Йа не тормоз)))))

[quistis]

Аззи, дорогая! Я хоть с опозданием (косится на часы), но все же поздравляю тебя с днем рождения)))
Ты замечательная, я очень-очень тебя люблю

Под катом, как водится, подарок

Как водится, мысль завезла меня совсем не туда, и в результате я написала тебе джен. Совсем-совсем джен, даже без намеков на пэйринг. Зато местами флаффный и про настоящую дружбу. И еще он какбэ сайд-стори к "Дуэту для свечи и стали", во всяком случае я старалась вписать его в ту вселенную. И оно небечено... эх... Итак, praemonitus praemunitus, приступим.

Бег с препятствиями

Автор: Мейрит aka Quistis Trepe
Фэндом: Final Fantasy XII
Пэйринг: если склонить голову набок и прищуриться, то можно будет увидеть БашеВосслеров при большом желании.
Рейтинг: PG-13 за одно вполне цензурное ругательство
Дисклеймер: персонажи и вселенная принадлежат Square Enix, знаковая фраза принадлежит сценаристам фильма "Касабланка", концепция приквела под кодовым названием ДСС принадлежит аффтару

Еще не сорваны погоны, и не расстреляны полки
Еще не красным, а зеленым восходит поле у реки…
Им лет не много, и не мало, но их судьба предрешена;
Они еще не генералы, и не проиграна война.
(с) Зоя Ященко

- Ужин готов! – мама стояла на пороге, вытирая влажные руки о передник, и улыбалась. Хозяйке огромного замка не часто приходилось кухарить, но сегодня их домоправительница отправилась в деревню – принимать роды у какой-то дальней родственницы – и Сильвия фон Ронсенберг сама взялась за кастрюльки и сковородки. А это означало, что их ждет мирный и удивительно домашний вечер в кругу семьи, и отец, наконец, будет снова улыбаться, а мама – преувеличенно громко звякать посудой и сетовать на то, как ей не хватает дочки ("Вот была бы помощница, не то, что эти два сорванца!").
Близнецы побросали все дела и бросились к крыльцу – как всегда, наперегонки. Это получалось уже неосознанно – Баш машинально превращал любое занятие в маленькое соревнование для них двоих, а Ноа старался не отставать от брата.
На этот раз первым добежал мелкий, ткнулся носом в мамину юбку, обхватил руками – как будто вечность ее не видел, а не пару часов. Баш степенно, со всем достоинством, как и полагается шестилетнему рыцарю, подошел следом, но не выдержал, и тоже потянулся за лаской. С кухни пахло уютом, мылом и свежевыпеченным хлебом, и все вокруг было таким родным и знакомым, что он не сразу заметил неестественную тишину, сопровождавшую эту мирную картину. И только когда к домашнему теплу примешался запах гари и нестерпимый жар дохнул ему в лицо, опаляя брови и ресницы, он понял: что-то не так. Плавились каменные стены замка, с глухим хлопком вылетели все окна на верхних этажах – а их по-прежнему окутывала тишина, только в ушах шумело, как будто он находился под водой.
Мама обняла Ноа, защищая его своим телом, ее бледные губы шевелились, но он не мог разобрать ни звука.
- Проснись! Да проснись же! Баш!
Голос продирался сквозь липкую дремоту, бился на краю сознания, не в силах разогнать навязчивые образы. Привычный кошмар тек своим чередом, и не думая прерываться от постороннего вмешательства. Камень оплывал, как стекло, и мама с Ноа тоже стали будто стеклянными, Баш бросился вперед, задыхаясь от дыма, но как только он коснулся истончившихся, искаженных фигур – они разлетелись на миллионы сверкающих осколков. Забитое пеплом горло нестерпимо драло, но Баш застыл, не в силах сдвинуться с места, давясь кашлем со слезами пополам. Вокруг него рушился его привычный мир, и сквозь шум в ушах эхом звучал голос мамы: "Позаботься о Ноа!"
Он рухнул на колени, бессильно шаря руками по засыпанному стеклянным крошевом полу, и только тогда смог – не закричать даже – завыть, как раненый зверь.
Звонкая оплеуха вырвала его из кошмара. Баш сел, очумело тряся головой – в ушах все еще отдавался его собственный вопль.
- Кадет Ронсенберг, твою налево, - процедил голос их капитана. – Так вот кто мне весь лагерь тут будит!
Баш нервно огляделся. Он почему-то сидел на полу казармы, прямо перед ним присел на корточки один из солдат – Азелас, кажется, припомнил он. Капитан гневным призраком возвышался в дверях, всем своим видом демонстрируя, что сейчас кто-то огребет.
- Капитан, прошу вас, - чернявый Азелас (да, точно, именно так его зовут) легко поднялся на ноги, развел руками, - в этом есть и моя вина. Я должен был разбудить его, когда он только на пол с койки свалился. А потом, наверное, слишком сильно ударил, чтобы проснулся – вот он и заорал.
- Тогда проследи, чтобы этого не повторилось, - рявкнул капитан, - а тебе, Ронсенберг, надо показаться врачу, раз ты у нас такой нервный.
Он тяжело развернулся и хлопнул дверь, погрузив казарму во тьму. С соседних коек раздались смешки.
- Молодец, Восслер, вляпался так вляпался, - сказал кто-то. – Быть тебе теперь нянькой этому сопляку.
- Заткнулся бы ты, Тревор, - беззлобно огрызнулся Азелас, зажигая керосиновую лампу.
Баш почувствовал, что неудержимо краснеет.
- Извините, - буркнул он, ни к кому в особенности не обращаясь, и полез обратно на свою койку.
- Не дрейфь, парень, - этого солдата звали Далан, и он был уже очень старым – целых сорок лет! – но по-прежнему ходил в рядовых. Поговаривали, что сам генерал предлагал ему офицерское звание, но Далан отказался, сказав, что не может бросить своих "детишек". Среди их отряда Далан единственный безоговорочно и сразу признал Баша за своего, обойдясь без разбитых носов и прочих способов самоутверждения, и юноша был ему за это признателен.
Азелас с ногами забрался на свою койку.
- Ну? – спросил он.
- Что ну? – мгновенно ощетинился Баш. Как ни противно ему было об этом думать, но назревал очередной конфликт – Азелас взял на себя его вину, и теперь явно ждал проявления признательности. Баш почувствовал, как саднят еще не зажившие с предыдущей драки костяшки пальцев, и разжал кулаки.
- Ты же явно не девица на выданье, чтобы так орать от обычного кошмара? – Азелас смерил его мрачным взглядом. – Может расскажешь, какая муха тебя укусила?
- Не твое дело! – рявкнул Баш, и улегся, отворачиваясь к стене. Он не собирался делиться с этими людьми своим прошлым – они для него никто и ничто. Всего лишь ступеньки на пути к основной цели.
Добраться до Аркадии.
И умереть.
***
Утром он вяло ковырялся вилкой в совершенно несъедобном вареве, пытаясь отыскать там хоть кусочек мяса, когда до него долетел обрывок разговора:
- …продолжают бомбить это княжество!
- Да уж, хорошо, что Аркадия от нас так далеко. Нам бы с розаррийцами разобраться, страшно подумать, что бы было, если бы эти тоже на нас поперли…
- Ха, да у них наверное Далмаска на картах не отмечена, вот они и не знают, что мы есть!
Баш с изумлением посмотрел на обломки алюминиевой вилки в руках. Ночью он почти совсем не спал, голова раскалывалась, и усевшийся напротив Азелас поднятию настроения тем более не способствовал.
- Чего тебе? – буркнул кадет Ронсенберг, безуспешно пытаясь выловить гущу из тарелки при помощи пострадавшего столового прибора.
- Решил составить тебе компанию, - сверкнул белозубой улыбкой непрошеный собеседник. – А то прохожу мимо, смотрю – сидит тут, понимаешь, нахохлился как воробушек, и явно скучает.
- Ничего подобного, - Баш не знал, на что именно обидеться – на "воробушка", предложение или развязный тон.
Азелас прищурился, как перед выстрелом, и шутливо ткнул Баша пальцем в плечо.
- Цель поражена! Нет, пожалуй, на воробушка ты и впрямь не похож, а вот на чокобо – очень даже.
Баш машинально пригладил белобрысые вихры, недружелюбно буравя взглядом товарища по оружию.
- У меня на лбу написано, что я шагу без твоей заботы не ступлю? – поинтересовался он, чувствуя прилив бесшабашного злого веселья. Пускай его ждет уже ставший привычным наряд на чистку выгребной ямы, или еще что похуже – он сотрет эту наглую ухмылку с лица Азеласа. Капитан их отряда никак не мог взять в толк, почему Баш не перестает драться с товарищами, несмотря на суровые наказания; Баш не понимал, как это можно – не драться? Раз за разом он доказывал этим неплохим, в сущности, ребятам, свое право сильного – право зубоскалить вместе с ними, бегать вместе со стаей. Они принимали его только после того, как он разбивал одному из них лицо в кровь? – что ж, так тому и быть. Сейчас явно очередь этого красавчика. Баш с напускной дружелюбностью оскалился и пихнул Азеласа кулаком в плечо.
- Если ты об этом самом, то учти, - он растянул рот еще шире, демонстрируя ровные белые зубы, - в жопу даю только по большим праздникам и за существенное вознаграждение.
Расчет был верен – любой из этих озабоченных молодых жеребцов мгновенно вставал на дыбы и начинал бить копытом, стоило только намекнуть на возможность гомосексуальной связи; прежнему Башу и в голову бы такое не пришло, а сейчас он пользовался своим знанием с завидным цинизмом. Восслер пошел такими дивными малиновыми пятнами, что Баш даже залюбовался и пропустил мимо ушей конкретную формулировку стандартного "выйдем во двор, разберемся". Он скучающе зевнул, отложил обломок вилки и поднялся, разминая пальцы. День обещал быть интересным.
***
Он не ошибся насчет интересного дня, а вот насчет всего остального… Первым делом юноша понял, что серьезно недооценил противника – Азелас дрался не хуже него. До этого им как-то не приходилось устраивать спарринг, и теперь они битые полчаса гоняли друг друга по площадке на заднем дворе военного лагеря, поднимая клубы пыли и обмениваясь молниеносными ударами. Оба тяжело дышали, у Восслера стремительно заплывал левый глаз, Баш уже выплюнул вместе с кровью один из передних зубов, но прекращать драку никто из них и не думал. Вокруг потихоньку собирались зрители, единодушно болевшие за Азеласа, что было неудивительно: приблудный задиристый петушок со светлым чубом слишком многим успел потоптаться по больным мозолям. Естественно, все свободные от нарядов и караула солдаты сбежались посмотреть, как Восслер будет вышибать дух из "этого Ронсенберга".
Кажется, кто-то уже делал ставки – Баш не обращал внимания на окружающих. Мир для него сузился до пятачка вытоптанной земли, на котором они кружили, кажется, уже целую вечность, не решаясь возобновить потасовку. Они слишком устали, и теперь любая ошибка могла принести противнику победу в поединке; но ни один из двоих не желал уступать. Баш не знал, что двигало Азеласом, - в его случае все было просто. Страх, отчаянье и одиночество проще всего стряхнуть в хорошей драке - они сами осыпаются с твоей шкуры, стоит только начать бить наверняка. Здоровая порция адреналина в крови – и можно надеяться хоть одну ночь провести без кошмаров.
Он был легче и проворнее, и на его счастье во дворе не было такого угла, куда его мог бы загнать более массивный противник. Случись им сойтись в поединке на мечах, Баш не был бы уверен в своей победе, но в рукопашной он не знал себе равных – все благодаря последним месяцам, которые научили его драться грязно и зло, с эффективностью загнанной в угол крысы, способной в безвыходной ситуации загрызть даже терьера.
Поэтому кадет Ронсенберг легко увернулся от очередного захвата, – попади он в объятия к Азеласу, переломанные ребра ему бы были обеспечены, – и ловко пнул противника под коленку, а когда тот пошатнулся, добавил от души сцепленными замком руками. Любой рефери, глядя на эту сцену, тут же объявил бы нокдаун: Восслер тяжело пошатнулся и рухнул на пыльную землю. Затаившие дыхание зрители не спешили разражаться одобрительными воплями, но Баша не интересовало их мнение. Все, что ему было нужно – добрести до умывальника как минимум. Как максимум – до цирюльника – еще один зуб опасно шатался, неприятно задевая язык.
Однако спокойно покинуть поле боя ему не дали. Из толпы зрителей выступил здоровенный бангаа - Баш не помнил его имени, - и ткнул победителя пальцем в грудь.
- Нечестная драка, - рыкнул он, демонстративно поигрывая мускулами. – Ты выставил моего друга дураком, теперь моя очередь.
- Что, тебя тоже надо выставить дураком? – ляпнул Баш, постфактум проклиная свой длинный язык.
Бангаа не удостоил его ответом, вместо этого коротко двинув сжатой в кулак когтистой лапой прямо по лицу. "Ну хоть один плюс, - думал Баш, отлетая назад и с трудом притормаживая об очередного товарища по оружию, - проблемы с зубом больше нет – этот милый гуманоид удалил его не хуже цирюльника". Он выпрямился, утирая кровь с разбитых губ, и, чуть шепелявя, нахально осведомился:
- Это такой способ справиться с комплексами и убедить окружающих, что ты вовсе не белый и пушистый, или ты просто решил познакомиться поближе?
Бангаа взревел и замахнулся с целью продолжить начатое. Вокруг них мгновенно образовалось пустое пространство, но зрители не спешили расходиться, предвкушая вторую часть увлекательного зрелища. Баш с тоской подумал, что если когда-нибудь ему и должно было перестать везти, то сегодня определенно подходящий день. Этот ящер был ему не по зубам – в буквальном смысле. Крыса может огрызаться в надежде победить кота или терьера, но ей никогда не выжить в схватке с тираннозавром. Вопрос уже был в том, чтобы выйти из драки с минимальными повреждениями, и Баш даже не пытался отвечать на короткие быстрые выпады бангаа, стараясь только перегруппироваться перед каждой новой атакой. Пока ему это удавалось, но надолго ли…
В очередной раз лишь чудом избежав столкновения с твердокаменным кулаком, он отшатнулся назад, и понял – это конец. Спина соприкоснулась с шершавым камнем стены, а значит, отступать больше некуда. Баш ощерился разбитым ртом, приготовившись к финальному акту драмы. В голове мелькнула дурацкая мысль, что врачу показаться все же придется – но совсем не по тому поводу, который назвал прошлой ночью их капитан. Каково же было его изумление, когда на плечо ящера легла тяжелая ладонь.
- Это не твоя драка, - спокойно, по складам сказал вовремя решивший присоединиться к веселью Азелас.
"Сейчас добьет и будет героем", - отстраненно подумал Баш, с отсутствием интереса наблюдая за происходящим. Больше всего его волновала резкая колющая боль в груди, намекающая как минимум на одно треснувшее ребро.
Поэтому он даже не понял, с чего это вдруг бангаа отмахнулся от советчика, и почему весь как-то подобравшийся Восслер коротко бьет ящера в челюсть.
***
Лазарет был темен и тих. Азелас, чертыхаясь, шарил по полкам в поисках лечебных зелий, сгрузив Баша на ближайшую койку. Кадет Ронсенберг внимательнейшим образом изучал потолок и вспоминал, как правильно дышать. Выходило не так уж и плохо - не подоспей вовремя его недавний противник, ему пришлось бы куда хуже. И все равно Баш чувствовал себя так, как будто его пропустили через турбину воздушного корабля. Не самое приятное ощущение, надо признать. Азелас наконец обнаружил искомое и кинул товарищу запечатанный пузырек, одобрительно ухмыльнувшись, когда тот машинально поймал его на лету. Терпкая жидкость обожгла разбитые губы, от кислого вкуса свело челюсть, но, по крайней мере, Баш сразу почувствовал себя лучше, и смог даже выдавить: "Спасибо".
- Не за что, - фыркнул тот, залпом выпивая свою порцию лекарства. Баш мимоходом отметил, что Азелас в первую очередь позаботился о раненом товарище, а потом уж о себе. Это было правильно и в то же время глупо, но он и сам поступил бы точно так же, - вот что злило его больше всего. И все же кадет Ронсенберг не мог не признать, что к глухому раздражению начал примешиваться интерес.
- Кушайте, не обляпайтесь, - жизнерадостно добавил Азелас, на корню убивая все мысли о его положительных сторонах.
Баш тяжело вздохнул и поднял пузырек с остатками зелья, как будто произносил здравницу. Произошедшее стоило хорошенько обдумать.
Той ночью он все же спал без кошмаров.
***
Капитан решил устроить своим подопечным тренировку в полевых условиях, и поэтому вся рота дружно мокла в болоте среди тростника и лягушек, вместо того, чтобы греться у печки в уютных сухих казармах.
Баш досадливо смахнул с воротника какую-то ползучую дрянь - почти наверняка ядовитую. Не ядовитые в этом милом местечке не выживали.
- Ну что там? - спросил он спрыгнувшего с нижней ветки дерева Восслера.
- Никакого просвета, - мрачно ответил тот, отряхивая колени. - Мы в заднице.
- Полной, - подтвердил нахохлившийся Тревор, порастерявший под моросящим дождем свою обычную язвительность.
Далан только философски пожал плечами.
Условный противник по идее состоял из таких же, как и они, солдат, но ситуация сложилась явно в его пользу - непонятно как, но отправившийся на разведку отряд проскочил мимо вражеских аванпостов и оказался в самом центре чужой диспозиции. То, что их пока еще не обнаружили, было сродни чуду, и теперь бравые разведчики в количестве пяти штук сидели в грязной луже и думали, как им выбираться отсюда.
Ну, то есть Баш надеялся, что думали - сам-то он был занят размышлениями о пропущенном обеде и порванном сапоге, в полном соответствии с законом сообщающихся сосудов пропускавшем воду.
- Что делать будем, гвардия? - вопросил Восслер у ближайшего колючего куста. Баш скривился - каждый из них мог сколько угодно мечтать о гвардейских нашивках, сидя у походного костра или в казармах, но здесь и сейчас фраза товарища прозвучала насмешкой.
- Нужно добираться до своих, - вот уж кого точно не волновали грязь, кровососы и маячащая на горизонте простуда - так это Далана. Старый солдат порылся в кошеле, вытащил трубку и принялся ее набивать своим любимым вонючим табачком, не обращая внимания на злобное шипение Тревора:
- Давай еще закури, чтобы они нас побыстрее нашли.
Баш обернулся к последнему члену их маленького отряда. Здоровенный бангаа с непроизносимым именем, в котором было больше апострофов, чем слогов (по этой причине отзывавшийся на незамысловатую кличку "Лось"), хранил молчание. После памятной драки ящер обходил кадета Ронсенберга стороной, а вот к Восслеру, как ни странно, стал относиться гораздо лучше. Поэтому Баш и ждал от него какого-нибудь совета.
Не дождался. Азелас присел на корточки, достал из сумки "карту" которой снабдил их капитан. Весь отряд сгрудился вокруг, уныло разглядывая линии и стрелочки, нарисованные неуверенной, будто детской рукой.
- У нас приказ, - жестко произнес Восслер. - Мы будем ему следовать. Собрать информацию - и только потом отступать.
- Ежу понятно, что надо валить, - взорвался Тревор, отмахиваясь от назойливой мошкары. - Мы даже не знаем, где оказались!
- Знаем, - неожиданно сам для себя поправил Баш. Он никогда не стал бы лезть со своим мнением, но они все слишком устали, вымокли и озлобились, чтобы нормально соображать. Сейчас каждому требовался четкий план действий, быстрый рывок к цели, а не долгое обсуждение.
Поэтому кадет Ронсенберг, не колеблясь больше ни секунды, ткнул пальцем в карту.
- Видите этот разрыв в их линии? Здесь мы и проскочили. Скорее всего, просто попали между двумя дозорами.
- Отлично, - похвалил его Далан, - здесь и будем выбираться. Если подгадать время...
- Нет, - снова встрял Баш. Разум настойчиво советовал заткнуться и слушать старших, но чутье говорило иное. А он привык доверять своему чутью. - Мы обойдем их с запада по этой лощине. С ее края будет видно расположение сил противника. А потом - пойдем к своим.
- Что, прямо вот так пешком и пойдем? - не утерпел Тревор.
- Ага, - Баш чувствовал, что идея уже захватила его. У них все получится, обязано получиться! - Потому что им придется стянуть силы к болоту, чтобы предотвратить неожиданную атаку.
- И кто же ее предпримет? - спокойно спросил до этого молчавший Восслер.
- В том-то и дело, что никто! Мне потребуется полчаса, не больше. Далан, одолжи-ка свой табачок...
***
Лежать на поросшем редким вереском пригорке, может, было и жестковато, но после болотной жижи Баш радовался даже тому, что под ногами сухо. Ну, или, в данном случае, под животом. Лежащий рядом Восслер пихнул его в бок.
- Начинается, - азартно прошипел он. Кадет Ронсенберг втихую порадовался, что хотя бы сейчас Азелас на его стороне - стоило тому сказать "нет" в ответ на предложенный план - и слово Баша не значило бы ровным счетом ничего. Но Восслер согласился, и теперь они с пригорка наблюдали за тем, как в рядах условного противника распространяется паника. Еще бы! Вражеские солдаты каким-то образом оказались у них за спиной - причем вели себя по-хозяйски нагло, явно чувствуя свое преимущество. Тускло поблескивало оружие, кто-то ломился сквозь подлесок, а в болоте, судя по всему, засели стрелки, лениво покуривающие в ожидании своего часа.
Смятение неслось по рядам солдат со скоростью лесного пожара, и Баш нетерпеливо дернул товарища за рукав.
- Пойдем, - шепнул он, - лучшего момента не найти.
Но Восслер раздумал покидать наблюдательный пост.
- Смотри! - он указал на правый фланг противника. Баш посмотрел - и не поверил своим глазам. Около полусотни солдат, побросав оружие и не обращая внимания на окрики сержантов, припустили в сторону реки.
- Ну что вы тут застряли?.. - уставший ждать Тревор тоже забрался на холм и подавился матерком, увидев, как дружно улепетывает "вражеская армия".
- И это только из-за пары тростниковых пугалок и тлеющих листьев табака? – недоверчиво переспросил он.
- Ну, обнаружившиеся в карманах Далана обрывки фольги тоже пришлись к месту, - застенчиво сказал Баш. – И вообще, я несколько на… другой эффект рассчитывал.
- Но забыл кое о чем, - усмехнулся Восслер. – Это же зелень, новобранцы, точно так же, как половина нашего полка. Похоже, на них твои игрушки произвели неизгладимое впечатление.
Взгляд, которым он одарил при этом кадета Ронсенберга, способен был нагнать страху даже на бангаа, но наваждение длилось не больше секунды, а Азелас уже отвернулся к поднимающимся на холм товарищам.
- Приказ в любом случае выполнен, с остальным разберется капитан. Уходим.
***
После учений солдаты устроили грандиозную попойку – рота Баша и Восслера радовалась победе, их недавние противники – возможности обсохнуть и повеселиться; игра в войну успешно завершилась, и каждый развлекался в свое удовольствие. Баш немного посидел вместе со всеми, а потом незаметно покинул круг своих новоявленных приятелей. Ему было в новинку всеобщее внимание, и вдруг ставшая дружелюбной атмосфера. Он думал, что отвык от этого, и немного злился на себя за то, как легко его оказалось подловить – несколько хлопков по спине, пара добрых слов…
- Не помешаю?
Азелас, как обычно, подкрался совершенно бесшумно. Баш словно против воли покачал головой. Он не хотел оставаться один, и это тоже злило. Они вышли на тренировочную площадку, тихую и пустую в это время суток.
- Герой дня ищет одиночества, - как будто процитировал Восслер, и Баш моментально огрызнулся:
- Тебе какое дело?
- Ровным счетом никакого.
Разговор увял, и Баш недоверчиво покосился на собеседника – чтобы Азелас так просто замолчал? Без подколок, комментариев и всего прочего?
Они присели на низкий бортик, идущий вокруг спортивных снарядов. Ночной ветерок забирался под одежду; становилось зябко, но Баш предпочитал свежий воздух казарме, где сейчас шумели, смеялись и пели. Здесь было проще – и условный противник тоже был один.
- Ты вовсе не обязан за мной присматривать, - начал Баш, - и мерзнуть вместе со мной не обязан.
- Это был такой тонкий-тонкий намек на то, что мне пора проваливать? - саркастически осведомился Восслер.
- Нет, попытка быть вежливым, - буркнул кадет Ронсенберг, не зная, куда деть глаза. – Чего хотел-то?
- Вариант просто подышать свежим воздухом тебя не устраивает, как я погляжу. Ну… тогда, скажем, узнать, откуда ты таких хитростей нахватался? Что-то не верится в гениальный экспромт.
Баш пожал плечами.
- С какой стати меня должно волновать твое мнение? – привычный резкий ответ прозвучал неожиданно жалко. Восслер поскреб щетину на подбородке.
- Да вот и я думаю… - он широко улыбнулся. – Это не больно, правда.
- Не говори о том, о чем не имеешь понятия, - огрызнулся Баш. Азелас не мог догадаться, как он ошибается.
Это было больно. Настолько, что иногда хотелось выть, или спрятаться куда-нибудь, или разбивать в кровь костяшки пальцев о чужие тупые бессмысленные морды, которые все равно никогда не смогут чувствовать – так. Которые не просыпаются каждую ночь от ощущения, что их тело кромсают тупым ножом, не видят горящий замок фон Ронсенбергов, не давятся беззвучными, постыдными слезами. И если каждое утро, свернувшись клубочком на скомканных простынях, он обещал себе, что забудет и простит, то с наступлением темноты призраки обступали его, не давая покоя, не позволяя отречься от всего, что он любил.
Теплая тяжелая ладонь на его плече вернула ощущение реальности. Голос Восслера звучал непривычно сочувственно:
- Прости, - такое короткое слово, и такое неожиданное. Как удар в незащищенную спину.
- Меня научил отец, - Баш сам не понял, что начал рассказывать, а слова уже торопились выплеснуться, цеплялись одно за другое, как фигурки в настольной игре, - то есть нас… с братом. Мы часто оставались вдвоем, и все время играли – в войнушку, в разведчиков, - вот он и показал нам, как сделать так, чтобы сам лес встал на твою сторону. У нас не тростник рос, а такие здоровенные полые стебли, из них звуки получались совсем жуткие, а еще можно было мастерить ловушки… Мы менялись, сначала я прятался, а он меня выслеживал, а потом наоборот… Надоело, выросли что ли из этого, а привычка осталась, и каждый из нас, проходя по лесу, мог определить, давно ли там был другой. Не знаю, почему сейчас всплыло…
Он сообразил, что еще немного – и дружеское похлопывание по плечу превратится в сочувственное объятие. Рыдать на груди у Восслера определенно не входило в его планы, поэтому Баш отстранился и хрипловато спросил, меняя тему разговора:
- А тебя чему учил отец?
- А я его не знаю, - сверкнул улыбкой Азелас. – Впрочем, если бы даже и знал, вряд ли сумел бы научиться у него воинским премудростям – скорее, тачать сапоги, или заниматься еще каким достойным ремеслом, или пить по-черному. У меня никогда не было своего леса, чтобы играть там с братом. Впрочем, брата тоже не было.
- Я сожалею, - невольно вырвалось у Баша.
- О чем?
- Ну, твой отец умер…
- Мда… - Восслер почесал в затылке. – Я прямо не знаю, что и думать. Вот как в этой пустой голове, скажи на милость, возникают гениальные планы?
- Вовсе не пустой! – не то, что он собирался спорить – просто его собеседник обладал какой-то паранормальной способностью выводить Баша из себя.
- Слушай старших, целее будешь! – поучительно воздел палец нахал, и кадет Ронсенберг, конечно, не выдержал. Спихивая Восслера с их неудобного насеста, он неожиданно для себя сообразил, что сейчас в нем нет привычной злости – или она есть, но веселее, азартнее, чем раньше. И глупая щенячья возня в пыли неожиданно стала для Баша единственным искренним проявлением сочувствия и дружеского интереса.
Вернее, стала бы, если бы в этот момент на тренировочную площадку не вывернул капитан и не сообщил бы молодым людям все, что он о них думает.
На этот раз наряд на чистку конюшен получили оба.
***
Письмо пришло неожиданно. Сухие, официальные строчки, каллиграфический почерк и красный сургуч печати. Кроме этой печати, да еще личной подписи – никаких намеков на особую королевскую милость. Их Величество король Раминас сочувствуют юному представителю ландиссийской знати, оказавшемуся в нелегком положении, подтверждают свое покровительство и жалуют оному представителю право вновь носить родовую приставку к фамилии, означающую древность и чистоту семейства фон Ронсенбергов, et cetera. Ничего не значащая отписка – в Рабанастре не могли не слышать о новостях из Ландиса. Официальное разрешение оставить все на своих местах – простой и надежный выход, тем более что некуда тебе уже возвращаться.
Баш скомкал пергамент. Не этого он ждал, а чего – и сам бы не смог сказать. Приказа в течение суток убраться за границы Далмаски? Предложения оказать гуманитарную помощь гибнущему княжеству? Ордера на арест и высылки в Аркадию, как военного преступника? С чего он взял, что его судьба и судьба Ландиса хоть кого-то волнует – здесь или в Департаменте? Или когда-нибудь волновала?
Стоило быть честным, хотя бы с самим собой. Ему некуда идти, его нигде не ждут. Бродячая дворняжка, которую Раминас соизволил приютить просто по доброте душевной. И строить планы мести так же бессмысленно, как пытаться проникнуть в Аркадис. Все, что было, давно отгорело, и даже угли успели остыть – остался лишь сухой мягкий пепел, да медальон в форме расправившей крылья птицы.
Внезапно распахнувшиеся двери заставили его вздрогнуть – в этот час никого из солдат не было в казарме, собственно, поэтому он и ушел из столовой, чтобы прочитать письмо хотя бы в относительной тишине.
Восслер улыбался от уха до уха.
- Как только сезон дождей закончится, нас переведут в Рабанастр! – радостно выпалил он, и застыл, недоуменно глядя на товарища. – В чем дело?
Баш как можно более незаметно запихнул смятый лист под подушку.
- Ничего, - он еще не был готов делиться своим прошлым с новыми друзьями. Ему еще было слишком больно, и потом… - В столицу? Это значит…
- Что можно будет подавать рапорт и проситься в гвардейцы, - Восслер плюхнулся на соседнюю койку. – Эй, мы больше не салаги! Не знаю, как ты, а я не собираюсь брать пример со старика Далана.
- Метишь в генералы? – усмехнулся Баш.
- Как минимум! А потом, может, и в маршалы… - Азелас горделиво приосанился. – Женюсь на какой-нибудь принцессе и получу полцарства в придачу.
- Технически, полцарства – это как раз наши любимые болота. Ты так уверен, что тебе хочется стать королем лягушек?
- Лучше уж болота, чем пустыни с кактусами. Тем более, так гадко здесь только в сезон дождей.
- А ты сам сказал, что когда будет не гадко, нас отсюда переведут.
- Точно, - Восслер развалился на койке, лукаво кося темным глазом на приятеля. – Но разве это не здорово?
- Здорово, - неуверенно подтвердил Баш, и его собеседник насмешливо фыркнул:
- С таким настроем – только в столицу. Что тебя так гнетет?
Это было бы проще и честнее: рассказать все, как есть. Однако Баш слишком часто обжигался за последнее время, чтобы начать вот так просто доверять чужому человеку. Если бы здесь был Ноа… Но его не было, и не с кем было поделиться своими горестями. Ведь никто, ни этот Азелас, ни Далан, ни добрый и справедливый король, ни даже мама с отцом не могли понять его лучше, чем брат. Башу не хватала этого молчаливого согласия, одной мысли на двоих, понимания даже не с полуслова – с полувзгляда.
Поэтому он очень удивился, когда не дождавшийся ответа Восслер вдруг сказал:
- Неважно, кто мы есть. Важно, кого мы делаем из себя сами.
Баш вскинулся, подбирая слова, пытаясь ответить, но его товарищ уже легко, по-кошачьи поднялся и бросил:
- Пошли. Пора на тренировку.
***
Мысль о том, что Восслер "кое-что знает" о местном ландшафте, становилась тем больше подозрительной, чем дальше они пробирались по раскисшей грязной тропе, вьющейся среди валунов. Баш вообще не понимал, зачем Азелас позвал его с собой – не видами же, действительно, любоваться?
Поверить, что с вершины скалы хорошо видна долина, где капитан решил погонять их напоследок, было все труднее. Баш поднял воротник, спасаясь от холодного ветра и редких капель, предвещающих очередной ливень. Восслер упрямо топал вперед, поспевать за ним было все труднее, особенно когда тропинка нырнула в заросли каких-то колючек.
Очередной поворот – и тропинка закончилась. Они действительно выбрались на вершину, с которой как на ладони был виден их лагерь. Восслер сделал приглашающий жест.
- Не знал про это местечко?
- Нет, - покачал головой Баш и подошел к самому краю, опасливо рассматривая каменное крошево внизу. Пожалуй, навернуться с такой горочки ему бы не хотелось.
- А зря, - невпопад сказал Азелас.
- В смысле?
- Пригодилось бы в твоем деле.
- Не понимаю, о чем ты.
- Сейчас поймешь.
Знакомый щелчок заставил его обернуться и замереть в нерешительности. Восслер достал один из своих пистолетов – отличная работа, кажется, бальфонхеймская, тонкая чеканка на замке и металлических частях, отполированные от частого использования рукояти, - и взвел курок.
- Ты чего? – Баш от неожиданности попятился, чуть не поскользнувшись на влажном камне. А Восслер, его друг, его товарищ, который внезапно сошел с ума, неторопливо поднял пистолет на уровень груди и произнес:
- Наступает момент трогательного прощания.
Еще один шаг назад, с трудом удерживая равновесие; сколько еще, прежде чем ненадежная скала предаст и он полетит вниз, чтобы остаться на острых камнях изломанной куклой?
- Я не понимаю, - повторил Баш.
- Все очень просто, - Восслер говорил скучным голосом, чуть растягивая слова, куда только делись его лукавая ухмылка и самоуверенный тон? - Из всех, кто сейчас находится в отряде, ты - самый колоритный субъект. Настолько, что я сперва меньше всего подозревал тебя. Выходит, зря. Ошибся, бывает.
- В чем подозревал? - ошалело спросил Баш, даже перестав пятиться. Поведение его приятеля, холодные капли, хлещущие по лицу, скользкие камни под ногами и пропасть за спиной казались элементами какой-то диковинной пьесы. Влажно блеснуло дуло пистолета, напоминая о реальности происходящего и заставляя сделать еще один шаг назад.
- В шпионаже, уважаемый мастер фон Ронсенберг, - сказал Восслер. Хотелось заорать: "Как ты можешь нести такую фантастическую чушь!" - но следующие слова товарища отбили у Баша всякую охоту говорить, - в пользу Аркадийской империи. Или ты думал, что тебе удастся остаться незамеченным?
Еще шаг назад, резкий порыв ветра, грозящий скинуть беспомощную жертву вниз, но ему удается устоять на ногах. Как всегда.
- И чем же я себя "выдал"? - нахально осведомился Баш, отказываясь принимать всерьез это безумие.
- Видимо, в Департаменте Судейства кто-то оказался достаточно глуп, чтобы не удалять записи о твоем пребывании в Аркадисе. Сожженные письма вкупе с нежеланием делиться своим прошлым выглядят достаточно подозрительно.
- Бред, - он уже не произносил слова, а выплевывал, ощущая их горький привкус, - в Аркадисе никому нет дела до Далмаски!
- Поразительная осведомленность для человека, который утверждает, что он не шпион, - холод, столько холода в глазах! Баш пошатнулся. Не время для откровений, но сейчас у него не осталось других слов.
- Имперцы разрушили мою родину, погубили мою семью!
- Тем более. Как тебе в голову пришло работать на них?
- Я не работаю на Аркадис!
- А на кого? На кого ты работаешь, Баш фон Ронсенберг?
Родовое имя - пощечиной по лицу, но он так устал, и так просто сделать этот последний шаг.
- Стреляй, - Баш развел руки. - Если тебе так будет легче.
- Что, кончились аргументы? - спросил Восслер, но в его голосе слышалась неуверенность - он явно не ждал такой покорности.
- Нет, но словами же тебя не убедить, - ему все-таки удалось придушить рвущийся из горла нервный смешок. Какой идиотизм – быть убитым, потому что его приняли за аркадийского шпиона. Его!
Впрочем, все последние месяцы, если не год, были одной большой глупостью. И виноваты в этом были не Судьи из Аркадиса, не Восслер, не отец и не Ноа. Всему виной он сам, его глупость и его гордость.
- Стреляй! – крикнул Баш, и шагнул навстречу зловеще щерящемуся дулу. Теперь попятился уже Восслер, а дальше все вдруг стало происходить в два раза медленнее. Неудачный шаг, взмах руками в попытке сохранить равновесие, оглушительный выстрел, едкий дым перед глазами – и вот не он, а его противник, поскользнувшись, съезжает к краю обрыва.
Баш, не раздумывая, плюхнулся животом в грязь и ухватил приятеля за шиворот. Они проехали еще немного и застыли в неустойчивом равновесии – Восслер наполовину болтался над пропастью, и если бы не цепкая хватка Баша, давно бы летел вниз.
Ткань воротника начала зловеще трещать под пальцами и Баш, пошире разведя ноги, чтобы хоть как-то предотвратить скольжение, протянул Восслеру свободную руку.
- Давай же, - сквозь зубы прошипел он. Взгляд, которым одарил его спасаемый, мог бы прожечь даже обшивку "Ифрита", и Башу снова захотелось расхохотаться.
Еще бы, с точки зрения Восслера, "аркадийскому шпиону" полагалось преспокойно уронить оппонента на камушки, объяснив все несчастным случаем – а он им и был! – и продолжить заниматься своими темными делишками.
- Давай руку, - повторил он, и облегченно выдохнул, когда Восслер ухватил его протянутую ладонь.
Когда они оба, по уши измазавшись в грязи, отползли подальше от опасного склона, Баша все-таки разобрал смех. Он хохотал, пока не начал икать, и еще некоторое время после этого, а Восслер, безуспешно пытавшийся отчистить форму, только бурчал что-то про полоумных придурков, лезущих под пули.
- Я же только что был шпионом, - отсмеявшись, выдавил Баш.
- Ни одна разведка в здравом уме не будет вербовать такого пустоголового идиота, - Восслер еще раз безуспешно отряхнул куртку. – Да и я тоже хорош. Нашел место тебя проверять.
- Так это была проверка? – Баш сел, подтянул колени к груди, уставился на приятеля округлившимися глазами. – Но зачем?
- Положено, - буркнул Азелас. – Работа такая.
- Какая еще работа?
- Офицер для особых поручений при гвардейском корпусе, - это было сказано с нескрываемой гордостью, но потом Восслер сплюнул и кисло добавил, - только что-то они уж больно особые.
Дождь, наконец, перешел к решительным действиям и грозил перейти из редких капель в настоящий ливень. Баш встряхнулся, как собака.
- Ну, пошли обратно? – предложил он.
- И ты ничего не хочешь мне сказать? – подозрительно уточнил Восслер.
- А зачем? – пожал плечами Баш. – Все, что тебе надо, ты и сам скоро увидишь.
- В смысле?
- Ну, я планирую стать гвардейцем. А потом генералом, или даже маршалом. Женюсь на принцессе и получу полцарства в придачу.
- Эй, это мои планы, вообще-то! – Азелас добродушно ткнул его кулаком в плечо и вдруг посерьезнел. – Но ты правда считаешь, что этот… инцидент ничего не меняет?
- Если ты так пытаешься извиниться, то считай, что забыли, - Баш осмотрел безвозвратно испорченную форму. – Считай, с тебя оплата услуг прачки – и мы квиты.
- Договорились.
Они принялись осторожно спускаться по скользкой тропинке, и Баш размышлял о причудах судьбы. Он еще не был готов рассказать Восслеру все о своем прошлом, но точно знал – если кто когда и узнает, так это он. Доверие друг к другу, пока хрупкое и эфемерное, грозило перерасти в крепкую связь, и Баш неожиданно понял, что он этому рад. В конце концов, у него снова появилась цель – и соперник, которого нужно обогнать на пути к этой цели. А прошлое безудержно затягивала серая, как пепел, мгла, поглощая родные лица.
- Эй, - окликнул он идущего впереди Азеласа, - получается, что среди новобранцев должен быть шпион?
- Ну, по нашим сведениям да, - отозвался тот, - хотя мы не знаем, аркадийский ли. Просто у командующего пропали кое-какие бумаги, и еще пара мелких происшествий случилась… Короче, завелась какая-то крыса.
- И мы будем этого шпиона ловить? – спросил Баш.
- Конечно, - брякнул Восслер, и только после этого сообразил, - мы?! Кто это – "мы"?
- Практика показывает, - назидательно произнес фон Ронсенберг, - что тебе без моей помощи не обойтись. А если откажешься, я думаю, капитану будет крайне интересно узнать, что офицер для очень особых поручений делает у него в роте под видом простого солдата.
- За что мне это?! – трагическим голосом возопил Восслер, и тут же усмехнулся. – Хотя, если уж ты сумел из тростника, табачного дыма и кусочков фольги соорудить целую вражескую армию…
Он притормозил, и Баш теперь шагал рядом с ним, нога в ногу – тропинка сделалась более пологой. Рыжая грязь сыто чавкала под ногами, дождь зарядил не на шутку – и все равно у Баша на душе было радостно.
- Так значит, договорились? – спросил он и остановился, протягиваю Восслеру ладонь.
Тот хмыкнул, посмотрел на чумазого, мокрого и счастливого фон Ронсенберга, и широко, от уха до уха улыбнулся.
- Договорились, - рукопожатие было твердым и крепким, и Баш улыбнулся ответ. Восслер тряхнул головой и добавил:
– Мне кажется, это начало прекрасной дружбы.

FIN