?WIP WIP WIP!
Предыдущее авторское блаблаЯ как Лев Толстой - не могу молчать, мне нужно куда-то складывать этот процесс, чтобы вытрясти его, наконец, из головы - с ноября ношусь с идеей как с писаной торбой. Не знаю, вырастет ли из этой семечки что-нибудь, или так и останется очередной дохлый проект, ибо пишу я либо медленно, либо очень медленно, но пока чешется и колется, пусть будет.
Посвятила бы это дело Даньке, которая Aen-Seidhe, но многобукв, опять эти!мужики и гомоебля в перспективе. XDD
Посвятила бы jotting, но многобукв и джот моими стараниями отползает в другой фандом. XDD
Думала, класть-не класть кусочками, но ААА ПОХУЙ ПЛЯШЕМ, колесико для мыши пока еще не запрещено законом :3 А я устала от собственного фестового нытья в одни ворота, хочу убивацца и золушиться публично 
В общем, типа!тизер, будет - если будет в конце-концов, хаха - такое бессмысленное и беспощадное кено с этими товарищами в главных ролях. И тихо спиздил и ушел - называется нашел рителлинг.
Еще одно авторское блаблаUpd: после Стивена Спилберга она поняла, что можно уже все. 
Цитата, которую я хочу сделать эпиграфом не к фику, а к авторской, простигоспади, интенции:
"Вперед ребята, примкнуть штыки!" - закричал лейтенант. Никаких штыков не было, но это детали.
А. Конан Дойл, "Англо-бурская война".
А еще - я вот все расстраиваюсь насчет отсутствия исходников для баннера, меж тем чудесная Hillary Sammis сделала мне коллаж 
Awwww! *_* Война другая, мальчишки те же. Срочно надо придумывать название, чтобы было все как у больших! XDDDНо прятать коллаж от Хилари под кат выше моих сил *Q*
Не изменившееся отсутствие шапкиА тепеееерь - вот она, вот она, шапка моей мечты! 
Название: 
пока нет
Жанр: XMFC RPS-AU. Историческая RPS-AU. В перспективе - рителлинг Луи Буссенара (я скажу, когда)
Пэйринг: пока нет. В перспективе - Майкл Фассбендер/Джеймс Макэвой (я скажу, когда)
Рейтинг: пока нет (я скажу, когда XD)
Предупреждения: пока нет (ну выпонели XDDDD)
Глава первая, в которой автор учит историю, Майкл Фассбендер рефлексирует, а печенье Мадлен так и не появляется, впрочем как и вторая половинка ОТР-1-
Ливерпуль - Нью-Йорк, май 1914
В довершение ко всему Майкл ухитрился где-то потерять запонку. Сама по себе - невелика потеря, конечно, чай не золото и бриллианты, но тетя Роуз ужасно расстроится. Она подарила ему эти запонки лет пять назад, а милейшая тетушка из тех людей, которые внимательно следят за дальнейшей судьбой своих подарков, и не дай вам бог выкинуть, забыть или потерять что-нибудь из них.
Майкл украдкой огляделся по сторонам, ощупывая пальцами манжету и прикидывая, не стоит ли, пока тетя не вышла к ужину, поискать несчастную безделушку. Но тут он живо представил себе, как со своей ногой ползает под столами на четвереньках и пугает других пассажиров, и тяжело вздохнул. Пожалуй что с запонкой придется попрощаться. И понадеяться, что тетя не заметит.
Обеденный зал для пассажиров первого класса медленно наполнялся публикой. Сверкали драгоценности в декольте, ушах и на пальцах дам, тускло блестела позолоченная резьба, уже покрывшаяся налетом благородной патины, хотя корабль только-только спустили на воду. Все это ложь, подумал Майкл, весь блеск, и золото, и антиквариат - такая же фикция, как без пяти минут отставной кавалерийский офицер, каким-то чудом оказавшийся среди князей и нуворишей на роскошном океанском лайнере. Тетя Роуз, конечно, назвала бы подобные мысли упадническими; самому Майклу они казались вполне закономерными. Череда неудач, преследующая его с самого Рождества, должна была завершиться какой-нибудь масштабной катастрофой, в духе гибели "Титаника", но ему даже на неудачи не везло, поэтому в качестве финального аккорда он просто потерял запонку. Таким приятным довеском к карьере, перспективам и уважению товарищей.
Впрочем, нет ничего удивительного - странно, что он голову еще не потерял. Последние несколько недель он жил как в сплошном тумане, машинально выполнял свои обязанности, куда-то ходил, что-то подписывал. Сегодня вообще едва не сшиб с ног какого-то мужчину, когда поднимался на палубу - и только через несколько футов сообразил, что надо бы извиниться, но к тому времени столкнувшегося с ним пассажира уже и след простыл.
Откуда-то из-за его плеча бесшумно выплыл лощеный стюард в безупречно отутюженном кителе, выглядевшем на порядок дороже лучшего парадного мундира Майкла.
- Майор Фассбендер?
- Да?
- Вам просили передать.
Майкл озадаченно уставился на простой коричневый конверт без подписи.
- Кто именно?
- Джентльмен, передавший конверт, не счел нужным назваться, сэр, - чопорно произнес стюард. И тон, и вид его словно говорили: вы должны сами понимать, что происходит, а если не понимаете - значит, это не ваше дело.
- Что ж, благодарю.
Конверт оказался даже не запечатан - ни штемпеля, ни хоть какой-нибудь записки. Майкл перевернул его, и на стол выкатилось что-то маленькое и блестящее.
Запонка. Подарок тети Роуз.
"Какого черта?"
Майкл привстал, оглядывая зал и пытаясь угадать, кто из присутствовавших мог выбрать такой оригинальный способ возвращения потерянной вещи, но, кажется, все пассажиры были слишком поглощены застольем и разговорами. К тому же, Майкл не знал никого из них. Конечно, фамилию рассеянного военного, слегка прихрамывающего на левую ногу, можно было узнать у стюарда, но кому понадобилось так усложнять дело, если проще подойти и вернуть?
Невозмутимый стюард уже куда-то исчез, зато...
- Весьма похвально, молодой человек, что вы встаете, едва ваша спутница входит в зал, только вот смотрите вы не в ту сторону, - незаметно подкравшаяся тетушка стукнула его веером по рукаву. Майкл поспешно пододвинул ей стул.
Тетя Роуз в свои шестьдесят три отнюдь не была похожа большинство знакомых ему пожилых мегер, напоминающих собственные хорошо забальзамированные мумии. Напротив, она была полна кипучей жажды деятельности: именно она уговорила Майкла провести вынужденный отпуск вдали от родных берегов - а заодно "проводить беспомощную немощную старушку в последнее большое путешествие в ее скучной жизни". В результате "немощная старушка" каким-то образом добыла себе и племяннику билеты в первый класс, притащила с собой весь гардероб и, похоже, намеревалась очаровать как минимум стареющего русского князя или какого-нибудь хлопкового магната - из тех, кто большую часть своей жизни проводит на таких вот лайнерах, рассекающих воды Атлантики, потому что с приема в Нью-Йорке им срочно нужно попасть на бал в Лондоне и vice versa.
Впрочем, Майкл был искренне ей благодарен - ее энергия не давала ему окончательно погрузиться в уныние, а обязанности галантного кавалера, по крайней мере, заставляли браться за бритву каждый день.
- Ну, - сказала тетя, - рассказывай.
- Что именно? - уточнил Майкл. Тетушка, насколько он знал, могла с равной вероятностью потребовать отчета о том, что он съел сегодня на завтрак или пожелать в стотысячный раз выслушать какую-нибудь полную приключений и колониальной романтики историю, из тех времен, когда Майкл служил в Индии и Южной Африке.
- Причину, по которой ты сбежал из Ольстера, конечно же. И - нет, нет, нет, не надо мне говорить про отпуск, это я уже слышала. Никто не отправляется на заслуженный отдых с таким лицом, как будто его ведут на плаху. Не держи меня за дурочку, я не заслужила, - тетушка сложила перед собой худые, унизанные перстнями пальцы и устремила на племянника пронзительный взгляд. - Как ее зовут?
- Что?.. - Майкл даже закашлялся от неожиданности.
- Женщина, из-за которой ты так мучаешься, - соизволила пояснить тетя, - кто она?
Кашлем очень удачно получилось скрыть нервный смех. Женщина?..
Впрочем, кто-то давным-давно, помнится, уже сравнивал Британскую Империю вообще и Его Королевского Величества армию - в частности - с дамой, причем не очень тяжелого поведения. Но не станешь же объяснять милейшей тетушке, как, приняв одно неверное решение, можно потерять все. Только вот он, дурак такой, все еще считает, что решение было верным.
- Я уже говорил - меня перевели по долгу службы.
По долгу, да. Через две недели после волнений на севере Ирландии, когда в штабе перебывали почти все офицеры кавалерийской бригады, в Лондон вызвали, наконец, и майора Фассбендера.
Он хорошо помнил, как неуютно ему было там - в обитом светлыми ореховыми панелями кабинете, под перекрестными взглядами развешанных по стенам портретов брылястых генералов. Труднее даже, чем в полку, где бывшие товарищи перестали подавать ему руку при встрече.
"Ваша верность букве и духу устава весьма похвальна, майор, - сказал военный министр Сили, сухопарый человек с лошадиным лицом и печальным взглядом. - Но, боюсь, в ней таится немало трудностей - для вас лично и для вашего непосредственного начальства".
Майкл тогда старался смотреть поверх головы собеседника и мучительно гадал, какого черта от него хочет Уайтхолл. Почему-то вспомнилось пыльное злое небо над Трансваалем.
- И все-таки, - сказал министр, прервав на полуслове пространную речь о верных сынах Отчизны, - почему?
- Сэр?
- Почему вы не последовали примеру своих товарищей и генерала Гофа?
Он ведь тоже прошел англо-бурскую войну, не к месту подумал Майкл. Он тоже помнит, наверное, это небо, и тогда-еще-не-генерала Гофа, лихо гарцующего на своем ахалтекице перед вражескими позициями, наперекор всем приказам несущегося в отчаянную атаку, блестящего военного, которому уже тогда прочили большое будущее и место в палате пэров.
- Восемнадцать прошений об отставке, - министр, кажется, и не ждал немедленных объяснений. - Все офицеры полка, за исключением вас и капитана Липтона.
Майкл стиснул зубы. Конечно, никому и в голову не пришло вызывать на ковер Липтона, ставленника министерства и дальнего родственника самого лорда Китченера за то, что он пошел против своих и предпочел подчиниться приказу. То ли дело ирландец Фассбендер, известный привычкой очертя голову бросаться в самое пекло.
- При всем уважении к генералу Гофу, сэр, передислокация и охрана оружейных складов еще не означает участие армии в подавлении беспорядков. Однако в результате его действий все стало выглядеть так, как будто назавтра мы должны были начать стрелять по гражданским.
- А вы бы стреляли, майор? У вас ведь, кажется, родные в Ольстере?
- В Килларни, - Майкл устало покачал головой. - Я не знаю, сэр. Я только знаю, что долг офицера - после долга перед Британией и Короной, разумеется - быть рядом со своими солдатами.
"Которым никто не даст возможности аристократично умыть руки и отойти в сторону. Которым, в конечном итоге, действительно придется выбирать - стоя с оружием в руках перед недовольной толпой, в которую превратились вчерашние друзья и соседи. И один Господь Бог знает, что они выберут тогда".
Министр наклонил голову набок, с любопытством рассматривая собеседника.
- Ну, к счастью, нам не представилось шанса это выяснить, - сказал он, похлопав по толстой казенной папке. - В том числе - благодаря тем самым прошениям.
- Я понимаю, сэр. - Невыносимо хотелось потереть лицо ладонями, разогнать кабинетную мутную одурь и не к месту выплывшие в памяти отблески африканского солнца. "Я просто устал, - с отчаянием подумал Майкл. - Устал доказывать им всем, что за моими поступками нет скрытых мотивов, нет вообще ничего, что я не собирался никому ничего демонстрировать или, упаси Боже, выслужиться перед начальством. Устал каяться в том, чего не совершал".
- Кто-то должен был остаться, - беспомощно сказал он висящему над министерским столом портрету. И, спохватившись, добавил: - Сэр.
Худое, неприятное лицо министра словно разломилось пополам; Майкл не сразу понял, что Сили беззвучно смеется. Впрочем, веселился большой человек недолго.
- Британии нужны такие люди как вы, майор, - сказал он, посерьезнев. - Пускай даже она сама не очень хорошо это понимает. Однако, к делу. Попросите у генерала Гофа отпуск, уверен, он с радостью вам его предоставит. Отдохните, а когда вернетесь - мы найдем вам занятие поинтереснее, чем чахнуть в полку под косыми взглядами сослуживцев. Пускай даже вдали от вашей любезной Ирландии.
Майкл щелкнул каблуками.
- Так точно, сэр!
Министр нахмурился.
- Вы это бросьте, - сказал он, - да, я хочу убрать вас на время, в том числе и чтобы избежать излишнего внимания прессы, которая только чудом еще не взялась за вас; но, майор, не думал, что после произошедшего вы горите желанием остаться в своем полку.
Военным нельзя уходить в политику. Из них либо получаются плохие политики, либо они забывают о том, каково это - быть военным. Майкл не знал, к какой категории отнести полковника Сили, но, подумал он, здесь и сейчас от тебя ведь ждут вовсе не объяснений, дружище. Так что просто захлопни рот, отдай честь и выметайся вон из Хорсгардз. И скажи спасибо, что не отправили в отставку. Вот была бы приманка для столь любимых полковником Сили газетчиков: восемнадцать прошений об отставке, из которых удовлетворено только одно, девятнадцатое.
Он ошибался, конечно. Новости догнали его уже в Ливерпуле: в отставку подал Джон Сили. Полковнику не простили ошибки генералов; блестящий дипломат оказался то ли слишком умен, то ли слишком честен - в любом случае, майору Фассбендеру, похоже, по возвращении на родину рассчитывать было не на кого.
Оставалось только решить: стоит ли вообще - возвращаться?
А пока Майкл Фассбендер натирал шею воротниками парадных мундиров, скучал среди интерьеров в стиле Людовика XVI и раз в день выводил тетушку на променад по палубе, стараясь забыть ирландское фиаско.
Жаль только, забыть ему не давали.
- ...Ирландии. Ты слышал? - тетя Роуз, оказывается, все это время говорила о чем-то. Майкл моргнул, собирая разбегающиеся мысли.
- Прости?
Тетушка смерила его подозрительным взглядом, в котором прямо-таки читалось: "Я прекрасно знаю, что все это время ты не слушал меня, дерзкий мальчишка".
- "Королева Ирландии", - повторила она. - Лайнер, затонувший перед самым нашим отбытием. Ужасная трагедия, во всех газетах писали об этом.
- Да, - согласился Майкл. - Я слышал.
"Но мы-то живы".
Вот уж действительно, день непрошеных воспоминаний.
"Пока ты жив, ты можешь идти вперед".
"Пока ты жив, ты можешь меняться - но не изменять самому себе".
Этот голос, давно потерянный и позабытый, не мог, не должен был его тревожить, и все же, раз за разом возвращался, бередил старые раны, не давал опускать руки, гнал куда-то, как будто, с раздражением подумал Майкл, его обладатель имел какое-то право поучать и указывать. Особенно после всего, что произошло между ними.
В обеденной зале тяжело и душно пахло цветами.
- Майкл, что случилось? - тетя, кажется, заметила неладное. - Ты побледнел. Ты знал кого-то, кто плыл на том корабле? И что это за конверт? Майкл! Майкл?..
Он невнятно извинился, неловко поднимаясь из-за стола. Ножки стула, оборудованные металлическими креплениями на случай шторма, проскрежетали по паркету. Майклу казалось, что все взгляды собравшейся в ресторане публики направлены прямо на него, но плевать - он поспешил прочь, приволакивая ногу больше обычного - плевать, плевать.
Свежий морской ветер верхней палубы ударил ему в лицо, заставив захлебнуться судорожным вдохом. Майкл тяжело облокотился о поручень фальшборта, втягивая носом запах соли, мазута, пеньки и машинного масла. Гигантский пароход скользил по чугунно-серым волнам с легкостью, поразительной для такой неповоротливой туши, оставляя за собой пенный гребень кильватерной струи.
Оставляя позади все то, что майору Фассбендеру было так необходимо забыть.Глава вторая, в которой первая оказывается наебом, действие переносится на 15 лет назад, автор переходит с учебника истории на неподражаемый стиль Марти-Стью, и происходит что-то еще-2-
Южная Африка, октябрь 1899
- Сто-ой!
Кавалерийский капрал осадил взмыленную лошадь, едва не становящуюся на дыбы, наклонился в седле, прижимая ладонь к боку.
- Срочное донесение для полковника, - крикнул он сорванным, сиплым голосом.
Часовые, лениво покуривавшие трубки, переглянулись. Что могло быть срочного здесь, в тылу многотысячной британской армии, в сонном приграничном городке, единственным развлечением для обитателей которого было считать тянущиеся мимо обозы и военные части?
- Полковник Гибсон еще не вернулся, - тот солдат, что повыше, все-таки соизволил выпрямиться и спрятать трубку. - Но вы можете оставить...
Капрал спешился и, не дослушав, бросил ему поводья.
- Я подожду, - коротко сказал он, сдергивая белую каску и обнажив влажную, взъерошенную шевелюру. Совсем мальчишка, должно быть, еще не сведший близкое знакомство с бритвой, он, тем не менее, отличался тем характерным надменным взглядом, с которым солдаты метрополии смотрели на своих товарищей-африканеров. "Штабной задавака", - мысленно постановил часовой. Из тех храбрецов, что представляют себе войну одним бесконечным блистательным парадом, в котором главная задача каждого – отхватить себе кусочек славы, чтобы потом было чем похвалиться перед красотками с Пэлл Мелл и Пиккадилли. Кто-то в штабе послал курьера с пустяковым поручением к едва оправившемуся от ран полковнику, а сопляк, несомненно, возомнил, что от его действий зависит исход всей кампании.
- Подождите, - невозмутимо согласился солдат, всучив поводья коня мальчишке-кафру. – Полковник уехал на станцию, видать, вы с ним разминулись.
Капрал ожег его гневным взглядом из-под растрепанной челки, но ничего не сказал, только взлетел на крыльцо, придерживая саблю.
Часовые еще поглядели, как заносчивый юнец разговаривает с миссис Моуд, хозяйкой фермы, где временно квартировал полковник Гибсон, да и разошлись по своим делам. Наблюдать за белым султанчиком дыма, тянущимся за проходящим вдалеке паровозом, и то было интереснее.
Они, конечно, ошибались.
Раненый под Ледисмитом полковник инженерных войск вряд ли мог рассчитывать на пристальное внимание штаба к своей персоне, если бы вся его жизнь на тихой ферме ограничивалась поправкой здоровья и ежевечерним моционом. И уж конечно ему не предоставили бы в распоряжение двух Томми, которые так беспечно набивали сейчас трубки, прячась в тени от лучей изнуряющего африканского солнца.
Однако стоило полковнику Гибсону встать на ноги, как он стал частенько наведываться в город, на телеграфный пункт, пропадая там по полдня, а ночами сидел над бумагами в своем кабинете, и добрейшая миссис Моуд каждые два часа заваривала ему крепкий чай. Так что в появлении у ворот фермы курьера со срочной депешей не было ничего удивительного.
Удивительно другое - заносчивый молодой капрал, так резко разговаривавший с солдатами, при появлении на пороге хозяйки дома словно преобразился. Куда только делся высокомерный тон - юноша, потупив взгляд, извинился за вторжение, и очень вежливо попросил разрешения подождать полковника. Миссис Моуд, разумеется, не стала отказывать ему - этот мальчик напомнил ей сына, запертого вместе со своими товарищами в осажденном бурами Ледисмите. Война, пока не затронувшая этот уголок Капской колонии, тем не менее, прокатилась всей своей тяжестью по здешней земле, и речь вовсе не идет о составах с оружием и людьми, ежедневно следующих на север. В каждом доме, на каждой ферме ждали и надеялись на чудо, потому что в те дни только чудо, казалось, могло спасти всю британскую Южную Африку от полного и окончательного разгрома. Войска Империи, тысячи отлично выученных, хорошо вооруженных солдат, терпели поражение за поражением от горстки неграмотных крестьян, яростно сражавшихся за независимость двух маленьких республик. Невозможно! Немыслимо!
И все-таки это происходило. Давид раскрутил свою пращу и готовился сбить с ног Голиафа; у неграмотных крестьян неожиданно оказались лучшие в мире пушки и лучшие в мире стрелки, а пылавший в их сердцах огонь борьбы за свободу вдохновлял многих смельчаков по всему свету. Пока британские пароходы бороздили океанские просторы, неся долгожданное пополнение оказавшейся в сложном положении армии, со всех концов земли в Трансвааль и Оранжевую республику прибывали волонтеры, готовые пожертвовать собой ради правого дела. Европейские газеты воспевали этих героев, без колебаний несущих свою кровь и жизнь в дар сражающимся за независимость бурам.
Что же оставалось миссис Моуд и ее соотечественникам, британским колонистам и их семьям, для которых Южная Африка давно уже стала домом? Только молиться - или браться за оружие, чтобы защитить свою землю точно так же, как буры защищали свою. Африканеры уходили драться целыми поселками - не с фанатичной угрюмой верой в Божье Провидение, как их вчерашние соседи и нынешние враги, но с твердой решимостью отстоять свое право - и с надеждой на то, что Британская империя не бросит в беде своих сыновей и дочерей.
Сын миссис Моуд первым в их городке записался добровольцем, за ним последовали другие. И теперь несчастная женщина с замиранием сердца ждала новостей из Ледисмита - и старалась окружить квартирующего у нее полковника британской армии всеми мыслимыми удобствами, словно в надежде на то, что какая-нибудь жительница осажденного города точно так же позаботится о ее мальчике.
Она провела курьера в дом и предложила чаю, но юноша покачал головой.
- Благодарю, мадам. Но я бы не отказался от кружки молока.
Миссис Моуд засуетилась и побежала за служанкой, вознамерившись, похоже, угостить гостя свежайшим парным молоком. Капрал же, оставшись в одиночестве, повел себя в высшей степени странно. Воровато оглянувшись, он проскользнул в приоткрытую дверь комнаты, служившей полковнику кабинетом, и принялся быстро и аккуратно перебирать в беспорядке разложенные на письменном столе бумаги. Один лист он рассматривал особенно долго, словно хотел запечатлеть в памяти мельчайшие детали изображенного на нем плана, другие откладывал, не удостоив даже взглядом. Тщательного осмотра не избегли также ящики стола и стоящая у окна конторка, и, тем не менее, когда миссис Моуд вернулась с кувшином белого пенящегося молока, только что из-под коровы, капрал уже невозмутимо рассматривал акварели на стенах гостиной. Тщательный и деловитый обыск занял у него всего несколько минут.
- Прошу вас, - хозяйка споро накрыла маленький столик, на котором, будто по волшебству, кроме кувшина и кружек появились нежнейшие бисквиты, тонко нарезанные ломтики фруктов и домашний сыр.
Капрал застенчиво и все так же сипло поблагодарил гостеприимную женщину и накинулся на угощение так, словно не ел несколько дней; миссис Моуд всплеснула руками и принялась уговаривать гостя остаться на обед.
- Вы могли бы переночевать у нас, - говорила она, близоруко щурясь. - Уверена, полковник Гибсон не будет против.
- Спасибо за приглашение, - юноша закашлялся. - Но, боюсь, мое дело не терпит отлагательств.
- Любое дело может подождать, молодой человек. Уверена, ваши генералы предпочтут видеть своих солдат сытыми и бодрым. Что у вас с голосом?
Вместо ответа капрал, поморщившись, оттянул воротник мундира, под которым обнаружилась явно несвежая повязка.
- Буры, - лаконично ответил он.
Миссис Моуд, побледнев, покачала головой.
- Проклятая война, - упавшим голосом прошептала она и принялась убирать со стола посуду. - Проклятая, проклятая война!
Молодой человек неловко дернул плечом, поднимаясь.
- Пустяки, мадам, - хрипло ответил он. - Спасибо за угощение. Однако, полковник задерживается. Возможно, мне лучше отправиться ему навстречу, чтобы не терять времени.
- Абсолютно исключено, - если бы у миссис Моуд руки не были заняты подносом, она бы уперла их в бока. - Вам нужно сменить повязку, нормально поесть и выспаться. Это говорю вам я, и повторит полковник - а вот, кажется, и он сам.
Со двора донеслось звонкое ржание и громкий, недовольный голос, бранивший каких-то бездельников - очевидно, двух не слишком усердных часовых.
- Распоряжусь насчет обеда, - с этими словами миссис Моуд исчезла в глубине дома.
Она не заметила, как на лице ее гостя промелькнуло странное, почти мечтательное выражение, впрочем, почти сразу сменившееся деревянно-почтительной гримасой, характерной для многих солдат и унтеров британской армии при обращении к старшим по званию.
Полковник Гибсон, не без помощи рачительной хозяйки набиравшийся не только сил, но и лишних фунтов, грузно протопал по крыльцу и, распахнув дверь, застыл на пороге гостиной, уставившись на незваного гостя.
Тот молодцевато щелкнул каблуками и отсалютовал.
- Сэр! Срочная депеша из штаба, сэр!
Сорванный голос слегка подпортил эффект, но полковник сразу заулыбался - он давно ждал реакции от командования на свои планы и проекты - и вот он, его звездный час! В штабе оценили, наконец, ум и способности Брайана Гибсона!
- Прошу, - он покровительственным жестом указал на двери кабинета.
Капрал почтительно отступил на шаг, пропуская его вперед, и Гибсон, раздуваясь от сознания собственной важности, прошествовал внутрь. Воображение уже рисовало ему блистательные перспективы: как минимум Викторианский крест и личную благодарность генерала Уайта, а, может быть, и собственную бригаду!
Опомнился он только, когда за спиной щелкнул замок, а потом раздался другой щелчок, гораздо более зловещий.
- Держите руки повыше и на виду, полковник, если вам жизнь дорога, - сипло сказали сзади. Ловкие руки быстро избавили его от револьвера, но едва к полковнику вернулась способность связно мыслить, как сумасшедший капрал снова отступил, оказавшись вне досягаемости для любого отчаянного броска.
- Развернитесь. Медленно. И ради всего святого - ни звука!
Полковник Гибсон выполнил это указание. Мальчишка-курьер стоял у самой двери, и в его руке холодно поблескивал ствол револьвера. Второй револьвер, армейский, он небрежно заткнул за пояс. Растрепанная челка свесилась на лоб, скрывая выражение глаз, но улыбка юноши не предвещала ничего хорошего.
- Что?..
- Не заставляйте меня повторяться, полковник. Мне трудно говорить, знаете ли. И давайте обойдемся без глупостей, - скучным тоном добавил он, заметив, как Гибсон лихорадочно обшаривает взглядом комнату. - Что бы вы ни предприняли, курок я спустить успею. Меня, конечно, все равно схватят, но вряд ли это облегчит вам процесс переваривания свинцового деликатеса. Сэр.
Полковник сглотнул. Будучи человеком военным, он прекрасно умел отличать блеф от настоящей готовности убивать. Этот человек не шутил. Гибсон был крупнее и выше, но именно это лишало его какой бы то ни было возможности избежать выстрела в упор в замкнутом пространстве.
- Что вам нужно? - выдавил он наконец.
- Ваши планы, разумеется, - "капрал" снова ухмыльнулся. - Чертежи и проекты весьма впечатляющи, благодарю, но, я уверен, самое важное вы храните здесь, - он постучал себя по лбу согнутым пальцем свободной руки.
- Вы хорошо говорите по-английски, - осторожно сказал Гибсон.
- Вас утешит, если я скажу, что я британец?
- И предатель своей родины!
- И защитник ее, в том числе, интересов. Не заговаривайте мне зубы, Гибсон. Мне нужно знать, когда вы планируете операцию в Лаингс-Нек.
Полковник скрипнул зубами. Лаингс-Нек, его самый блестящий проект. Железнодорожный туннель, соединяющий мятежный Трансвааль с британскими колониями, кровеносная жила, питающая бурскую армию, осадившую Ледисмит. Закупорить это бутылочное горлышко - и у генерала Уайта будет шанс прорвать кольцо блокады. Операция готовилась в условиях строжайшей секретности - британская разведка умела учиться на собственных ошибках. Кто смог бы заподозрить раненого офицера, идущего на поправку, в составлении плана крупнейшей железнодорожной диверсии в Южной Африке?
Что ж. Видимо кто-то - смог.
- Какой мне смысл говорить? Вы ведь все равно выстрелите.
- Ах, полковник! Поверьте, я имею не больше желания сводить счеты с жизнью, чем вы. Уверен, нам обоим еще предстоит слишком многое сделать.
Молодой человек закашлялся, но рука с револьвером не сдвинулась ни на дюйм, и черный зрачок дула все еще смотрел полковнику прямо в лицо.
- Если вы ответите на мои вопросы, и ответы меня удовлетворят - я сохраню вам жизнь, даю слово.
- Незавидный выбор - смерть или бесчестье. И почему я должен полагаться на слово какого-то...
В дверь за спиной капрала робко постучались.
- Господа, обед готов! - крикнула миссис Моуд.
- Отошлите ее, - шепотом приказал юноша.
Колебания полковника длились недолго: он никогда не считал себя трусом, ему приходилось идти в атаку под сплошным градом пуль, но это... Погибнуть так нелепо и глупо! К тому же, промелькнула шальная мысль, патовая ситуация не может продолжаться бесконечно: любая рука с револьвером рано или поздно устанет, нужно всего лишь потянуть время. Гибсон шумно сглотнул; ему внезапно перестало хватать воздуха.
- Мы заняты, - крикнул он. - Проследите, чтобы нас не беспокоили!
- Отлично, - проклятый юнец смерил его внимательным взглядом, и вдруг широко улыбнулся. - Знаете, полковник, когда я путешествовал по Востоку, мне пришлось столкнуться с одним учением... Впрочем, вы же были в Индии, вам известно, как тамошние йоги умеют контролировать способности и возможности человеческого тела. Их собратья из Китая пошли еще дальше: они открыли, что есть особые точки, легчайший удар по которым может заблокировать дыхание, кровоток, обездвижить человека или попросту лишить его жизни.
- Зачем вы?..
Полковник Гибсон осекся. Пока капрал нес всю эту чушь, холод, который он чувствовал на кончиках пальцев, распространился, казалось, по всему телу, острыми коготками вцепился в сердце. Тупо и настойчиво заныла недавняя рана в плече.
- Вот видите? Вам придется положиться на мое слово. У вас нет выбора, - голос юноши стал жестким, даже хрипота, казалось, исчезла.
- Это невозможно! - а вот полковник, наоборот, начал хрипеть. Горло словно сдавили удавкой, холодный пот противной струйкой скользнул по виску. - Как вы?..
Он умолк, вспомнив, как капрал отобрал у него оружие. Неужели именно тогда он применил свое дьявольское искусство?
Юноша рассмеялся.
- Планы, полковник, - напомнил он, и опустил револьвер. - Ваша жизнь в ваших руках.
Полковник Гибсон, офицер с безупречной репутацией, которого никто не посмел бы назвать трусом, сдавленно, со всхлипом втянул в себя воздух, пошатнулся, грузно опираясь на стол - и заговорил.
- Отлично, - сказал молодой человек, когда его пленник закончил свой рассказ.
Он уже даже не держал полковника на мушке, а расхаживал туда-сюда по кабинету, время от времени поправляя воротник мундира. - А теперь присядьте, сэр.
Полковник поднял на него слезящиеся глаза.
- Что еще вам нужно?
- Садитесь! - дуло револьвера снова нацелилось несчастному в лоб. Гибсон, покачиваясь как пьяный, обогнул письменный стол и тяжело опустился в кресло. Сердце обожгла полубезумная надежда - в верхнем ящике, вспомнил он, хранился старый армейский кольт - он сам положил его туда, тщательно зарядив - на всякий случай. И вот, похоже, тот самый случай настал; Брайан Гибсон, может быть, и погибнет, но заберет с собой этого дерзкого шпиона! Он навалился грудью на стол, демонстрируя собственную немощь, протянул дрожащую руку...
Увы, надеждам полковника не дано было сбыться. Пока он разыгрывал свой спектакль, его мучитель легкой пружинистой походкой подошел ближе и, примерившись, нанес своей жертве сокрушительный удар в висок рукояткой револьвера. Гибсон без звука рухнул лицом вперед, а капрал, скептически приподняв бровь, зачем-то пощупал полковнику пульс, удовлетворенно хмыкнул и, аккуратно вытащив из-под бесчувственного тела бумаги и спрятав их за пазуху, решительным шагом направился к двери.
- Прощайте, мадам! - крикнул он выбежавшей из кухни миссис Моуд. - Господин полковник очень занят и по прежнему просил его не беспокоить, а у меня новое поручение. Спасибо за молоко!
- Но!.. - добрая женщина только покачала головой - ох уж эта молодежь, все бы им рваться в бой. Вот и полковник, похоже, заразился этим яростным и благородным порывом, раз решил отказаться от обеда.
Капрал сбежал с крыльца, на ходу натягивая перчатки и надевая каску, небрежно махнул часовым, хрипло рявкнул на замешкавшегося чернокожего конюха - и спустя несколько мгновений уже был в седле, посылая коня с места в карьер.
Пара минут - и о его присутствии на ферме напоминало только облачко пыли, исчезающее вдалеке.
Часовые переглянулись. "Молодо-зелено", - читалось в их взглядах. Откуда этому сопляку, спешащему куда-то по сверхважным пустякам, знать, что такое настоящая война?
Капрал, впрочем, не стал уезжать особенно далеко. Проскакав быстрой рысью несколько километров по направлению к станции и убедившись, что с фермы его уже никто не увидит, он придержал поводья и свернул в русло высохшего ручья, обильно заросшего колючим кустарником - разновидностью мимозы, метко называемой бурами "подожди немного". Конь, недовольно фыркая, умудрялся находить просвет в этих, казалось бы, непроходимых зарослях, однако вскоре юноше пришлось спешиться и вести его в поводу.
Негромко свистнула степная птица, потом - еще одна. Капрал улыбнулся и тоже засвистел.
Тропинка вывела его на небольшую прогалину, где ждали лошади и несколько молодых людей в форме легкой добровольческой кавалерии. Один из них, высокий темноглазый блондин, бросился навстречу капралу.
- Джим! - воскликнул он, порывисто обнимая приятеля. - Вернулся! Живой! Признаться, когда мы увидели, что Гибсон несется со стороны станции, словно ему черти пятки поджаривают - подумали, что дело швах.
- Ну, почти, - названный Джимом криво улыбнулся. - Планы у нас, но они знают, что мы знаем. Вот, держи.
Он вытащил из-за пазухи сложенные бумаги.
- Думаю, генералу Жуберу все равно не помешает эта информация. Если англичане решат рискнуть, их будет ждать изрядный сюрприз.
- Да погоди ты! Расскажи, как ты разминулся с полковником?
- А я не разминулся, - капрал с лукавой улыбкой обвел взглядом собравшихся вокруг товарищей. - Мы с полковником Гибсоном весьма мило поболтали. Собственно, он даже рассказал мне, когда и какими силами планировалась диверсия в Лаингс-Нек.
- Что, прямо вот так взял и рассказал?
- Ну, не без помощи моего лучшего друга, - Джим похлопал по кобуре и мечтательно зажмурился. - В общем, дело было так...
Рассказ о событиях на ферме занял у него от силы пару минут.
- Что-о? - светловолосый парень почесал подбородок. - Особые точки?
- Ага, - Джим положил ему руку на плечо, - тайное китайское искусство убивать, сечешь?
- И когда это ты успел его изучить? - скептически хмыкнул его приятель, но чужую руку на всякий случай сбросил.
Джим заржал в голос.
- Во время своих воображаемых путешествий по Востоку, когда же еще? Побойся Бога, Матти, какие точки, это же бред! Полковник - человек явно темпераментный, склонный к полнокровию, недавняя рана, жара, постоянное напряжение, вражеский разведчик в собственном доме - тут и здоровому человеку может стать дурно. А я, все-таки, до всей этой заварушки пытался учиться на врача.
- Что-о? - переспросил один из молчаливых "волонтеров". - То есть вы его обманули?
- Да, Луис! Черт, это оказалось даже слишком просто - у него в кабинете полно всяких индийских безделушек, в основном связанных с мистикой, наверняка он страстный фанат дикарских верований и обрядов, ну вот и...
Светловолосый Матти прыснул в кулак.
- Ты настоящий дьявол, Джим, - выдавил он. - Не хотел бы я оказаться на месте полковника, когда до него дойдет, как его обвели вокруг пальца. Отслужить лет двадцать в армии и едва не сомлеть, как кисейная барышня, под дулом револьвера! Что может быть глупее?
- Не дойдет, - уверенно сказал Луис с характерным голландским акцентом. - Джеймс же его прикончил, правда?
- Увы, мой бурский друг, - тот покачал головой. - Не было времени, да и потом, убивать безоружного...
Молодой бур нахмурился, а Матти рассмеялся.
- Джим в своем репертуаре, - сказал он. - Но, Луис, он прав. Англичане считают себя джентльменами и ценят цивилизованность своих врагов.
Луис явно хотел что-то ответить, но Джим его оборвал:
- Нужно ехать.
Он, не отрываясь, смотрел в ту сторону, откуда пришел, как будто мог сквозь колючие заросли разглядеть пыльную прерию, и переполох на покинутой им ферме, и миссис Моуд, с причитаниями бинтующую разбитую голову взбешенного полковника, и все британские части, медленно, но неуклонно стягивающиеся к границам двух маленьких мятежных республикам.
- Да, конечно, - Матти нахлобучил фетровую шляпу с эмблемой добровольческого армейского корпуса, и деловито поправил патронташ. - Нам нужно спешить.
- Спешить нужно вам, - мягко поправил его Джим. - Вы должны как можно скорее доставить информацию и чертежи генералу Жуберу.
- А ты?..
- А у меня еще есть работка в тылу у хаки. Эта форма пока годится в качестве маскировки - но как только Гибсон доберется до телеграфа, все закончится. Значит, нужно действовать быстро, - он закашлялся под гневным взглядом Луиса. - И нет, я не собираюсь вас предавать, мне кажется, мы уже выяснили это, раз и навсегда.
Матти покачал головой.
- Никто уже так не думает, Джим. Это была ошибка, ты же знаешь.
Его приятель с отсутствующим видом потрогал воротник.
- Знаю, - согласился он. - Но это не значит, что никому больше не придет в голову светлая идея расправиться с подозрительным типом, вздернув его на ближайшем суку.
- Дурак, - констатировал Матти. - Луис, скажи ему.
Молодой бур угрюмо пожал плечами и отвернулся.
- Хорошо, два дурака. Он волнуется же за тебя, дубина. Когда мимо промчался полковник Гибсон, нам чуть ли не вчетвером пришлось его удерживать, так наш бурский друг рвался немедленно мчаться тебя спасать.
Теперь закашлялся уже Луис - от смущения. Джим похлопал его по плечу.
- Спасибо, - сипло сказал он и беспечно ухмыльнулся. - Я справлюсь. Как мне не справиться-то, с таким тылом?
Он залихватски сдвинул набекрень шлем, сразу сделавшись похож на карикатуры из континентальных газет, в которых английский солдат, роняя ранец и винтовку, улепетывает от убеленного благородными сединами бура, смахивающего на библейского пророка.
Разведчики споро собрали немногочисленные пожитки, кто-то тщательно замел колючей веткой следы стоянки. Матти все еще с тревогой поглядывал на друга, пока Джим не отвел его в сторону и не проговорил серьезно:
- Твое дело - доставить бумаги генералу, сам знаешь.
- Знаю, но, черт возьми, как же хочется отправиться с тобой и лишний раз поколотить проклятых англичанишек!
- Эй! - Джеймс улыбнулся. - Не забывай, с кем разговариваешь!
- Забудешь тут... капрал.
- Так-то лучше.
Они взяли под уздцы лошадей, и цепочкой, один за другим, принялись выбираться из зарослей кустарника.
На выходе из оврага маленький отряд остановился, и все взгляды устремились на Джима. Тот взлетел в седло, красуясь, заставил лошадь встать на дыбы и воскликнул:
- Ну, выше носы! Клянусь, я устрою им достойную встряску. Не пройдет и недели, как во всей британской Южной Африке будут только и говорить, что о Джеймсе Макэвое!Глава третья, в которой по закону жанра мы узнаем слишком много лишней информации о главном герое, а также знакомимся с большим количеством ОМС разных почтенных джентльменов-3-
Глазго, Лондон, Саутгемптон-Кейптаун, весна 1899
Сомнения, мучившие полковника Гибсона и бура Луиса, возникли не на пустом месте.
В то время, когда все население британских островов в одном патриотическом порыве обратилось против двух крошечных республик, осмелившихся усомниться в праве королевы на сюзеренитет, увидеть англичанина на территории Оранжевой и Трансвааля можно было разве что в качестве военнопленного. Среди добровольцев, поспешивших на помощь бурам, были французы, немцы, ирландцы, русские и даже американцы, но население империи и ее доминионов было твердо убеждено: война в Южной Африке - внутренний конфликт, мятеж, который следует подавить, и первые жестокие поражения, нанесенные бурами армиям генерала Уайта, только укрепляли это убеждение. Что касается африканеров британского происхождения, жителей Наталя, Родезии и Капской земли - для них, тем более, британские войска были посланцами Провидения, ведь именно им, оказавшимся между молотом и наковальней, суждено было послужить причиной и оправданием для министерства колоний. Кто знает, что бы произошло, если бы президент Крюгер согласился предоставить англоязычному населению Трансвааля равные с бурами права - быть может, Британия быстрее и бескровнее лишилась бы этих своих земель. Увы, история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, а ее безжалостные жернова перемалывают все и вся, встающее на их пути. Буры предпочли защищать свою свободу с оружием в руках, англичане предпочли провести блестящую военную кампанию, которая должна была завершиться к Рождеству, что думали по этому поводу зулусы, кафры и другие племена, населявшие южную оконечность материка до прихода белого человека, никто, конечно, не поинтересовался - и завертелся чудовищный механизм, сотнями и тысячами уносящий человеческие жизни и в корне меняющий само понятие о современной войне. На три долгих года затянулась эта кампания, из славной и победоносной превратившаяся в одну из самых позорных страниц в истории британского оружия - первый, но, увы, не последний пример войн, которые планировалось закончить к Рождеству в новорожденном двадцатом веке.
Пока же весь цивилизованный мир, затаив дыхание, наблюдал, как имперский Колосс собирает все свои силы, чтобы уничтожить сопротивление буров, и стремление помочь слабому, сражаться за правое дело шевелилось во многих сердцах.
Как это ни странно, наш герой оказался в Южной Африке, движимый стремлением спасать жизни, а не отнимать их. Джеймс Макэвой мечтал стать врачом. До этого, правда, в списке будущих профессий значились военный, путешественник-естествоиспытатель и даже священник - и каждому новому увлечению молодой человек отдавался всей душой, вызывая законное беспокойство родных и близких. Миссис Макэвой слегка успокоилась, когда ее сын собрался поступать в королевский колледж в Лондоне и устроился работать в одну из престижных клиник Сити, но, как оказалось, проза жизни в виде подагры и гастритов обеспеченных леди и джентльменов мало привлекала Джеймса. Вернувшись домой, в небольшое поместье к западу от Глазго, на Пасху, он был мрачен и неразговорчив - и тут к ним в гости как назло заехал дядя Дэвид.
Дэвид Хейман, дальний родственник, богатый холостяк и профессиональный авантюрист (миссис Макэвой бы сказала - "бездельник"), обычно валился на семейство Макэвоев как снег на голову, и именно его пример неизменно вдохновлял Джеймса на очередную затею.
После рассказов дяди о службе в Индии мальчик уже видел себя в красном мундире и с винтовкой на плече, марширующим под нестерпимым тропическим солнцем, пробирающимся через зловонные болота, или притаившимся в засаде во время охоты на грозного и прекрасного тигра. Потом дядя решил заняться этнографией - и в их доме стали появляться диковинные идолы и языческие божки, а Джеймс засел за изучение обычаев народов мира. К счастью, с идеей стать странствующим миссионером дядя носился недолго; матушка Джеймса, хоть и ревностная католичка, отнюдь не собиралась уступать собственного сына церкви. Впрочем, дядя Дэвид являлся типичном примером викторианского агностика: о Боге он вспоминал, только когда ему это было удобно.
Пока мистер Хейман гостил в Шотландии, он учил Джеймса держаться в седле и стрелять, править небольшой парусной лодкой и вязать морские узлы, подражать голосам птиц и ставить силки и капканы - словом, по мере сил заменял мальчику отсутствующего отца. Неудивительно, что его краткие визиты ожидали с нетерпением, а после его отъезда Джейми скучнел, замыкался в себе и целыми днями пропадал на побережье, представляя себе дальние страны, чужие берега и весь огромный мир, который его дядюшка изъездил вдоль и поперек.
Страстная, беспокойная его натура жаждала приключений, подобно героям романов сэра Вальтера Скотта и Жюля Верна, и каждый раз, провожая дядю Дэвида на вокзал, он клялся себе, что в следующий раз обязательно попросит взять его с собой.
Мысли о матушке и сестре останавливали его, впрочем, с каждым разом все менее успешно. Недаром местом обучения он все же выбрал Лондон, а не Эдинбург. Почтенная профессия врача более-менее примирила миссис Макэвой с необходимостью длительной разлуки, но тут, конечно, нужно было явиться дяде Дэвиду с очередным безумным проектом.
Южная Африка. В то время внимание всего мира еще не было приковано к этому выжженному солнцем клочку земли на другом конце света; еще не звучали грозные слова ультиматумов, и большинство британцев смутно представляло себе, чем живут и дышат их собратья-африканеры. Конечно, копи мистера Родса и золотые прииски Ранда мелькали на страницах газет, как напоминание о мощи и богатстве Британской империи, но в большинстве своем мало кто за пределами Уайтхолла и Вестминстера был в курсе реального положения дел. По крайней мере, Дэвид Хейман явно не относился к числу посвященных: он задумал открыть в южноафриканских колониях благотворительную миссию. Местное население, вещал дядя Дэвид, размахивая обглоданной куриной ножкой, живет в чудовищных условиях, на полурабском положении у голландских и британских колонистов. Небывалый даже для африканских земель уровень смертности, отсутствие элементарного образования - некогда гордый народ страдает от той самой цивилизации, которая должна была принести ему процветание. В общем, дядюшка вознамерился во что бы то ни стало отправиться спасать несчастных туземцев. В своем воображении он уже видел скромные полотняные палатки с крестом Святого Георгия на вымпеле, разбитые у каждого поселения от мыса Доброй Надежды до Зулуленда, контору в Кейптауне, руководящую штатом самоотверженных врачей и учителей, готовых нести все блага современного общества невежественным дикарям. Джеймс слушал его с улыбкой - к тому времени он уже научился различать, когда дядя в своих проектах слегка преувеличивает, но сама идея показалась ему вполне осуществимой. И потом, разве это не долг всякого белого человека - заботиться о тех народах, кому Господь в милости своей не даровал мощи и блеска европейских титанов?
Юноша принялся было расспрашивать мистера Хеймана о подробностях его плана, но натолкнулся на тревожный взгляд матери и осекся. Эту границу он пока не мог переступить. Остаток ужина прошел в пустых разговорах, а на следующий день Джеймс отправился с дядей на охоту, и там, пользуясь отсутствием свидетелей, буквально забросал его вопросами.
- А ты, никак, хотел бы принять участие в этой авантюре? - добродушно улыбаясь, спросил дядя Дэвид.
Джеймс приподнялся в седле, обводя взглядом вересковую пустошь с торчащими там и тут белыми зубьями останцев, серо-стальной панцирь океана на западе. Знакомый с детства - и с детства же осточертевший пейзаж.
- Я мог бы помогать врачам в госпитале, - сказал он. - Я молод, вынослив, неплохо стреляю, и готов жизнь отдать за благородное дело.
- Ну-ну, Джейми, - дядя заулыбался, а Джеймс поморщился: он терпеть не мог этого детского прозвища. - Самопожертвование - это только звучит благородно, а выглядит не очень привлекательно, уж поверь старику.
- При всем уважении, сэр, может быть, вы позволите мне самому судить? - он всегда легко краснел, вот и сейчас чувствовал, как предательский румянец заливает щеки и шею, и, зло подумал Джеймс, выглядит он сейчас донельзя глупо и по-ребячьи. Словно мальчишка, выпрашивающий в подарок игрушечное ружье. К счастью, дядя Дэвид был слишком занят собственной поучительной речью, чтобы заметить всю бурю чувств, последовательно отражающихся на лице его спутника.
- Видишь ли, мальчик мой, - вещал он, - в моем возрасте люди обыкновенно задумываются не только о том, чтобы оставить след в истории, но и о спасении собственной души.
(Тут Джеймс едва не фыркнул - дяде еще стукнуло и пятидесяти, и по наблюдениям юноши, в этом возрасте люди чаще всего задумывались о ценных бумагах и о лечении на водах).
- Призрение униженных и сирых, - продолжал дядя, активно жестикулируя, - в Лондоне становится чем-то вроде спорта, но все словно забыли о колониях! Между тем, там и только там следует закладывать фундамент для нашего общего будущего!
Джеймс кивал и комкал в ладонях конскую упряжь. Разговор безнадежно сворачивал в сторону: если дядя Дэвид с годами и приобрел какую-нибудь "стариковскую" привычку, то это, безусловно, была склонность к нравоучениям. Африканский пейзаж, дрожащий заветной фатаморганой на линии горизонта, побледнел и съежился, грозя песком утечь сквозь пальцы.
- Ты серьезно хотел бы поехать? - спросил вдруг дядя, прервав на полуслове свой пространный монолог.
Джеймс поднял на него сияющие глаза и выдохнул:
- Да!
Матушке он так ничего и не сказал - не решился. Сослался на важную и срочную работу в клинике, расцеловал сестру, хотел было прихватить с собой любимое охотничье ружье, но дядя забраковал его.
- В Кейптауне, - сказал он, - сейчас можно купить самое современное оружие любого производства, были бы деньги. У них там все равно что Золотая Лихорадка на Диком Западе, только, ха-ха, без Дикого Запада.
С дядей Дэвидом договорились встретиться уже в Лондоне. Тот уже давно, наверное, приступил к приготовлениям для своей экспедиции, а Джеймс все оттягивал свой отъезд из Шотландии, вспоминал какие-то незаконченные дела, давно не виденных друзей - пока не понял, что все это отговорки. Неизвестность пугала и манила одновременно, но - упустить такой шанс? Ни за что на свете!
Последнюю ночь в родном доме он провел почти без сна, ворочаясь с боку на бок и невидящими глазами глядя в потолок, чутко прислушиваясь к каждому скрипу и шороху. Хотелось немедленно сорваться с места, отправиться в путь - что угодно, лишь бы не ждать, томясь неясными предчувствиями. Право слово, если бы с вокзала в Глазго уходили ночные поезда, он бы уже стоял на перроне: дальняя дорога всегда давалась ему легче прощаний и сборов. На рассвете, уже отчаявшись заснуть, он сел за стол - писать матери письмо, но после четырех неудачных попыток и изорванных в мелкие клочки листов решил оставить это безнадежное занятие до той поры, когда ему будет, что сказать.
В Лондоне Джеймс первым делом расплатился с хозяйкой меблированных комнат, которые снимал, раздал друзьям свои книги, получил расчет у недовольного владельца клиники и отправился на встречу с дядей Дэвидом, гостившем в огромном особняке на Кенсингтон-сквер.
Особняк принадлежал какому-то его приятелю, члену Королевского Географического Общества, и большую часть времени был необитаем из-за постоянных разъездов хозяина. Длинные пустые анфилады залов, чехлы на мебели, плотно зашторенные окна, скрипучие полы - все это наводило на мысли о привидениях. Дядя Дэвид обжил небольшой кусочек этого мрачного дворца, включавший в себя спальню, кабинет и крошечную гостиную на первом этаже, развесил по стенам сувениры и боевые трофеи и обходился услугами всего лишь одного слуги, что среди лондонского высшего света, разумеется, расценивалось как поведение весьма вызывающее. Джеймса он принял в гостиной, где на полу у камина лежала тигровая шкура, на которую юноша косился с нескрываемой завистью. Конечно, подобным аксессуаром нынче никого не удивишь, но одно дело - какая-то шкура, и совсем другое - собственноручно подстреленный хищник.
Дядя среди собрания трофеев смотрелся туземным божком в окружении жертв от преданных почитателей. Джеймс едва успел подавить невежливый смешок: для полноты картины не хватало только короны, а роль скипетра и державы с успехом исполняли чашка и сигара.
- Ну, - сказал дядюшка. - Начнем с хорошей новости. Возьми там, на столе - твой билет на пароход до Кейптауна и чековая книжка, оформленная на твое имя.
- Мой билет? - переспросил Джеймс. Про книжку он пока умолчал - нужно было как-то сформулировать, что деньги у родственников берут только подлецы и мошенники, и при этом не обидеть дядю и его добрые намерения.
Мистер Хейман, конечно, заметил многозначительную паузу, но, как всегда, истолковал ее по-своему.
- Не думай, что я тебя бросаю, - заявил он. - Наоборот, ты будешь моим авангардом, Джейми! Мне нужно уладить здесь еще кое-какие скучные дела и оформить бумаги, а ты, тем временем, будешь представлять мои интересы на африканском континенте. Я дам тебе рекомендацию, к кому следует обратиться; а сам постараюсь как можно быстрее закончить свои здешние мытарства и присоединюсь к тебе, как только смогу.
Джеймс не стал спрашивать, как может неопытный юнец представлять чьи бы то ни было интересы и что он вообще сможет сделать в одиночку; не стал уточнять насчет чековой книжки и неотложных дядиных дел. Он даже не обиделся на детское прозвище, только поблагодарил дядюшку за деньги, билет и рекомендательные письма - и отправился навстречу, как ему тогда казалось, самому большому приключению в своей жизни.
В то время, когда пароход уносил юного мистера Макэвоя к чужим берегам, в Англию навстречу ему по почте и телеграфным проводам мчались вестники совсем иного, куда более мрачного толка. Министерство по делам колоний и правительства бурских республик погрязли в крючкотворстве и бюрократических проволочках, меж тем все яснее становилось что, несмотря на заверения политиков, конфликт не разрешится сам собой. Президент Трансвааля Крюгер закупал на немецких мануфактурах оружие в количествах, превышающих всякие разумные пределы. Оранжевое Свободное Государство, всегда поддерживавшее хорошие отношения со своими британскими соседями, заключило какой-то зловещий, едва ли не племенной союз с Трансваалем, и в кулуарах правительственных учреждений все чаще звучало слово "кровь" - пока, правда, в контексте "кровного братства" с соседней бурской республикой. Газетные листы снова начали пестреть упоминаниями южноафриканских колоний, все чаще мелькали имена мистера Чемберлена, доктора Лейдса, сэра Альфреда Милнера и, конечно, президента Крюгера - архитекторов будущей катастрофы. Так вышло, что Джеймс Макэвой прибыл в страну, если и не находящуюся еще на пороге войны, то стремительно движущуюся к этому порогу.
Кейптаун встретил нашего героя суматохой, толкотней и криками матросов и уличных торговцев. Если бы не обилие загорелых – и попросту чернокожих – лиц вокруг, можно было бы предположить, что пароход так и не вышел из Саутгемптона, сказал доктор Крезье, спускаясь по сходням. С доктором Джеймс познакомился в первый день пути, и в тот же день знал все подробности жизни веселого и разговорчивого голландского медика, которого весьма впечатлила благородная цель, побудившая молодого человека отправиться в Южную Африку. Сам доктор, имевший обширную практику и почтенную репутацию в Лондоне, ехал к своей несчастной больной сестре, дабы провести у ее постели отпущенные бедной женщине последние дни. Джеймс, в свою очередь, с интересом и восторгом слушал болтовню старшего коллеги, особенно когда тот заводил речь о специфических для черного континента болезнях или о свойствах здешнего климата. Юноша вез с собой целый чемодан медицинских справочников, но в результате куда больше знаний получил, не штудируя у себя в каюте литературу, а прогуливаясь с доктором Крезье по палубе или просиживая вечера в уютном салоне для пассажиров первого класса: дядя Дэвид не поскупился на билет, обеспечив племяннику весьма комфортабельное плавание. Однако их путешествие подошло к концу, и вот уже Джеймс и добрый доктор пожали друг другу руки в последний раз. Крезье направлялся в Блумфонтейн, чтобы исполнить родственный долг, а Джеймс собирался найти в Кейптауне мистера Флеминга, рекомендательное письмо к которому лежало в кармане его сюртука.
Задача оказалась несложной - мистер Флеминг квартировал в непосредственной близости от Южноафриканского Банка, в котором предусмотрительный дядюшка и открыл счет для Джеймса, и управляющим которого и являлся, собственно, адресат письма. Мистер Флеминг оказался высоким, жилистым и необычно бледным для местного жителя джентльменом. Джеймса он принял в рабочем кабинете в банке и долго и придирчиво изучал предъявленные бумаги, прежде чем отложить их в сторону, скрестить костистые пальцы перед собой и немигающим взглядом уставиться на посетителя.
- Значит, господин Хейман - ваш дядюшка? - спросил он скрипучим голосом.
Джеймс кивнул. Перед этим человеком он чувствовал себя нашкодившим школяром в кабинете директора, и не сказать, чтобы ему нравилось это чувство.
- И он просит, эээ... - мистер Флеминг заглянул в бумаги, - оказывать вам всяческое содействие и поддержку в ваших начинаниях. Позвольте спросить, что же это за начинания?
Странно, подумал Джеймс. Неужели дядя не изложил в письме свои грандиозные планы? И почему не предупредил племянника о том, что следует подготовить доклад для этого сухаря?
- Мистер Хейман, - начал он, тщательно подбирая слова, - собирается учредить на африканском континенте сеть благотворительных заведений, для страждущих любой национальности, вероисповедания и цвета кожи. С этой целью, насколько я знаю, он открывает в вашем в том числе банке несколько счетов и нанимает обширный штат работников. Во всяком случае, он займется этим, как только дела позволят ему приехать из Лондона.
Мистер Флеминг рассмеялся сухим лающим смехом.
- Учитывая репутацию господина Хеймана, звучит не так уж и невероятно.
- Репутацию?..
- Ваш дядюшка, мистер Макэвой, пользуется определенной известностью в деловых кругах, особенно среди господ, занимающихся колониальным бизнесом, - управляющий, кажется, смотрел на юношу с сочувствием. - Сей в высшей степени почтенный джентльмен знаменит, в частности, тем, что вкладывает свое немаленькое состояние в заграничные проекты, по большей части неосуществимые, и платит жалованье различным, гм, не внушающим доверие людям. Взамен он получает истории о путешествиях, которые пересказывает в лондонских салонах и посылки с сувенирами из экзотических стран. Удивительно только, что он не постыдился впутать в свои делишки собственного племянника.
Джеймс почувствовал, как краска бросилась ему в лицо.
- Уверяю вас, вы ошибаетесь, сэр, - сказал он. - Мистер Хейман...
- Мистер Хейман, насколько мне известно, ни разу за последние лет десять не покидал британских островов, - перебил его Флеминг. - И я не думаю, что нам стоит ожидать его прибытия на эти берега.
- Но...
- Послушайте, - голос управляющего смягчился. - Джеймс, верно? Так вот, Джеймс, вы можете мне не верить, но порасспрашивайте служащих британских горнодобывающих компаний здесь, в Кейптауне. Многие из них не понаслышке знакомы с деятельностью Дэвида Хеймана. В Королевском Географическом Обществе его уже несколько лет попросту не пускают на порог. Послушайте моего совета, юноша. Отправляйтесь домой. Сейчас смутные времена, и очень скоро на Капской земле может стать жарче, чем в Судане. Уверен, ваш дядя, независимо от того, лгал он вам или нет, не знал о том, что здесь творится - иначе он никогда бы не отправил вас сюда.
- Благодарю за совет, сэр, - отчеканил Джеймс, вздернув подбородок. Кулаки он стиснул так, что побелели костяшки пальцев. – Я могу рассчитывать на то, что открытый на мое имя счет будет действителен в любом представительстве Банка?
- Разумеется, - мистер Флеминг, кажется, облегченно вздохнул. – Если хотите, я могу оплатить вам обратный билет прямо через нашу кассу.
- Спасибо, - сказал Джеймс, надевая шляпу, - не нужно.
На железнодорожном вокзале Кейптауна было многолюдно. Полный, невысокий человечек проталкивался вперед через толпу, приговаривая: "Тысяча извинений, мадам, вы абсолютно правы, я слепой олух! Прошу меня простить, сударь, но вы сами накатили на меня свой чемодан! Ах, мадемуазель, с моей стороны просто преступлением было наступить на такую хорошенькую ножку!"
"Доктор!" – крикнул кто-то.
Человечек остановился, завертел головой.
- Доктор Крезье! – окликнувший его юноша помахал рукой и с удвоенной энергией принялся пробираться вперед навстречу потоку пассажиров.
- Джеймс! – доктор заулыбался. – Вы что же, проводить меня решили? Не стоило, право…
Поезд на Блумфонтейн, тем временем, дал первый свисток. Крезье сделал попытку двинуться прочь по перрону, но Джеймс крепко ухватил его за рукав – тут же, впрочем, разжав пальцы.
- Простите, доктор, - быстро, но четко заговорил он. – Вы упоминали, что, кроме ухода за сестрой, планируете продолжить свою практику в Оранжевой республике?
- Да, но я…
- Возьмите меня с собой!
- Что?!
- Я мог бы быть вашим ассистентом, вы сами говорили, что у меня неплохая теоретическая база!
- А как же ваши планы?..
- К черту планы, доктор. С вами или без вас – я все равно еду на север. У меня и билет есть.
Доктор Крезье снял очки и, близоруко сощурившись, уставился на собеседника.
- Зачем вам это? – спросил он, как будто позабыв и об отбывающем поезде, и о спешащих по своим делам других пассажирах. – Стремление ввязаться в какую-нибудь авантюру только лишь авантюры для?
Джеймс помотал головой.
- Я не люблю проигрывать, - сказал он просто. – А разве вы в моем возрасте любили, доктор? Вы бы смогли отказаться от своей мечты?
Паровоз снова надсадно засвистел. Доктор Крезье вздохнул, снова нацепил очки и протянул юноше руку.
- В таком случае, Джеймс, как говорят моряки - добро пожаловать на борт.
@темы:
Безыдейный фанфикшн,
Тараканы из Альдригланда,
ФассЭвой головного мозга
-
-
20.01.2012 в 10:56хотя надеюсь, что до этого не дойдет)))А это я даже попробую прочитать, особенно если ты будешь выкладывать небольшими кусочками. Меня интригуют печеньки Мадлен
-
-
20.01.2012 в 10:56-
-
20.01.2012 в 11:06(про овсянку атличная идея, бгг)
Ну, тут какбэ будут (в перспективе) приключения и про военных, не знаю, почему-то я подумала про тебя XDDD если вдруг зайдет - я буду рада.
Печенье тут исключительно как признак гуманитарности головного мозга автора, его нет)))
Papa-demon Да)))) про буров XDDDD прости меня финалкофандом
-
-
20.01.2012 в 11:23Оу, какой сюжет, какая стилизация, какой Майкл
ЕШО!
-
-
20.01.2012 в 11:39-
-
20.01.2012 в 11:50-
-
20.01.2012 в 12:14Papa-demon,
-
-
20.01.2012 в 12:31Больше всех понравилась тётя Роуз - прекрасная женщина! Прекрасная!
И ты пополнила мне словарный запас! Это отдельно круто! *_*
-
-
20.01.2012 в 12:34Чо внезапен-то. Хорошие фики они завсегда, канон похуй. У тебя хорошие фики, йазнаю.
-
-
20.01.2012 в 12:55Shun Izaki,
КАНОН КАКОЙ КАНОНХотя о чем это я, у меня есть канон - википедия XDD
-
-
20.01.2012 в 13:30Вот именно
О да, википедия, гугл и книшшки, пиратским способом скачанные из инета - вот наши лучшие друзья
-
-
20.01.2012 в 18:52это ответ хлопковым полям?
я еще не начала читать, поэтому какой-нибудь комментарий отпишу потом)
-
-
21.01.2012 в 00:46Hillary Sammis, скорее, хлопковые поля были последним воплем о помощи погибающего в пучине РПС-АУ разума
-
-
21.01.2012 в 01:24Ничего, ничего, дорастешь еще
-
-
21.01.2012 в 21:39Блестяще просто.
Жду продолжения.
И ссылку на статью в википедии, которая нужна чтобы чуточку въехать в канон))))
-
-
21.01.2012 в 23:11-
-
21.01.2012 в 23:49задорный чубчик макэвоя, нет, фамилия там другая, но в данном случае, каюсь, это пасхалка))))) спасибо, приятно, когда такие вещи ловят)))
-
-
22.01.2012 в 00:09Надеюсь, проект вырастет и расцветет пышным цветом ))
-
-
22.01.2012 в 00:15-
-
22.01.2012 в 00:20читать дальше
-
-
22.01.2012 в 00:21задорный чубчик макэвоя, окей, поправлюсь - очевидная пасхалка/все равно приятно, когда говорят об этом))))
-
-
22.01.2012 в 00:23WIP =
ленивый жадный до фидбека авторwork in progress-
-
22.01.2012 в 00:29сорри за задротство, а не скажешь еще откуда это пошло - так называть?
ааа!! блин, это был один из вариантов. я только думала что-то типа writing in process
-
-
22.01.2012 в 00:36я папрашу ругательными словами не выражаться
Вообще, по-моему это фишка пришла из компьютерных игр, из той эпохи, когда разработчики прятали свои имена в кодах, а вот этимологию - почему именно яйца - объяснить не смогу
Кстати, может оно и ин процесс, тут я тоже что-то не уверена XDDD
-
-
22.01.2012 в 00:38-
-
22.01.2012 в 00:58-
-
28.01.2012 в 21:30Оу, последняя фраза просто хайлайт оф зе стори. Такой, бгг, клевый Джеймс
-
-
28.01.2012 в 21:54ну а вообще такой коварный, мрр))
-
-
28.01.2012 в 22:22Hillary Sammis, ну типа какбэ да
вся королевская конницану понятнокто)))-
-
28.01.2012 в 22:32Так это ж прекрасно - задор, капитан Сорвиголова...