перебежек, условный свист, почти неслышный стук «кошки» - и веревочная лестница, незаметная на фоне каменной кладки, уже спускается вниз, а весь отряд перебирается сначала на стрелковую ступень, а потом и во двор.
Когда они собрались под прикрытием какого-то амбара, и Габрант шепотом объяснял своим людям дальнейший план действий, ему все-таки пришлось признать, что это странно – ни малейшего намека на часовых на южном участке стены. Но, с другой стороны, все внимание защитников сейчас должно быть сосредоточено на севере – эта часть города вообще как будто вымерла, что, разумеется, было только на руку диверсантам. Мимоходом Ноа подумал, действительно ли его брат командует обороной, и если это так, то почему он допустил такой промах, но миссия была важнее, и магистр отмахнулся от ненужных мыслей.
Как бы то ни было, лиса пробралась в курятник.
***
Дым плыл над городом, едкий черный дым, от которого слезились глаза и першило в горле, а гарь и пыль превращали врагов и союзников в одинаковые серые тени – большей частью лежащие пугающе неподвижно. Очередной приступ был отбит, и Баш фон Ронсенберг прислонился к крошащемуся камню, позволяя себе мимолетную передышку. Сейчас надо будет собраться с силами, организовать помощь раненым, сбор тел убитых, укрепление ворот… Капитан хрипло закашлялся и решил начать с выполнимых задач – например, вытереть и вложить в ножны саблю. И попытаться оценить потери.
Восслер отыскал его, когда он уже раздал основные приказы, и теперь ругался с низеньким лекарем в пышном тюрбане по поводу размещения пострадавших. Неподалеку сидел принц Али Абу и недовольно кривил благородный нос, пока другой лекарь перебинтовывал ему неглубокую царапину на руке, оставленную стрелой. Про себя Баш думал, что неведомому стрелку следовало прицелиться получше, но на словах следовало выражать учтивое сочувствие, а целый день на крепостной стене итак не способствовал безоблачному настроению. Еще меньше капитана вдохновляла обстановка – хриплые стоны, бессвязное бормотание, резкий запах лекарств и кое-чего похуже – крови, страха и смерти. Места для размещения раненых не хватало, и кто-то лежал прямо на полу, в проходах и коридорах. Мусульманским врачам не было равных, Баш знал это по своему опыту, но даже они не смогут спасти добрую половину пострадавших. Фон Ронсенберг пытался убедить своего собеседника, чтобы его подчиненные не тратили время на самые безнадежные случаи, хотя сама мысль о том, чтобы бросать людей умирать, не оставляя им ни шанса на спасение, в любое другое время заставила бы его содрогнуться.
В любое другое время, но не сейчас, когда безжалостный расчет вытеснял все сантименты. В первую очередь война должна быть эффективной, а не эффектной – этот постулат он усвоил давно, когда еще подростком сбежал в Святую Землю в поисках чуда. Поверил бы он тогда, скажи ему кто-нибудь, что через двадцать лет он окажется по другую сторону крепостной стены? Баш собрал разбегающиеся мысли, внимательно выслушал пространные возмущения лекаря, попрощался и направился к дверям, кивнув по дороге Азеласу – ему не терпелось покинуть госпиталь.
Франки не торопились наносить следующий удар, но капитан знал, что атака начнется еще до того, как сядет солнце. Если не случится ничего непредвиденного – еще несколько дней крепость продержится, но потом принцу Абу придется сдать город Вэйну Солидору. Иначе Баш сделает это за него.
Они с Восслером отыскали уголок, где никто не бежал, не вопил, не стонал и ничто не горело, и капитан признательно кивнул другу, протянувшему ему флягу. Больше всего хотелось прислониться к стеночке и заснуть прямо стоя на пару столетий, но пришлось ограничиться глотком воды и недолгим отдыхом.
- Что ты об этом думаешь? – Баш попытался утереть пот со лба, но только размазал копоть по лицу.
- Храмовники нас поимеют, - прямолинейно ответил Восслер, в свою очередь присасываясь к фляжке, - максимум через пару суток у наших сарацинских друзей кончится запал и они поползут к Солидору на коленях, вымаливая пощаду.
- Что откроет ему дорогу на Иерусалим.
- Что откроет дорогу на Иерусалим, - Азелас присел на вывороченный откуда-то камень, прикрыл глаза. - Ты не думал покинуть свою службу? Возможно, нам стоит перебраться в Египет или на Кипр – там всегда требуются наемники, и к норманнам уже привыкли.
Баш покачал головой:
- Ты и сам никогда не смог бы.
- Да уж, - проворчал Восслер, - значит надо как-то остановить ублюдков. Дурацкая война.
- Если бы войны были умными, друг мой, их бы не было вообще, - капитан потянулся так, что хрустнули суставы. – Давай посмотрим, что мы можем сделать с этой.
Они уже начали подниматься на стену, когда их догнал смуглокожий мальчик-посыльный. Баш со вздохом поручил приятелю руководство обороной на стенах и покорно отправился во дворец визиря. Как ни странно, роскошное здание почти не пострадало, на белых стенах, украшенных затейливой резьбой, не было видно следов копоти. К еще большему удивлению, Баша проводили не к визирю и даже не к принцу Али, а в один из боковых покоев и попросили подождать.
Загадка разрешилась, когда в комнату, чеканя шаг, вошел молодой норманн. Раслер, князь Антиохии и супруг дочери султана. Один из тех европейцев, кто нашел в Святой Земле дом, смысл жизни – и возможность познавать чужую культуру. «Но, в конце концов, - мрачно подумал Баш, - нас разобьет армия, большая часть которой вообще не умеет читать, а оставшаяся не читала ничего сложнее Псалтири». Конечно, он был несправедлив. Военачальники Ордена, штурмующие город, были, пожалуй, не менее образованы, чем любой мусульманский вельможа. И все-таки фон Ронсенбергу, половину жизни проведшему на Востоке, Европа уже начинала казаться страной варваров.
Раслер швырнул на стол бумаги и кивнул в ответ на почтительный поклон капитана.
- Я принимаю командование обороной на основном направлении удара, - какой же он молодой, еще совсем мальчишка, и голос мальчишеский. Баш вспомнил, что они с принцессой Ашелией совсем недавно сыграли свадьбу. Тем не менее, лорд Раслер уже сумел показать себя достойным преемником своего отца, могущественного владыки, контролировавшего один из важнейших торговых путей от моря вглубь материка, и капитан был готов признать, что юноша сможет справится с задачей.
Двери распахнулись, пропуская очередного посыльного, на сей раз – сарацинского солдата в помятом шлеме. Солдат попытался поклониться, чуть не уронил круглый щит, с трудом сохранил равновесие и залопотал на ломаном норманнском:
- Господина посылать, заметить на юг движение, просить приходить как можно скорее.
Раслер махнул рукой и обернулся к Башу:
- Капитан, берите людей, сколько необходимо, и поставьте караулы на южной стене. То, что там практически невозможно провести атаку не значит, что противник не попытается. – Он сухо улыбнулся. – А я постараюсь удержать их до вашего возвращения.
Баш поклонился, на сей раз гораздо более искренне, и вышел из комнаты.
***
Южная часть города казалась практически заброшенной – здесь не пылали дома, не бегали посыльные, не разносили воду горожане. Сюда не долетал не только «греческий огонь» - даже звуки штурма (судя по всему опять начавшегося только что) доносились приглушенно, издалека.
Баш вел всего шестерых человек – ему нужно было оставить наблюдателей, проверить, все ли спокойно, и, если потребуется, прислать сюда подкрепление. Поэтому когда в конце кривой улочки мелькнула смутная тень, он не придал этому особого внимания, – подумаешь, кто-то живой здесь все же оказался, - но для порядка все же крикнул:
- Кто идет?
Тень замешкалась, и в тусклых сумерках капитан разглядел фигуру в доспехе и шлеме. Не коническом, которые носили и христиане, и неверные. В закрытом шлеме рыцарей ордена Храма.
Дальше все произошло одновременно – его собственное «Стой!», свист стрелы, стук падающего тела и хриплый крик: «Босеан!». Баш даже не посмотрел, ранен или убит один из его людей, он просто выхватил саблю и рванулся навстречу невесть откуда взявшимся тамплиерам. Тонкая дамасская сталь не могла тягаться с тяжелыми прямыми клинками, поэтому под первый выпад он просто поднырнул, не глядя отмахнулся от подбежавшего слева противника и рубанул того самого, в шлеме. Вокруг слышались крики и лязг клинков, но оценить обстановку никак не получалось, потому что на него уже наседал следующий храмовник. Баш поймал меч франка плоской стороной клинка и отбросил в сторону. Тамплиер по инерции шагнул вперед – на один шаг больше, чем нужно. Легкая сабля прошла сквозь кольчугу, как горячий нож сквозь масло. Капитан отступил, выдернул окрасившийся кровью клинок из тела и поискал взглядом вражеского командира.
***
«Когда все идет слишком гладко – жди неприятностей», - мрачно подумал Ноа, отражая выпад сарацина. Они уже подобрались к своей цели, и нужно же было Дрейсу замешкаться. Никто так и не понял, откуда взялся этот отряд – не то патруль, не то подкрепление, спешащее к передним воротам, не то просто кучка дезертиров, раздумавших умирать во имя Аллаха – но, так или иначе, тихая и незаметная операция полетела к черту, и храмовникам пришлось драться.
Разумеется, магистр Габрант не сомневался в том, что они с легкостью сомнут этот сброд, он просто не любил зря тратить время и рисковать жизнью своих людей. Легкие доспехи нападавших не защищали их от клинков франков, кто-то из тамплиеров пристроился с луком в отдалении и, не торопясь, выцеливал в неразберихе врагов, и схватка закончилась, практически не успев начаться. Двое сарацин бросили оружие, еще четверо лежали на мостовой, и только один упрямец продолжал отбиваться от нескольких противников одновременно. Ноа направился было к ним, но тут его внимание привлекло еще одно тело. Серый плащ распахнулся, и кровь заливала простую белую тунику, такая же алая, как крест на груди лежащего навзничь мальчишки. Не обращая больше внимания на неразбериху вокруг, магистр опустился на колени и осторожно стянул шлем с головы Дрейса. Парень тяжело, со всхлипами дышал, светлые волосы слиплись от пота, но он, по крайней мере, был жив.
- Мы… победили, мой господин? – прошептал Дрейс. Ноа кивнул и подозвал одного из тамплиеров.
- Позаботьтесь о нем, - слова оставили неприятный привкус на языке, но что еще он мог сделать? Мальчишка сам подставился под удар. Габрант внезапно отчетливо вспомнил, что когда сарацины только появились, именно Дрейс орал: «Босеан!», и в тот момент магистр подумал, что выдрать сопляка за это мало – операция предполагалась быть тихой.
Ноа поднялся с колен и огляделся. Его люди проделали отличную работу – тела убитых оттащили в переулок, трое пленных стояли на коленях, заложив руки за голову, а его отряд выстроился рядочком, готовый продолжать свой путь. Они потеряли всего двоих убитыми, и только Дрейс был ранен достаточно тяжело, чтобы затруднить дальнейшее продвижение.
Оставался один вопрос – что делать с пленными.
Магистр неторопливо подошел к стоящей на коленях троице.

Глава третья, в которой встречаются два одиночества

И за тобою я везде скитаюсь –
По дальним странам с тобой скитаюсь.
И верить в то, что я есть я, пытаюсь,
Ведь все же где-то я отражаюсь!
Но я всего лишь отраженье…
(с) Мейрит

Несмотря на отчаянное сопротивление, Баша все-таки скрутили и поставили на колени. Холодная сталь уперлась ему между лопаток, пресекая все мысли о побеге. Капитан сплюнул кровь из разбитой губы и уставился на приближающегося храмовника. Закованный в доспех чурбан, сколько их таких приходит в Святую Землю, не знающих ничего, кроме силы холодной стали? Не желающих больше ничего видеть?
- Назовите ваши имена и звания, - равнодушно произнес рыцарь.
Один из спутников Баша, молодой мусульманин по имени Мустафа, начал было отвечать, но его речь прервали крики с северной стороны города. Что-то, несомненно, происходило. Шум приближался, по улице пробежало несколько человек, не обращая на тамплиеров и их пленников ни малейшего внимания. Командир храмовников схватил одного из них за руку и крикнул на довольно сносном арабском:
- Что происходит!
Мужчина обвел немую сцену шальными глазами и невнятно пробормотал:
- Предательство! Кто-то открыл ворота! Франки в городе! – он вырвался из разжавшихся пальцев рыцаря и понесся вдоль по улице.
Баш стиснул зубы. Значит, не будет никакой длительной осады и капитуляции. Кто-то предал их всех. Радовало только одно – для тамплиеров, похоже, такая развязка тоже была неожиданностью. Командир отряда замешкался, прикидывая шансы, и Баш на пробу повел плечами. Острие меча за спиной никуда не делось, так что с мыслью о немедленном и эффектном побеге пришлось расстаться.
Фон Ронсенберга так и подмывало расхохотаться – ситуация и впрямь получалась комичная. Проникшие в город храмовники сами оказались в ловушке перед отступающей армией мусульман. Судя по накатывавшему с севера шуму, все, кто был в городе – и солдаты, и мирные жители – спешили поскорее выбраться за пределы обреченной крепости. К несчастью, среди недостатков рыцарей ордена Храма идиотизм не значился – немного посовещавшись, тамплиеры погнали пленников в одну из боковых улочек. Наколько Баш мог видеть, извернувшись, раненого они тоже несли с собой. Злорадную усмешку он все же себе позволил – один шанс против ста, что этот отряд сможет выбраться из города. Конечно, насчет собственной персоны особых иллюзий он не питал, но испортить диверсантам идиллическую картину – тоже дело.
Он уже примеривался, как бы половчее пнуть ближайшего к нему храмовника, когда судьба в очередной раз решила явить ему свою не слишком пристойную часть тела. Одна из дверей в казавшемся вымершем ряде домов растворилась, и высунувшаяся из проема жилистая рука крепко ухватила командира тамплиеров за локоть. Рыцаря поманили внутрь, и, что бы он там не увидел, это нечто все же заставило его опустить меч, если не убрать его в ножны. После некоторой неразберихи все они оказались внутри, причем Баш, разумеется, запнулся о порог и растянулся на пыльном земляном полу.
Голос со знакомым акцентом, - Баш, холодея, сообразил, что не только акцент ему знаком, - нараспев произнес:
- Располагайтесь, государь магистр. Уверяю вас, здесь вы находитесь в полной безопасности.
Одного взгляда, пока он поднимался с пола, хватило, чтобы узнать говорившего – представитель еврейской общины, Аль-Сид Маргейс. И если он знает титул тамплиера (кстати, что за операция такая, в которой участвуют магистры Ордена?), то становится понятным, почему были открыты ворота. Кто-то кому-то жирно дал на лапу, и не нужно ходить к гадалке, чтобы понять, кто обладает необходимыми средствами и влиянием.
Пока все это проносилось у него в голове, капитан тешил себя слабой надеждой, что в полутьме Аль-Сид не станет приглядываться к пленникам, но довольный взгляд, которым его наградили, не оставлял сомнений – ему не удалось остаться неузнанным.
Плохо, очень плохо… И бежать некуда, как ни крути. Баш хорошо представлял себе, как франки относятся к перебежчикам, поэтому только стиснул зубы, когда Маргрейс подошел ближе и небрежно, неуловимым движением сдернул с головы пленника легкий конический шлем, обнажая светловолосую макушку:
- Какие у нас, оказывается, гости, - речь еврейского торговца текла приторной патокой, - прекрасный вечер, не так ли, капитан фон Ронсенберг?
У Баша так стучало в ушах, что он не расслышал сдавленный вздох командира храмовников.
***
Первый порыв – подскочить, ударить со всей дури, в кровь разбивая такое знакомое лицо – сдержать было не сложно. Сложнее оказалось не выдать себя, не потерять контроль. Успокоить своих людей, которые с радостью расправились бы с пленником. Отдать приказ ровным голосом:
- Этих – связать.
Отвернуться. Всего-то навсего – отвернуться. Заняться чем-нибудь более насущным, чтобы не было необходимости смотреть в лицо своему прошлому. Кстати…
- Как Дрейс? – Магистр Габрант отошел в другой конец комнаты, где один из тамплиеров склонился над раненым.
- Жить будет, на большее я бы не рассчитывал, - рыцарь деловито стягивал с парня кольчугу. Ноа позволил себе еще раз взглянуть в сторону Баша и сам удивился своей вспышке. Ему казалось, что он все это уже пережил и забыл давным-давно, и вообще разучился испытывать сильные эмоции. Оказалось, не все так просто. Вспомнилась чья-то фраза: «Когда человек слишком далеко, он все равно что умер», - но вот перед ним стоит его брат, когда-то бросивший семью и родину ради призрачных тайн Святой Земли. Оставивший их… Габрант скрипнул зубами. Он не хотел вспоминать, но перед глазами сами собой всплывали картины…
…как полыхали соломенные крыши деревенских домов, и заполошно метались куры, а люди не знали, то ли спасать свое добро, то ли спасаться самим, и как скулила и била лапами раненая собачонка…
…как уезжал отец, и влажная красная глина комьями летела из-под копыт, и серый туман стоял над замком, а мать прижимала носовой платок к сухим глазам…
…как пришли рыцари в белых плащах; след от сапога, наполняющийся дождевой водой маячит перед самым носом, боль в заломленной руке и одуряющее ощущение собственного бессилия – храмовники даже слушать не хотели, что граф фон Ронсенберг отправился просить покровительства у папского престола. Они просто пришли забрать долг. Не больше, и не меньше…
«Хватит!» - он не был уверен в том, что не произнес это вслух, во всяком случае, Маргрейс на него пялился с веселым любопытством. Ноа наконец сообразил разжать кулаки и повернулся к еврейскому торговцу.
- Нам нужно поговорить, - начал он, но его прервало восклицание рыцаря, занимавшегося раненым:
- Матерь Божья!!!
Габрант в два шага очутился рядом, опустился на колени и тут же понял, что так изумило его подчиненного. Вэйн мог бы им гордиться – выругался магистр хоть и на редкость заковыристо, но по-гречески, так что богохульство в присутствии младших чинов к его и без того немалому списку грехов не прибавилось. Теоретически.
Меньше всего на свете ему хотелось разбираться, как эта сумасшедшая девка очутилась в армии и умудрилась так долго скрывать свою тайну – потому что ответ напрашивался сам собой. Кто-то знал. Знал и помогал хранить секрет. Кто-то, облеченный достаточной властью, чтобы уберечь женщину среди рыцарской вольницы. Утешало только одно.
- Рана не такая уж и серьезная, - озвучил его мысли рыцарь. Дрейс спас дополнительный слой одежды под кольчугой, и, несмотря ни на что, Габрант не мог не радоваться этому.
«Слишком много осложнений, - подумал он, поднимаясь, - слишком много осложнений для одной простой и тихой операции». Случайная стычка с сарацинами, предательство среди защитников города, Баш, Дрейс… Магистр поморщился и снова обернулся к Маргрейсу, бросив через плечо:
- Позаботьтесь о нем… о ней.
Аль-Сид в расслабленной позе прислонился к стене, поигрывая кистями кушака, подпоясывающего какой-то невообразимый наряд, и изображал вселенскую скуку.
- Уважаемый магистр Ордена не хочет ничего предпринять, - торговец сделал тщательно выверенную паузу, - в отношении командира вражеской армии, попавшего к нему в плен?
Он томно качнул головой в сторону Баша. Баш незамедлительно ощерился в ответ, хотя наверняка не мог слышать, о чем идет речь – из чего Ноа сделал вывод, что эти двое достаточно хорошо знают друг друга, и вряд ли их отношения можно назвать приятельскими.
- Уважаемый магистр Ордена хочет вывести своих людей из этой дыры и вернуться к своим непосредственным обязанностям, - буркнул он.
- А не уступите ли вы в таком случае мне своего пленника? – Аль-Сид по-бабьи накрутил на палец темную прядь. Габрант решил, что над ним просто издеваются.
- А на что он вам?
- Продам гашишиинам.
Наверное, что-то отразилось все же на его лице, потому что Маргрейс побледнел, слегка отстранился и примиряюще поднял руки:
- Шучу, шучу… Я понимаю, государь мой, военнопленные – законная ваша добыча. А теперь, позвольте, я подготовлю все к вашему отбытию.
«Скользкий, как угорь», - постановил Габрант, прислоняясь затылком к прохладной каменной стене, когда торговец, наконец, ретировался. Голова уже начинала раскалываться от обилия информации, а они ни на йоту не приблизились к безопасному возвращению домой. В углу всхлипывал…а так и не пришедшая в сознание Дрейс, негромко переговаривались тамплиеры, в отдалении слышался невнятный шум, но сейчас все, что им оставалось - ждать.
***
«Ненавижу, тварь, гад, убил бы, кого же ты купил, сволочь, ведь никто из моих людей не пошел бы на это…» - Баш несколько раз глубоко вдохнул, чтобы хоть как-то унять галопирующие мысли. Мимолетное облегчение от того, что никто не собирается убивать его прямо сейчас (видимо, за последние двадцать лет нравы у крестоносцев слегка изменились), сменилось жгучей ненавистью. Капитан даже пожалел командира храмовников – было заметно, что Маргрейс по обыкновению впаривает ему от мертвого осла уши. Как бы Баш не относился к христианским рыцарям, все они говорили на понятном ему языке – стали и силы. Сарацинские воины при дворе в Иерусалиме считали, что уважать врага – первый долг солдата. Фон Ронсенберг готов был уважать врага, который вступает в честную схватку – но только не того, который покупает победу ценой предательства. Аль-Сид скрылся в глубине дома, и Баш облегченно выдохнул – исчезла сумасшедшая потребность порвать стягивающий запястья кожаный ремешок и придушить мерзавца собственными руками. Зато вернулось тупое грызущее беспокойство – за всех, кто остался в городе. Раслер. Азелас. Каждый воин на стенах и каждый горожанин, в панике спасающийся от норманнских мечей. Черт, даже расфуфыренный Абу Али и еврейская община Маргрейса – судьба каждого из них сейчас зависела от бессмысленной цепочки случайностей и от воли одного человека. Того, кто отправил сюда этот отряд храмовников – кстати, зачем? Для атаки с тыла их слишком мало, к тому же предательство наверняка было спланировано заранее. Шум снаружи нарастал – видимо, беженцы пробирались через соседние кварталы. Скоро за ними покатится другая волна. И шум будет совсем другой. Отнюдь не все войско Солидора состояло из храмовников, а это значит, что этой ночью город окажется отданным на милость мародерам. Баш поморщился – думать о том, что происходит за стенами гетто, не хотелось.
Вернулся Маргрейс, торопливо переговорил с командиром тамплиеров, и рыцари засобирались – раненого уложили на самодельные носилки, пленников тычками в спину согнали в центр комнаты и построили гуськом, связав их между собой веревкой. Все веселее и веселее, и в одиночку не сбежишь. Их уже тащили к выходу, но Баша на сегодняшний день ждало еще одно потрясение – он впервые встретился взглядом с магистром Ордена. И не смотря на грязь, пыль и усталость, несмотря на годы и святую уверенность, что этот человек мертв, капитан узнал его так же безошибочно, как чувствовал, например, время суток, или биение пульса, или летящую в его направлении вражескую стрелу. Все те же глаза. Многое изменилось, только не этот взгляд, и в ту же секунду, когда на Баша снизошло озарение, он понял, что Ноа знает, что он знает.
Он молчал, пока его выводили во двор. Молчал, когда невысокий юноша из гетто вел их какими-то извилистыми переходами к крепостной стене.
Потому что чертовски сложно придумать, что бы такого умного сказать брату, которого ты двадцать лет считал убитым, и который при этом воюет на стороне твоего врага.

Глава четвертая, в которой появляются новые лица

Верный подход –
Одно предательство
Конечно, не в счет…
Одно предательство
Для знатных господ
Не грех…
(с) «Жанна»

В сущности, ничего и не должно было получится. Более того, если бы они все-таки выбрались из города незамеченными – это было бы чудом. Увы, Святая Земля скупа на чудеса, - во всяком случае, так думал магистр Габрант, когда у самой стены их окружили две дюжины фигур в светлых балахонах и с замотанными лицами. Недвусмысленно обнаженные мечи уверенности в благополучном исходе не добавляли. Мальчик-проводник куда-то делся, и пока он прикидывал, смогут ли они прорваться (смогут, конечно, но потери… и в любом случае город скоро будет в руках норманнов), сквозь кольцо молчащих людей с мечами прошел Маргрейс – все так же лениво накручивающий на палец прядь волос.
- Прошу прощения, магистр, но вы не вняли голосу разума. А значит, мне придется убеждать вас по-другому. Сдайте оружие и прикажите вашим людям сделать то же самое.
Ноа недолго колебался. Безусловно, его люди одержат верх над любым противником, но… Фон Ронсенберг гордился тем, что с тех пор, как его посвятили в магистры и доверили командовать отрядом, он потерял не больше десятка подчиненных. Он знал кое-что, чего не понимали другие магистры – ни один восторженный юноша, прибывший с материка на смену павшим, не сможет сравниться с ветераном кампании, пускай даже этот ветеран познал на своем веку горечь плена.
Меч глухо звякнул о мостовую, и Ноа сдержал невеселую улыбку – это уже становилось доброй традицией. Отряд последовал примеру своего командира, а Баш как-то неуверенно шагнул вперед и протянул Маргрейсу связанные руки.
Торговец проигнорировал этот жест и подошел к Габранту. Судя по выражению лица Баша, примерно этого он и ожидал. Аль-Сид кокетливо склонил голову набок.
- Мудрое решение, друг мой. Похоже, слухи не врут – не зря вас называют самым осторожным из военачальников Ордена. А теперь прошу за мной.
И они снова двинулись извилистыми закоулками гетто, удаляясь от спасительной стены. Ну, хотя бы, им не связали руки, а сарацин так и не развязали. Правда, на этом плюсы заканчивались. Город как-то подозрительно затих, как будто и обе армии, и бегущих жителей накрыло толстым ватным одеялом. Только рушились объятые пламенем здания да летели в ночное небо яркие искры, соперничая с далекими звездами.
Их разделили на небольшие группы, каждую из которых увели молчаливые воины в халатах цвета песка. Ноа шел вместе с Маргрейсом, двумя тамплиерами, несущими носилки с раненой, и эскортом из четырех человек. Еще Аль-Сид прихватил с собой Баша, несмотря на некоторое сопротивление последнего.
- Что будет с моими людьми? - голос Габранта звучал, как всегда, бесстрастно. Еще не хватало показывать этому жиду свои эмоции.
- Не волнуйтесь, государь магистр, - торговец как будто невзначай дернул веревку, на которой вел пленника. Баш одарил его выразительным взглядом, и Аль-Сид продолжил, как ни в чем не бывало:
- Разумеется, мы отпустим благородных рыцарей, дабы они и дальше смогли творить подвиги во имя Христово. Скажем так, мы просто предпринимаем меры предосторожности, чтобы удостоверится, что Вэйн Солидор выполнит свои обещания.
- То есть, берете нас в заложники?
- Если вы настаиваете на столь суровой формулировке… - Маргрейс остановился у неприметной двери и сделал приглашающий жест, - прошу вас… Так вот, я бы назвал вас скорее гарантией безопасности моего народа. Располагайтесь, магистр, и вы, господа.
Комната, в которую их привели, была освещена только лунным светом, расчерчивающим земляной пол на квадраты – небольшое окошко было зарешечено. Пара лавок вдоль стен, ведро и основательная дверь, обитая железными полосами, отметали всякие сомнения в предназначении помещения.
Рыцари осторожно опустили Дрейс на одну из лавок. Аль-Сид церемонно качнул головой:
- Я умоляю вас простить эту задержку, но пока вам придется подождать здесь. Позвольте откланяться.
Поворот ключа в замке отдался в висках очередной волной боли. Баш с чувством пнул дверь, закрывшуюся за торговцем, и опустился на пол камеры, подтянув колени к груди и опустив на них подбородок. Габрант невольно позавидовал спокойствию брата, но потом сообразил, что у него, наверное, сейчас такое же, ничего не выражающее лицо. Дрейс пока вроде держалась, один из тамплиеров остался подле нее, второй мерил шагами комнату, старательно обходя сидящего на полу пленника.
Как бы Ноа не хотелось последовать его примеру, он просто молча присел на нары, пытаясь прикинуть, что происходит в городе.
***
Баш развлекался тем, что сопоставлял плюсы и минусы – что лучше, оказаться пленником тамплиеров или людей Маргрейса. Итак, итак выходило не очень удачно. В идеале, крепость могла бы еще стоять, и он должен был быть на стенах, рядом с Восслером, рядом со всеми остальными…
Так нет же, сначала его тащит за собой отряд храмовников, возглавляемый давно умершим братом («Молодец, формулировка просто отличная!» - ядовито прокомментировал внутренний голос), потом оказывается, что еврейская община играет какую-то свою партию, и город вроде как сдан – только кому именно? И что сейчас происходит снаружи? Похоже, так просто ответы на эти вопросы не найти.
- Что, ваш приятель Маргрейс решил смухлевать? – каким же хриплым и незнакомым кажется его собственный голос. Баш не обращался ни к кому конкретно, но оба рыцаря тут же посмотрели на магистра, так что беседу, видимо, придется вести с ним.
Ноа скользнул взглядом по его по-прежнему связанным рукам, но, видимо, ему тоже не хотелось поднимать семейные проблемы, поэтому он ограничился равнодушным:
- Насколько я помню, изначально он был на стороне мусульман. Так что мне ли говорить о предательстве.
Тушé.
Баш стоически выдавил дружелюбную улыбку.
- Послушайте, сейчас мы все на одной стороне?
- Неужели?
Да будь он проклят со своей безупречной вежливостью и равнодушной маской!
- Ну, я думал, это заметно, - капитан красноречиво обвел взглядом камеру. На лице Ноа не дрогнул ни один мускул, и Баш тяжело вздохнул.
- Ладно, не важно, - он потер переносицу, - я только хотел сказать, что я кое-что смыслю в оказании первой помощи. Не обижайтесь, но восточная медицина отличается от того, что принято в Ордене. Ваш парень ранен, я могу помочь.
Магистр несколько мгновений смотрел ему в глаза, не отрываясь и не моргая, и Башу показалось, что эти секунды растягиваются в столетия.
Он не знал ответов на вопросы, которые читались во взгляде брата.
Почему ты сбежал из дома?
Почему бросил семью?
Почему оставил меня?
Почему так и не попытался отыскать?
Он тоже о многом мог бы спросить, пожалуй.
Мог, но не хотел.
Баш опустил глаза, и напряжение рассеялось, как мираж в аравийской пустыне. Он снова просто был в каморке с зарешеченными окнами, где-то в гетто, вместе с несколькими грязными, измученными, отчаявшимися людьми, не зная, что его ждет.
Ноа устало кивнул и махнул рукой одному из подчиненных. Храмовник споро развязал ремень, и Баш встал, потирая покрасневшие запястья. Пожалуй, к списку плюсов можно было добавить еще один.
Он подошел к раненому, тамплиер молча маячил за его плечом, отбивая всякое желание заниматься самодеятельностью. Впрочем, он и правда не солгал насчет навыков медика. Годы, проведенные в Иерусалиме, среди мусульман, научили его ценить труды восточных ученых и их знания об устройстве человеческого организма. По крайней мере, он мог гораздо более эффективно сделать перевязку – только сначала пришлось ловить собственную челюсть при виде пациента. Баш украдкой взглянул на брата. Ноа по прежнему был бесстрастен, но капитану показалось, что он видит насмешку в глубине серых глаз.
Недовольно тряхнув спутанной светлой копной волос, фон Ронсенберг споро распустил пропитавшиеся кровью бинты и сделал новую повязку, стараясь только пережать поврежденные сосуды, но не останавливать кровообращение. «В любом случае, вреда от этого не будет», - подумал он, заканчивая работу. Девушка лежала неподвижно, бледный лоб покрывала испарина, но, насколько мог судить Баш, серьезной опасности для ее жизни уже не было. Если, конечно, в скором времени она попадет в госпиталь и в руки настоящего медика.
- Война – не женское дело, - буркнул он, снова укрывая раненую плащом из грубой шерсти.
- Я бы не позволил ей участвовать в этом, если бы знал, - голос Ноа прозвучал неожиданно близко. Капитан обернулся, чуть было не нос к носу столкнувшись с беззвучно подошедшим братом. Сколько времени храмовник простоял там, наблюдая за его работой? Баш вытер руки об и без того грязные штаны, раздумывая над ответом, но магистр уже отошел в другой угол камеры, застыл каменным изваянием под зарешеченным окном, лунные лучи серебрили его короткие волосы.
Капитан открыл было рот, чтобы сказать что-то… и промолчал.
Действительно, вряд ли рыцарей Ордена волновало его персональное мнение.
Его невеселые размышления прервал пронзительный скрежет. На пороге комнаты стоял один из тех людей, что взяли их в плен у городской стены – свободная одежда неприметного пыльного цвета, небрежно накрученная чалма, конец которой закрывает нижнюю часть лица, легкая сабля и пара кинжалов заткнуты за широкий кушак. Незнакомец оглядел камеру и произнес:
- Ну и кто из вас фон Ронсенберг?
***
Забавный вопрос…
Братья переглянулись, и Ноа слегка приподнял брови, когда Баш шагнул вперед и объявил:
- Это я.
Человек в светлой одежде хмыкнул и шагнул в камеру. Габрант отметил кошачью грацию движений и бесшумные мягкие шаги. Незнакомец обошел Баша кругом, откровенно рассматривая, потом зачем-то подошел к Дрейс, потрогал ее лоб. Все это время дверь в камеру оставалась открытой, и магистр только начал примериваться, как бы поудачнее воспользоваться моментом, когда их незваный гость снова заговорил – на сей раз быстро, тихо, и без малейшего акцента:
- А теперь все слушайте меня очень внимательно, потому что повторять два раза я не собираюсь. Первое – я на вашей стороне. Второе. Маргрейсу не выгодно держать у себя весь отряд, ему нужны вы двое, - палец в кожаной перчатке уперся поочередно в грудь каждого из братьев. – Вы занимаете ключевые позиции в своих армиях, и лишись Аль-Сид вас – крыть ему будет нечем. Поэтому уважаемый государь магистр и не менее уважаемый капитан сейчас молча и быстро пойдут со мной, а все остальные останутся здесь. Маргрейс побесится и скоро всех отпустит, но такую крупную рыбу он наверняка попытается сторговать повыгоднее.
Ноа нахмурился, уловив в обманчиво мягком голосе насмешку, и скорее почувствовал, чем увидел, как его брат сделал то же самое.
- Я не оставлю своих людей, - в голосе магистра звучала непоколебимая уверенность, и Баш отстал от него на какую-то долю секунды:
- Я не собираюсь быть разменной монетой в чьей-то игре.
- Я сказал, молча. И быстро. Какое из двух слов вам непонятно? – неожиданный спаситель почти шипел, его глаза яростно сверкали. – Иначе вас ждет «гостеприимство» Маргрейса.
Близнецы хранили упрямое молчание, но Габрант заметил, как напряглись плечи Баша при упоминании Аль-Сида. Незнакомец тем временем резко подытожил:
- Надеюсь, вы понимаете, что отказом совершаете предательство по отношению к своим сюзеренам, с которыми будут торговаться за ваши жизни. Оба.
Как ни странно, нелепая мысль, что он доставит Вэйну огорчение известием о своем пленении, подействовала лучше любых уговоров. В глазах обернувшегося брата Ноа прочитал ответ на невысказанный вопрос и шагнул вперед, вставая рядом с ним:
- Мы согласны.
Он обернулся к рыцарям. Те почтительно ждали окончания диалога, безропотно готовясь принять любое решение. В горле внезапно появился комок, и магистр неловко улыбнулся краешком губ.
- Присмотрите за Дрейс, и берегите себя.
Они могли бы привести сотню аргументов, почему ему не стоит идти непонятно куда с незнамо кем, но оба только кивнули и приложили ладони к сердцу – как будто он не бросал их посредине битвы…
Это глупо – нельзя смириться с предательством. А ты делаешь именно это – оставляешь их позади.
- Поторопитесь, - песочного цвета халат уже был за дверью, и Ноа не оставалось ничего другого, кроме как последовать за братом.
***
Разумеется, вовсе не дурацкое предположение, что он как-то подведет султана, заставило Баша последовать за незнакомцем. Он сомневался, что его брат отметил все те мелочи, которые сразу бросились ему в глаза. Например, особым образом завязанный пояс, или край металлического браслета, выглядывающий из широкого рукава, или перчатки – аксессуар, который на Востоке носят в основном женщины. Для Баша все было так очевидно, что их посетитель с тем успехом мог носить поперек халата перевязь с вышитой надписью «ассасин». Этот человек был убийцей, и то, как его пальцы касались рукоятей метательных ножей, не оставляло сомнений – если они откажутся идти с ним, последствия будут весьма печальны. Причем, скорее всего – печальны для раненой девушки и оставшихся двух рыцарей – если допустить, что братья требуются Горному Старцу живыми и хотя бы относительно невредимыми. Конечно, возражение все же успело сорваться с его губ, прежде чем он прикусил язык, но Баш почувствовал огромное облегчение, когда Ноа согласился. Чего ему было абсолютно не нужно – так это гибель непричастных людей («Уже и храмовников жалеешь?» - интересно, почему его внутренний голос так похож на Восслера?). По крайней мере, он мог порадоваться, что ему не пришлось принимать такое же решение, как брату. Оставить своих подчиненных в руках Маргрейса… Что ж, его подобного выбора лишили.
Убийца провел их пустыми коридорами, по дороге перемолвившись парой слов с человеком в такой же одежде, сторожившим камеру. Баш нахмурился – что-то в этой головоломке не сходилось. Например, какую сторону имел в виду их «спаситель», если вспомнить на минуточку, что Ронсенберги сражаются под разными знаменами? И что делают ассасины в гетто? С мрачной радостью он подумал, что на этот раз Аль-Сид, кажется, заключил невыгодную сделку.
Их привели в очередную крохотную каморку, и незнакомец швырнул братьям песочного цвета халаты.
- Переодевайтесь!
К счастью, после недолгого колебания Ноа все же не стал спорить, что же касается Баша, то он безропотно скинул кольчугу и пропыленные, пропахшие потом и кровью тряпки, и натянул удобную одежду – широкие шальвары, тунику и халат, дополнив наряд тюрбаном и мягкими туфлями. Оружия им, конечно, не дали, но ассасин усмехнулся, увидев, что Баш завязал пояс таким же узлом, как у него. Во всяком случае, капитан фон Ронсенберг решил считать сощуренные глаза и неопределенное хмыканье усмешкой. Ноа тем временем сражался с неудобным головным убором, поминая сквозь зубы Богоматерь и всех святых.
- Я помогу, - в комнату шагнул еще один… одна из ассасинов. Длинные белые волосы выбивались из-под чалмы, смуглая кожа вокруг глаз была украшена затейливым узором – то ли татуировкой, то ли макияжем, но внушительный набор кинжалов на поясе и лук в половину человеческого роста на плече говорили о том, что эта женщина не менее опасна, чем приведший их сюда мужчина.
Баш видел, как дрогнул мускул на щеке Ноа, но тамплиер молча склонил голову, позволяя изящным рукам в тонких перчатках намотать на голову небеленое полотно.
- Быстрее, Фран, - прошипел выглядывавший в коридор ассасин, - сейчас начнется.
«Что начнется?» - хотел было спросить Баш, но лучница по имени Фран подтолкнула его в дверям, и они с братом поспешили за своими нежданными союзниками.
Впрочем, он скоро получил ответ на свой вопрос.

Часть вторая
Часть третья
Часть последняя