Несовершенство линий движется постепенно
Часть первая
Не ждали?)))
Глава 4. Департамент
ЧитатьИз Ландиса новости приходили редко, и были они какие-то мутные. Нехорошие новости. Какое-то где-то восстание. Князь опять учудил – распустил Совет баронов, и передал всю власть наместникам, чтобы они напрямую управляли провинциями. А еще по слухам, он хочет закрыть воздушное пространство Ландиса. Информация в аркадийских газетах была, ясное дело, недостоверная, но ведь никакой другой не найти. Близнецы читали вслух по очереди, и хмурились, и гадали, какую именно фамилию переврали имперские журналисты, а мама слушала их и потихоньку, один за другим, обрывала листки у стоявшего на подоконнике цветка. Ноа видел потом, как эти пожелтевшие уже, скомканные листья выметала горничная – их рядом с маминой постелью накопилась целая куча.
Баш хлопал ладонью по столу и говорил, что им надо домой, и Ноа подтверждал – надо, но как же без мамы? Без мамы никак, а мама болеет.
Они часами сидели в своей галерее и крутили ручки старенького приемника, который приволок Форис – в надежде услышать среди шума, хрипов и бравурных маршей хоть какие-нибудь новости из дома. Но единственными передачами, в которых сквозило слово "Ландис", были переговоры пилотов, которые с трудом получалось поймать и еще труднее разобрать слова.
И братья жадно пытались отыскать хотя бы мизерную крупицу информации в огромном потоке, и тосковали по дому, и получали оплеухи от деда, когда заговаривали о положении дел на родине. Пелем Габрант и раньше-то не терпел упоминаний о Ландисе, а теперь и вовсе мгновенно выходил из себя. Во всей огромной, великолепной Аркадии, конечно же, никому не было дела до какого-то маленького княжества.
В Аркадисе тоже было неспокойно. На улицах стало гораздо больше патрулей, Император отменил несколько приемов с участием дипломатов из других государств, а Сандера по уши завалили работой.
Форис с умным видом комментировал, что не иначе, мол, Девятое бюро опасается, что атака на дворец была только цветочками (явно подслушал у кого-то из взрослых, у Зекта-младшего была привычка, забавно морща нос, копировать понравившиеся слова и выражения вплоть до интонаций).
Ноа как-то раз заикнулся о мятеже при деде, и получил исчерпывающий ответ лорда Габранта на тему всего, что тот думает по поводу заговоров, восстаний и честолюбивых юнцов, оные восстания поднимающих.
- То ли дело во всех приличных странах, - вещал необычно разговорчивый Пелем, - там свергают монархии и рушат старые святыни, потому что людям не хватает хлеба. Хлеба! А у нас заговор - удел скучающей молодежи, тебя не примут в приличное общество, если ты в свое время не участвовал в парочке заговоров. Грамис совершенно прав, что выжигает эту дрянь каленым железом.
- Если люди чего-то хотят, проще дать им это, чем расхлебывать последствия, - отозвалась Сильвия, сидевшая с вышиванием у камина.
- Ха! - дед был непреклонен. - Ничего они не хотят, в этом-то и беда. Они, видите ли, считают, что Дом Солидор забрал слишком много власти. Грамис, мол, тиран и угнетатель. А я спрашиваю - чему завидовать? Тащить на себе всю империю, а у самого дома трое карапузов по лавкам? Что с их матушкой случилось, помните? То-то же! А Сенату только дай повод, они сумеют и солнце обвинить в том, что оно слишком ярко светит. Судьи пока еще стоят за троном, да и то только потому что следуют известному принципу: нельзя кусать руку, которая тебя кормит. Случись что - и они тут же обратятся против Солидоров.
- Это неправда! - запальчиво крикнул Баш, сжимая кулаки. - Департамент Судейства стоит на страже законности...
Старик только презрительно хмыкнул, отметая подобные заявления. Ноа успокаивающе коснулся плеча брата. За последние дни они многое узнали о Департаменте, и Баш уже бредил стальными доспехами Судьи-Магистра – в те моменты, конечно, когда отвлекался от мыслей о доме.
А было так – через несколько дней после памятной экскурсии по дворцу, когда близнецы уже успокоились и решили, что про их похождения благополучно забыли, в поместье Габрантов явился с визитом Сандер – в строгом мундире, при шпаге, чуть ли не с табличкой на груди "официальное лицо при исполнении". Он коротко переговорил с хозяином дома, а затем в кабинет пригласили Баша и Ноа.
- Вас желает видеть глава Девятого бюро. Обоих. Судья Зект любезно согласился доставить вас к нему, - сухо сообщил дед, и в голосе его явственно слышалась угроза. Ноа украдкой помассировал самую страдающую от наказаний часть тела и чуть не рассмеялся, заметив, что руки Баша тянутся туда же – воистину, хотя Пелем Габрант и Йохан фон Ронсенберг различались, будто небо и земля, подход к воспитанию молодежи у них был одинаковый. В частности, оба считали, что не средства лучше вколотить что-нибудь в упрямые головы близнецов, чем хорошая порка. Другое дело, что дома они чаще всего получали ремня по своей вине.
Сандер заверил деда, что разговор – чистая формальность, и что он скоро вернет ему внуков в целости и сохранности, и вот близнецы уже сидели в коляске ховера и жмурились от бьющего в лицо ветра.
В отличие от императорского дворца, Департамент поражал не роскошью, а пустотой и какой-то стерильностью. Длинные казенные коридоры с голыми стенами, комнаты с высокими сводчатыми потолками, отсутствие всяких запахов... Ноа показалось, что он попал в огромный, светлый и просторный склеп, который еще только ожидает жильцов на вечное вселение. Сотрудников они почти не видели - то ли Сандер вел их каким-то редко используемым путем, то ли и в этом Департамент тоже отличался от привычных государственных учреждений. Судья Зект, между тем, уверенно шагал по гулким переходам, и попутно успевал давать негромкие комментарии.
- Там - лестница на нижние уровни, это владения Второго Бюро. Оно отвечает за всю военную машину империи, поэтому в Магистрах у них всегда отъявленные забияки. А еще у них решетки на окнах и бронированные флаеры, но теперь этим мало кого удивишь.
Близнецы смотрели и удивлялись - и правда, по указанной лестнице поднимались-спускались исключительно мрачные личности в доспехах.
Сандер загнал их в лифт, не переставая читать лекцию:
- Нам нужно на самый верх, а сейчас будет красиво... Да, вот.
Стенки кабины оказались прозрачными, и Ноа подавил желание прижаться носом к стеклу и восхищенно вздохнуть. Казалось, кто-то разбил прямо посредине скучного и официального здания райский сад. Журчали фонтаны, цвели диковинные цветы, яркие птицы перепархивали с ветки на ветку.
- Что это? - восторженно поинтересовался Баш.
- Четвертое бюро. У них всегда было очень эксцентричное начальство. А нам - тоже польза, есть, что показывать гостям, - Сандер лукаво улыбнулся, - а еще там работают самые очаровательные девушки во всем Департаменте.
- А чем они там занимаются? - Баш провожал взглядом стремительно уносящийся вниз яркий, какой-то нездешний мир.
- Информацией, - непонятно ответил Сандер и замолчал. На следующем этаже в лифт зашел попутчик - сухонький старичок в какой-то заурядной, незапоминающейся одежде и с такой же внешностью, смотрящийся в высшей степени нелепо среди сверкающих мундиров и начищенных до блеска доспехов.
- Судья Зект, - и непонятно, то ли он кивнул, то ли у него от старости голова сама трясется. - Я вижу, вы решили разнообразить ваш балаган и теперь ежедневно водите туда детей?
Ноа ожидал услышать от обычно не лезущего за словом в карман Сандера какую-нибудь колкость в ответ на это, мягко говоря, невежливое заявление, но их проводник промолчал. Старичок хмыкнул, окинул притихшую троицу цепким взглядом ясных голубых глаз и, не попрощавшись, вышел на другом уровне. Краем глаза Ноа заметил, как неприятный попутчик исчез в темноватом коридоре, таком же сереньком и неприметном, как и он сам.
- Кто это был? - почему-то шепотом пожелал знать Баш.
- Приехали, - Сандер проигнорировал вопрос и широким жестом обвел очередную путаницу лестниц, комнат и переходов.
- А вот это - Девятое бюро, - с гордостью объявил он.
На верхних этажах и в помине не было стерильной тишины и загробного спокойствия. Там кипела работа. Носились туда-сюда какие-то люди с кипами бумаг, кто-то громогласно требовал большую печать, несколько парней, торопливо прихлебывавших из дымящихся чашек, столпились у огромной карты, исчерченной цветными стрелочками и кружочками. Время от времени что-то начинало заунывно трезвонить, хорошенькая девушка в строгом костюме кричала на почтительно склонившегося перед ней пожилого мужчину, солидный господин в мундире с золотыми позументами скромно сидел на неудобном стульчике для посетителей, сложив пухлые руки на животе.
Сандер явно чувствовал себя во всем этом хаосе как рыба в воде, он лавировал среди беспорядочно движущихся людей, умудряясь на ходу обмениваться кивками, рукопожатиями, дружескими тычками в плечо и воздушными поцелуями с доброй половиной из них. Когда мимо прогрохотало несколько Судей в полной боевой экипировке, Баш для верности ухватил брата за руку. Ноа прикинул, стоит ли вырываться, уж больно глупо это выглядело – два здоровенных парня держатся за руки как дети, но потом подумал, что, во-первых, жест получится слишком ребячливым, а во-вторых – затопчут.
Так, рука об руку, они и вошли в кабинет Судьи-Магистра Медраута.
Тяжелая дверь захлопнулась, будто отрезав шум и суету. Ноа сперва показалось, что он уже бывал в этом кабинете, но потом до него дошло. Обстановка почти полностью копировала тронную залу во дворце - огромное окно, опоясывающее три стены из четырех, распахивало помещение навстречу Аркадису. За стройными рядами небоскребов облака прошивал шпиль башни императорского дворца, и, кажется, то окно смотрело как раз на эту сторону. Ноа представил себе двух мужчин, стоящих, каждый у своего персонального пейзажа, друг напротив друга, и решающих судьбы империи, и ему стало жутковато.
Кроме роскошного вида, в кабинете не было ничего примечательного. По-военному скупая обстановка, несколько даже на вид неудобных стульев, заваленный бумагами стол. Судья-Магистр отложил в сторону какие-то документы и поднялся, приветствуя гостей. Глухо звякнул доспех. Форис не соврал - глава Девятого бюро не снимал устрашающего шлема даже у себя в кабинете. Близнецы настороженно опустились на предложенные стулья, Сандер остался стоять.
- Итак, - прогудел Медраут, когда были произнесены все подобающие приветствия, - я прошу вас, молодые люди, подробно рассказать все, что вы слышали и видели во дворце.
Братья переглянулись. Задача была простой и понятной, и это было именно то, что они умели лучше всего. Дома отец часто брал их с собой в поездки по провинции, и всегда требовал детального отчета. Он не уставал повторять, что самая незначительная деталь может неожиданно оказаться решающей, и учил их намертво запоминать однажды увиденное.
Поэтому Баш заговорил, короткими, емкими фразами, а когда он замолкал, его рассказ дополнял Ноа, как они всегда поступали в таких случаях. Судья-Магистр слушал их очень внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, молчал и Сандер, который наверняка уже изложил те же события высокому начальству со своей точки зрения.
- И тогда Сан... Судья Зект отвез нас домой, то есть в поместье деда, и отбыл вместе со своим братом, - скомкал окончание рассказа Баш.
Медраут крутил в пальцах в стальных перчатках стило, непринужденно и ловко, но за всю их беседу так ничего и не записал. Теперь он откинулся на спинку своего кресла и скрестил пальцы перед собой.
- Благодарю за столь детальный и внятный рассказ, господа, - Ноа решил считать непонятный гулкий звук из-под шлема добродушным смешком. - Вы проявили даже чрезмерную наблюдательность для молодых людей вашего возраста, попавших в столь... щекотливую ситуацию.
Сандер открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Судья-Магистр жестом остановил его.
- Вы можете быть свободны, - сказал он и после микроскопической, почти незаметной паузы добавил, - но мы в Девятом бюро всегда будем рады видеть столь достойных юношей. Возможно, в следующий раз вы расскажете о своей родине...
- Разрешите идти, - встрял Сандер, и Медраут вяло махнул рукой:
- Идите.
Зект чуть ли не за шкирку вытащил близнецов из кабинета. Они так и не поняли, почему их приятель внезапно заторопился, но обратно к лифту они пробирались сквозь толпу в два раза быстрее.
Впрочем, у лифта их и ждали.
Та самая девушка в узкой, грозящей разойтись на широком шаге юбке, которая кричала на кого-то, когда они только приехали, сейчас отработанным движением повисла на локте их спутника.
- Са-а-анд! - нарочито плаксивым голосом протянула она. - Твой протокол готов, его нужно срочно переводить в категорию "Гамма".
- Ты же видишь, я занят, Флора, - Судья Зект уже нажимал клавишу вызова.
- Срочно - это значит очень быстро. Одна нога здесь, другая - тоже здесь. Твои ребятки никуда не денутся, подождут внизу, - она кокетливым жестом поправила пепельные кудри. - Семь минут и личное присутствие - все, что от тебя требуется.
Сандер закатил глаза, но позволил экзальтированной девице утянуть его куда-то в гущу непрерывно перемещающихся людей, крикнув напоследок:
- Доедете до первого уровня, встанете у лифта и ждите меня. Я мигом!
Прозрачные двери сомкнулись за близнецами.
Вместе с ними в лифт забилась компания гогочущих молодых Судей, отягощенных огромными папками с документацией. Баш, прижатый к самому стеклу, зашипел, когда локоть Ноа случайно угодил ему под ребра. Младший из братьев попытался вывернуться и в результате оказался у самых дверей, в которые его и вынесло вместе с развеселыми молодыми людьми, когда лифт остановился. Ноа проводил взглядом уезжающего вниз брата и вдавил до упора клавишу вызова лифта. Оглядеться он удосужился, только почувствовав на щеке дуновение свежего ветерка, принесшего с собой экзотическую смесь ароматов - цветы, пряности и ни с чем не сравнимый запах зверинца.
Вокруг все чирикало, щебетало, звенело, хлюпало, квакало и, кажется, даже чавкало. Суета царила такая же, как и в Девятом бюро, но здесь ее создавали не люди, а сама природа, отвоевавшая у строгого Департамента целый этаж. Честно говоря, Ноа вообще не видел здесь ни одного служащего - только непролазные джунгли, кое-где неожиданно превращающиеся в строгий парк.
Лифт все не возвращался, и юноша счел своим долгом провести небольшую рекогносцировку: во-первых, он вспомнил слова Сандера о хорошеньких сотрудницах Четвертого бюро, а во-вторых, отчетливые чавкающие звуки явно приближались к кабине и ее одинокому пассажиру. Рассудив, что без оружия под рукой с издающим их зверем знакомиться поближе не следует, Ноа направился по одной из тропинок в лес.
Он был уверен, что этот уровень находится в середине здания, и все же не раз и не два поднимал глаза к далекому потолку, с которого лился ровный искусственный свет, почти ожидая увидеть там небо - уж больно натурально выглядела чаща. Ноа замер, прислушиваясь к шебуршанию какого-то мелкого создания в подлеске, а когда снова посмотрел вперед, то сразу увидел ноги.
Пара исцарапанных ног в разношенных сандалиях свисала с низкой толстой ветви прямо над дорогой, и, подняв глаза, он убедился, что к ним прилагаются и все остальные соответствующие детали. Сидевший на ветке светловолосый мальчишка в изодранной курточке опустил самодельный лук и досадливо поморщился.
- Я тебя не знаю, - сообщило дивное виденье, почесывая облезлый нос согнутым указательным пальцем.
- Ну да, - осторожно подтвердил Ноа, рассматривая собеседника. Тот был никак не старше его, худенький, с тонкими запястьями, выглядывающими из когда-то белых манжет. И кажется, сегодня им уже встречался кто-то с такими вот мышасто-русыми волосами.
- Жаль, - в голосе мальчика и правда слышалось сожаление. - А то был бы ты моей законной добычей.
Ноа только рот открыл, глядя на то, как ловко паренек положил на тетиву самую настоящую с виду стрелу и показательно прицелился.
- И вообще, - добавил стрелок, - сгинь! Ты меня выдашь!
Заливистый разбойничий свист, донесшийся откуда-то спереди, подсказал, что заботиться о скрытности уже поздно. Мальчишка проворно скатился с ветки и плюхнулся прямо в придорожную канаву. Дважды сочно хлюпнула грязь: один раз - принимая в свои объятия тощего мосластого лучника, второй - от соприкосновения парадным колетом Ноа. Снаряд, видимо предназначавшийся вовремя спохватившемуся мальчишке, щедро размазался по груди его замешкавшегося собеседника.
- Э-ге-гей! - звонко заорали из леса. - Наши стрелы поразили гражданскую цель, благородные доны!
Вихрастая голова на мгновение высунулась из канавы, и еле успела нырнуть обратно, спасаясь от очередного шматка грязи.
- Сдавайся, подлый враг! - предложили благородные доны. Враг, залегший в засаде, показал невидимому противнику средний палец. В лесу распространенный жест, судя по всему, не оценили – там началась какая-то возня. Ноа как раз намеревался передислоцироваться под прикрытие ближайшего дерева (дальнейшего урона, нанесенного дорогому ландиссийскому сукну, тетушка Альма не пережила бы), но в этот момент из чащи торжественно показался еще один юноша, тащивший на закорках мальчика помладше.
Узнать в измазанном грязью, растрепанном и счастливо улыбающемся ребенке Вэйна Солидора было сложно, но вот то, что второй из новоприбывших – его брат – Ноа угадал сразу. Те же черты лица, только лишенные детской мягкости, те же пушистые темные волосы, и, главное – цепкий, внимательный взгляд серых глаз – точь-в-точь как у Грамиса. Фон Ронсенберг замер, боясь дышать, не зная, что делать дальше – то ли падать на колено, то ли срочно сливаться с пейзажем, если шалопаям императорских кровей придет в голову продолжить обстрел. Впрочем, на него пока никто не обращал внимание.
Солидор-старший ссадил брата на землю и за ухо вытащил из канавы своего оппонента, который яростно брыкался.
- Ты что же такое творишь, душегуб? – ласковым голосом вопросил принц, демонстрируя лучнику кулак. – Обираешь честных граждан на проезжей дороге? Королевские ловчие не позволят тебе творить злодеяния.
- Отстань, Поль, - выпущенный на волю "душегуб" осторожно потрогал пострадавшее ухо, приобретающее малиновый оттенок, - надоело. Вы слишком быстро меня ловите.
- Ты тоже играешь нечестно, Дрейс, - задумчиво сказал подошедший Вэйн и кивнул на стоящего столбом Ноа, - мы же договорились прерывать охоту, когда мимо кто-нибудь идет.
- Да, кстати, - старший принц тоже посмотрел на порозовевшего ландиссийца, особое внимание уделив живописному пятну на камзоле, - это у нас что, новая жертва железобетонного обаяния Медраута?
- Это Баш фон Ронсенберг, - торжественно сообщил Вэйн, явно гордясь тем, что запомнил имя и фамилию, - они с братом меня спасли, помнишь? Я рассказывал.
- А-а-а, парни из Ландиса, из-за которых весь верхний этаж исходит на пену? – непонятно буркнул Поль и неожиданно широко и искренне улыбнулся. – Для меня честь познакомиться с вами, мастер фон Ронсенберг.
- Взаимно, только я Ноа, а не Баш, - выдавил совсем засмущавшийся юноша, проклиная про себя наблюдательность недоуменно хмурящегося принца.
Что же мне теперь, всю жизнь зваться Башем?!
- Мой брат Поллукс, - вежливо и церемонно представлял Вэйн знакомящиеся стороны, - и… эй, а где Дрейс?
- Вот паршивка, - ругнулся старший из принцев. – Лови ее теперь.
- Не надо меня ловить, - мрачно сообщили с ветки ближайшего дерева. – Мне, может, посидеть захотелось.
- И Нерис Дрейс, - закончил Вэйн, лукаво улыбаясь.
Ноа скованно кивнул, начиная понимать, что имел в виду тот пыльный старичок, когда говорил о детях в Департаменте.
Поль присел под деревом, на котором болтала ногами оказавшаяся девчонкой Дрейс. Вэйн тут же вскарабкался ему на колени.
- Итак, пока лорд отец и лорд брат заняты ужасно важными и секретными делами, предлагаю поиграть в спасение прекрасной Брионн, дочери короля Райтволла, от злобного великана-людоеда, - заявил Поль.
- Вот еще, - фыркнула Дрейс, свесившись с ветки, - не буду я играть в принцессу.
- Тебе роль принцессы никто и не предлагает, - не остался в долгу старший принц, - из тебя принцесса, как из Медраута розаррийская танцовщица. Нет, Брионн у нас будет Вэйн. А я – зло-о-обным великаном-людоедом. Будешь спасать от меня нашу принцессу.
- Пусть лучше вон он спасает, - нахальная девчонка ткнула пальцем в опять онемевшего Ноа. – А я лучше опять буду отважным и благородным лучником. Не хочу я с их высочеством целоваться.
- Тебя никто и не просит, - попытался надуться Вэйн, но затих под ласковой рукой брата, сказавшего: "Цыц, малышня!"
- Ладно, сейчас придумаю еще что-нибудь, - Поль ничего не сказал по поводу предложения Дрейс включить нового знакомца в игру, и Ноа был благодарен ему за это. Сейчас он мог только поражаться на старшего принца, которому, он точно знал, недавно стукнуло шестнадцать. Сам он никогда не смог бы вот так непосредственно возиться с детьми, подобные игры остались для них с Башем в прошлом, на смену им пришли другие – игра света на обнаженном клинке, игра с опасностью. И внезапно фон Ронсенберг пожалел, что не может остаться навсегда в этом тепличном, замкнутом мирке, в саду посреди здания, и бесконечно спасать легендарных принцесс от злобных людоедов. По сравнению с этим недавние приключения во дворце, когда они убегали от ядовитого газа, бледнели и отходили на второй план – тогда было просто слишком страшно для того, чтобы чувствовать азарт.
- Я больше не буду играть, - с заметным сожалением сказала Нерис, посредством немыслимого кульбита соскользнув на землю. – У мамы кончается смена, а мне нужно еще эээ… причесаться.
- Не поможет, - критически заметил Поль, - к тому же, твоя мама наверняка заглянет к Медрауту и застрянет у него надолго, так что опять ты будешь сидеть одна и реветь.
- Не буду!
- Будешь!
- Не буду!
- Будешь!
- Сам ты плакса! – Дрейс гордо развернулась и удалилась, с треском ломясь сквозь кусты. Поль задумчиво смотрел ей вслед.
- Бедная девочка, - пробормотал он себе под нос и взглянул на Ноа.
Тот как раз лихорадочно соображал, сколько времени он отсутствует, и не ищут ли его уже по всему зданию с собаками.
- Мне, пожалуй, тоже надо идти, - пролепетал он, чувствуя, что снова краснеет. Поль рассеянно кивнул, не переставая гладить по голове прильнувшего к нему Вэйна.
Ноа успел отойти уже на пару десятков шагов, когда вслед ему донесся насмешливый голос принца:
- Если увидите у входа на уровень такой доспех, на три четверти переполненный беспокойством, передайте, что с его подопечными все в порядке, мастер фон Ронсенберг. Думаю, мы еще встретимся с вами.
До холла на первом уровне Ноа добрался без приключений, не встретив никого по дороге. Баш, конечно же, сразу накинулся на него с вопросами, а Сандер только возвел очи горе – за что, мол, мне такое наказание, - и отконвоировал их на стоянку. По дороге Ноа краем глаза заметил Дрейс, бледную, с размазанной по мордашке грязью и опухшими глазами, и ту самую эффектную блондинку в сногсшибательной юбке, - Флору, кажется, - которая громко отчитывала девочку. Впрочем, Сандер слишком быстро тащил их за собой, чтобы можно было различить подробности.
+ UPD ура! Оно перевалило за половину! Самой не верится... Х) И таки да, мне стыдно за скорости.
Глава 5. Секреты
ЧитатьСудья-Магистр сдержал слово - братья фон Ронсенберги стали часто бывать в Департаменте. Медраута интересовала их родина - Сандер обмолвился, что в империи Ландис считают слишком хорошим торговым партнером, чтобы терять его из-за опасности гражданской войны. Близнецы посоветовались и решили, что если они достаточно ярко живописуют главе Девятого бюро устройство жизни в княжестве, возможно, Аркадис сможет отправить войска на помощь своему союзнику. Поэтому они старались изо всех сил - в основном, конечно, Баш, как признанный рассказчик. Ноа по привычке дополнял рассказы брата, но очень скоро начинал скучать во время этих бесед. Наблюдательный Сандер утаскивал его с собой, оставляя Баша на растерзание Судье-Магистру, и брал, как он выражался, "на дело". Дело заключалось в каком-нибудь мелком поручении - помочь донести коробки, или перешить папки с бумагами, но Ноа не возражал. Он понимал, что Сандер пытается его как-то занять, а между тем и у самого Судьи Зекта дел было невпроворот. В небольшой комнатке работали сам Сандер, Флора Дрейс и еще три молодых веселых парня, и если с мужским населением отдела (на двери гордо красовалась табличка "Специальный отдел", к которой регулярно подклеивались бумажки типа "Судей с рук не кормить" или "Осторожно! Мины-ловушки!") Ноа сошелся очень быстро, наладить отношения с Флорой никак не получалось.
Как объяснял это один из приятелей Сандера - все дело в том, что Судья Дрейс была сказочно красивой стервой. Про нее ходили фантастические слухи: одни говорили, что она любовница Судьи-Магистра Медраута, другие брали рангом повыше - мол, ее не раз видели в более чем интимной обстановке с самим императором. Но все сплетни сходились в одном - своим положением в Департаменте Флора обязана неведомому покровителю.
Присутствие этой прелестной особы действовало на нервы всем и каждому, и когда она появлялась в отделе, у сотрудников оного тотчас же находились срочные дела. Ноа тоже приспособился сбегать в Четвертое бюро, благо там всегда можно было подремать на лужайке, или побродить по джунглям. В отличие от других этажей, никаких признаков бурной деятельности в рукотворном лесу не наблюдалось, там вообще зачастую можно было не встретить ни одной живой души - во всяком случае, разумной. Но иногда Сандер брал на работу брата, а Флора - дочь, и тогда джунгли оглашались радостным гиканьем, смехом и топотом - типичными признаками присутствия на территории Департамента "детского сада", как молодые Судьи называли этот беспредел. Ноа уже смирился с тем, что Форис и Дрейс видят в нем что-то вроде большой плюшевой игрушки, и безропотно позволял валять себя по травке. В такие моменты он остро завидовал среднему из Солидоров, который как никто умел и любил возиться с детьми.
Впрочем, принцы появлялись на заросшем джунглями уровне чрезвычайно редко. Хотя Грамис и предпочитал решать государственные дела в Департаменте, брать с собой сыновей отнюдь не входило в его привычку, да и не всегда находилась для них подобающее сопровождение.
Ноа ловил себя на мысли, что он скучает без братьев Солидоров. И что искренний интерес не имеет ничего общего с императорской кровью, текущей в жилах Поля и Вэйна.
За занятиями, прогулками и посещениями Департамента время летело незаметно, и полгода, которые семейство фон Ронсенбергов должно было провести в Аркадисе, неизбежно подходили к концу.
Мама так старательно делала вид, что чувствует себя просто замечательно, что Баш и Ноа, не сговариваясь, начали подыгрывать ей. Они оба чувствовали, что у нее нет больше сил выдерживать постоянные нападки отца и сестер, что сам климат огромного мегаполиса будто вытягивает из нее последние крохи здоровья.
С каждым новым днем Пелем Габрант все больше мрачнел, предчувствуя повторную потерю дочери. Он придирался ко всему – и к авантюрной экспедиции в Старый Аркадис, которую близнецы затеяли вместе с Форисом (к счастью, из той передряги их вытащил подоспевший вовремя Сандер), и к каким-то совершенно невинным шалостям, грозил всеми карами небесными за недоеденную тарелку супа во время обеда и заставлял выстаивать по часу на одной ноге за плохие оценки. Мальчишки взвыли и, как следствие, стали гораздо меньше времени проводить дома, не рискуя попадать под тяжелую руку деда. На их счастье, у Сандера получилось урвать три дня выходных, и он утащил их на загородную виллу Зектов, где они бездельничали, лазили по пещерам, загорали, купались в кристально-чистом озере, ловили рыбу и вообще замечательно провели время. А по приезду Баш целый день проторчал на аэродроме и выяснил, что в Ландис сейчас можно попасть либо на частном транспорте, либо с двумя пересадками – через Далмаску и Набрадию. Для того чтобы зафрахтовать частный рейс, денег у них, конечно, не хватало, но и делать крюк совершенно не хотелось. Баш и Ноа часами обсуждали сложившееся положение – их теперь интересовало не когда они попадут домой, а как они туда попадут. В конце концов Баш вытряхнул из копилки все свои сбережения, велел не волноваться, и пропал куда-то на несколько часов, оставив Ноа нервно мерить шагами комнату. Вернулся он ночь-заполночь, и от него несло дешевой выпивкой, женскими духами и еще чем-то непонятным. Ноа молча смотрел, как он вытаскивает из карманов ворох кредиток и пересчитывает их. Больше всего ему хотелось спросить, где брат взял деньги, но он наткнулся на какой-то пустой, деревянный взгляд Баша, и передумал. Тем более, что теперь у них была нужная сумма, и главным вопросом снова стало не "как", а "когда".
В один из последних их визитов в Департамент Медраут особенно крепко вцепился в Баша, как будто хотел за один раз получить всю возможную информацию. Сандера посадили стенографировать, а Ноа по обыкновения ушел бродить среди лесов на четвертом уровне. Не то чтобы он злился, что все внимание достается брату – нет, просто какая-то непонятная тоска мучила его, как будто он забыл сделать что-то очень важное. Поэтому младший из близнецов даже обрадовался отсутствию детского населения Департамента, наслаждаясь возможностью прогуляться в одиночестве.
Казалось, вечное лето четвертого бюро тоже тронуто дыханием грусти – притихли экзотические птицы, меланхолично осыпались листья, даже ручьи не звенели больше задорно, а текли в настороженной, тревожной тишине. И Ноа думал, что сейчас в Ландисе, верно, самый конец зимы, и мокрый снег, и пронизывающий северный ветер, но природа – настоящая, не эта искусная подделка под жизнь, причесанная и благоухающая – природа все равно ждет весны. Не смотря ни на что. Ждет каждая капля воды, стекающая по сосульке, и треснувший, потемневший лед на реке, и начинающие нестись чокобо, а скоро – первые робкие подснежники, пробивающиеся сквозь прошлогоднюю траву на лесных проталинах. Домой хотелось до ужаса, так что даже нос щипало. Мальчик устроился между корнями могучего дуба, свернулся клубочком и принялся думать о том, что они будут делать, когда вернутся. Баш – тот наверняка полезет по подвалам и чердакам замка, проверять – все ли его секретные заначки на месте. Потом помчится в соседнюю деревеньку, смотреть на чокобо-трехлеток, обязательно с кем-нибудь подерется, потом побратается, потом устроит переполох в корчме и опять, наверное, подерется – на сей раз не из-за достоинств скакунов, а из-за хорошенькой служанки, у которой окажется во всех смыслах внушительный жених. И когда он вернется – с разбитым носом, в расстегнутой вопреки всем морозам куртке, счастливый и чумазый, мама назовет его "горе мое луковое", и будет прикладывать лед к синякам, а Баш будет щуриться, как большой сытый кот, сидя на медвежьей шкуре у очага. Мама никогда не называла Ноа "горем", и иногда, – очень редко, но все же, - он чувствовал, что его в чем-то обделяют. Сам он, если не увяжется за братом, осторожно и бережно проведет маму по замку и саду, чтобы она своими глазами увидела и убедилась – все в порядке. Волноваться не о чем. Потом он откроет свой сундук, служащий ему по совместительству постелью, достанет оттуда тщательно завернутое в промасленные тряпочки оружие и на целый день сбежит в лес – дышать сырым холодным воздухом, с легкостью забираться на обледенелые валуны, попадающиеся на полянках, и, может быть, подстрелить пару зайцев или куропаток к ужину. Наслаждаться свободой, и нагревшейся от ладони рукоятью кинжала в руке, и похлопывающим по бедру колчаном стрел, и этим совершенно безумным ощущением собственной самодостаточности и цельности, когда ты один в целом мире, и тебе плевать. А вечером он будет валяться рядом с Башем на все той же шкуре, и дразнить игривого кухонного котенка, гоняющего по полу пестрые перья, и все будет правильно, по-настоящему, именно так, как и должно быть. А все следы пребывания в Аркадисе облетят с них, как ненужная шелуха, оставив только то, что на самом деле важно…
Наверное, он незаметно для себя задремал, потому что его разбудили негромкие голоса, раздавшиеся чуть ли не над самым ухом, и произнесшие имя деда. Спорили двое, мужчина и женщина, и если мужской голос казался лишь смутно знакомым, в его собеседнице Ноа опознал Флору Дрейс. Какое-то шестое чувство подсказало ему, что сейчас лучше лишний раз не высовываться, и он замер, затих, внимательно прислушиваясь к разговору.
- Габрант ни за что не проголосует против, - говорила Флора, - во-первых, он утратил большую часть своего влияния и в Сенате к мнению старика прислушиваются только те, кто знал его раньше. А во-вторых, для него у меня тоже припасены кое-какие ниточки, за которые можно подергать.
- Имеешь в виду историю с его сыном? – где же он уже слышал этот тихий, бесцветный голосок? – Умно. И все же, мне нужна полная уверенность в успехе.
- Законопроект пройдет, - уверенно сказала Флора, - большинство сенаторов сами понимают, насколько он им выгоден. И Грамис будет вынужден уступить – хотя бы в этом. Кандидаты на должность Судей-Магистров отныне будут утверждаться не только императором, но и Сенатом – а значит, у нас появится возможность продвинуть своих собственных людей на нужные нам посты. Возможность подготовиться.
- Неплохо. Я вижу, вы времени зря не теряли. Так зачем же, скажи, была нужна эта глупая эскапада на дворец?
- Чтобы поддерживать святую уверенность Грамиса и Медраута в том, что они способны выловить и казнить всех заговорщиков. Чтобы отвлечь Девятое бюро от реальной опасности.
- Продолжайте в том же духе, - Ноа наконец узнал голос. Точно такой же был у того серенького старичка, которого они встретили в лифте во время первого визита в Департамент, и которого, кажется, боялся даже Сандер. – Сейчас никто из юнцов не может этого понять, но поверьте – лет через десять в наших руках будет такая сила, что империя сама упадет нам в руки, подобно перезревшему яблоку. Нужно только уметь ждать.
- Мы научимся, - Флора коротко, зло рассмеялась, - ради такого можно и подождать.
- Месть сладка, а, леди Дрейс? – поддел ее бесцветный голос.
- Но это блюдо следует подавать холодным, - отрезала женщина. – Итак, переговоры с господами сенаторами я беру на себя. Будьте уверены, наш план просто обречен на успех.
Голоса стали удаляться, но Ноа еще долго лежал без движения, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Ему было по-настоящему страшно. По сравнению с подслушанным разговором все их приключения во время атаки на дворец казались полной ерундой. Вне всяких сомнений, Судья-Магистр Медраут отдал бы все, что угодно за подобную информацию. И Ноа, естественно, следовало прямо сейчас бежать в Девятое бюро, а может быть и к самому императору, и, захлебываясь, рассказывать об услышанном. Но вместо этого он почему-то вспомнил бледную мордашку Нерис Дрейс, у которой не было никого, кроме матери, пусть даже не слишком любящей – все равно. Ведь мама – это очень важно. А еще он думал о том, сколько стоит слово мальчишки из чужой страны против слов сотрудника Департамента. И что ему могут не поверить. Сандер вот поверит наверняка, и убедит своего начальника, и тогда император равнодушно скажет: "Расстрелять всех", и что, если он со сна недопонял чего-то? Какое ему вообще дело до Аркадии, если его ждет дом? Десять лет – большой срок, Грамис и Медраут наверняка что-нибудь придумают. Это ведь не его родина…
Он прижал пальцы к вискам, пытаясь избавиться от мельтешащих мыслей. Откуда-то пришел спокойный голос отца: "Ты можешь сделать и неправильный выбор, но это не страшно. Самое плохое – не выбирать вовсе".
И Ноа фон Ронсенберг направился к выходу с уровня, все еще колеблясь, но в глубине души точно зная – он никому и никогда об этом не расскажет.
Ночью он забрался в кабинет деда – ему не давала покоя фраза про "историю с сыном Габранта" – и попытался взломать его электронную панель. Увы, несмотря на то, что азы им преподали (до прилета в Аркадис Ноа вообще не встречал электронных устройств и ему бы и в голову не пришло ничего взламывать), знаний юноши было явно недостаточно, чтобы докопаться до закрытых паролем файлов. Тогда Ноа предпринял краткую экспедицию в их спальню и притащил с собой брата. Как он и рассчитывал, Баш спросонья сначала вскрыл коды доступа, а потом только вопросил, зачем все это было нужно – с техникой старший из близнецов дружил. Ноа, не обращая больше внимания на бубнеж за спиной, углубился в изучение семейного архива. Большую часть документов он пролистывал, не глядя, на нескольких останавливался поподробнее, но все равно с досадливым вздохом закрывал их – пока, наконец, не наткнулся на искомое. Пробежался глазами по тексту. Не поверил. Прочитал более внимательно. И еще раз. Потом растолкал уже задремавшего в кресле Баша и велел:
- Читай.
Пока его брат изучал текст на мерцающем экране, Ноа сорвал с полки фамильный альбом и пролистал его в поисках нужной фотографии. Она обнаружилась за уголком обложки – вся морщинистая, как будто ее сначала сняли, а потом расправили. На мутноватом снимке были изображены пятеро – молодцеватый мужчина с роскошными бакенбардами, в парадном мундире, три очаровательные девушки в светлых платьях, и молодой человек с лукавой улыбкой и ямочкой на подбородке – такой же, как у отца.
За спиной резко выдохнул Баш – видимо, добрался до самого главного, а Ноа все смотрел на фотографию в руках, где так счастливо улыбались миру дед, мама, тетушки и дядя.
- Бертрам Габрант участвовал в заговоре против Дома Солидор? – недоверчиво переспросил Баш, щелкая клавишами деки.
- Судя по написанному, не просто участвовал – он чуть ли не был его руководителем, - Ноа бережно вложил снимок обратно в альбом. – После этого Дом Габрант потерял все свое влияние, но, похоже, деду удалось добиться, чтобы этот факт не стал достоянием общественности. Видимо, об этом знают только сам император, да высшие чины из разведки. Медраут, наверное, тоже…
"А еще – Флора Дрейс и ее таинственный собеседник", - добавил он про себя.
- А ты-то откуда об этом узнал? – Баш занялся уничтожением следов их присутствия в системе.
- Я не знал. Мне просто стало вдруг интересно… Про дядю.
- Вдруг? – впрочем, дальше скептического хмыканья дело не пошло. – Знаешь, одно я могу сказать тебе точно. Об этом лучше никому не рассказывать.
На том и порешили.
Ноа все-таки не удержался и спросил о заговорах единственного Судью, которому он полностью доверял. Сандер внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал, только притащил толстенный талмуд и водрузил его на стол перед юношей.
- Вот, - пропыхтел он. – История заговоров против императора за последние пятьдесят лет. Читай – не хочу.
Ноа вежливо поблагодарил и сказал, что он, пожалуй, воздержится. Судья Зект только пожал плечами и вернул книгу – это были квартальные отчеты – на соответствующую полку. Если Судье-Магистру Медрауту было необходимо, чтобы фон Ронсенберги мирно и спокойно отправились домой, Сандер был только рад исполнить подобное поручение.
С фрахтом помогли Зекты, и промозглым деньком месяца Рыб изящная частная яхта должна была отнести их обратно в родное княжество. Попрощаться пришли не только семейство Габрантов, Сандер и Форис – присутствовал даже Судья-Магистр Медраут, как всегда, в полном доспехе и закрытом шлеме. Пришла Флора с дочерью, и еще несколько ребят из специального отдела. Сандер и Медраут отозвали Баша в сторонку, а Ноа жал всем руки, обещал не забывать и обязательно писать, и даже два раза был расцелован тетушкой Альмой, которая в первый раз назвала его Ноа, а второй – Башем. Брат вернулся хмурый, на шепот "Чего они от тебя хотели не отреагировал", и пока его обнимала и целовала все еще заливавшаяся слезами Альма (ей, похоже, было не важно, сколько у нее на самом деле племянников), Ноа почувствовал укол чего-то, похожего на ревность. У них с братом никогда раньше не было секретов друг от друга, так почему же…
"Ничего, он все расскажет по пути, сейчас просто некогда", - успокоил он себя, помогая маме занести на борт багаж. Зарядил мелкий дождик, провожающие раскрыли зонты, и только Судья-Магистр Медраут черной глыбой возвышался над всеми в блестящих от воды доспехах (зачем он вообще пришел сюда, провожать внуков впавшего в немилость сенатора, улетающих в свое захолустье?).
Близнецы в последний раз помахали стремительно уплывающей вниз посадочной платформе, и прилипли носами к иллюминаторам, рассматривая остающийся позади город. Аркадис таинственно поблескивал, будто драгоценность на дне туманного моря, каждое здание казалось покрытым тончайшей пленкой воды и переливалось всеми цветами радуги, если на него попадал свет от габаритных огней мчащихся мимо машин. Суету на улицах не мог приостановить даже дождь – город дышал, шевелился, развивался, стремительно переживал тысячу жизней за час, и даже не заметил потери нескольких человек.
Ноа показалось, что он заметил мелькнувший между шпилей небоскребов флаер Сандера Зекта, но вот уже столицу империи стало заволакивать туманом. Их корабль начал набирать высоту, чтобы подняться выше уровня облаков – и Аркадис растаял далеко внизу, как мираж из Дюнного Моря – он читал о них в одной из книг из библиотеки поместья.
Братья, не сговариваясь, отвернулись от облачной пелены за стеклом, и поспешили к матери. По бледным щекам Сильвии фон Ронсенберг катились слезы.
- Домой, - шептала она, - мы летим домой…
+ UPD бла-бла-бла.
Глава 6. Дом
читать дальшеЯхта сделала круг над столицей княжества. А потом еще один. Ноа, Баш и Сильвия, не веря своим глазам, смотрели вниз.
- Я не смогу здесь сесть, - пилот снова покружил над грудой углей и обломков там, где когда-то высился стеклянный купол аэродрома. Кое-какие еще здания были разрушены, и вообще когда-то блистательный город производил угнетающее впечатление.
- Этого не может быть. Этого просто не может быть, - выдохнула Сильвия, и Баш мрачно подтвердил:
- Война. Она уже началась.
Ноа видел, как побелели костяшки пальцев брата, который мертвой хваткой вцепился в поручень. Он сам изо всех сил сжимал тонкую деревянную рейку, не веря собственным глазам. "Кто?!" "Как?!" "Когда?!" Вопросы бились пойманными птицами, но времени не было, и нужно было срочно что-то решать.
- Я отворачиваю, - сказал пилот, его руки уже танцевали над панелью управления. Баш ударил кулаком по толстому стеклу иллюминатора и отвернулся.
- В получасе езды на север есть ровное поле, - сказал он, комкая ворот рубахи. – Сесть там вы не сможете. Зато сможете высадить нас. Я умоляю доставить нашу матушку обратно в Аркадис, и передать ее на попечение семейства Габрантов.
Сильвия зажала рот узкой ладонью, в глазах ее плескался страх. Баш вымученно улыбнулся.
- Не волнуйся, мам. Мы сумеем позаботиться о себе, а тебе тут делать нечего.
- Но… - она все еще не могла поверить, что они хотят ее оставить.
- Баш прав, - поддакнул Ноа, обнимая маму за плечи, - мы найдем отца, выясним, что происходит… И у нас гораздо лучше получится, если мы будем знать, что ты в безопасности. В Аркадии.
Сильвия фон Ронсенберг опустила голову, и очень крепко обняла своих сыновей. Голос ее был тих, но спокоен, в нем не было ни дрожи, ни слез.
- Берегите себя. Я буду вас ждать.
- Ну, показывайте, где ваше поле, - с сомнением произнес пилот.
Садиться на развороченном сталью и когтями чокобо поле и правда было нельзя, но того и не требовалось. Яхта на несколько минут зависла над ним, взметывая из-под глоссерных колец комья земли, близнецы выпрыгнули из люка, и долго стояли, провожая взглядом вытянутый силуэт кораблика, который уносил из Ландиса их мать.
Наконец они, не сговариваясь, отвернулись и побрели по грязной дороге к городу. Ноа не знал, как Баш, а вот сам он клял себя последними словами за то, что аккуратно повесил фамильные шпаги на стеночку в гостиной, когда они покидали поместье Габрантов. Два коротких кинжала, как ни крути, достойным оружием не назовешь.
К счастью, единственная живая душа, попавшаяся им по пути, оказалась старухой в грязных лохмотьях, которая с неожиданной резвостью порскнула с обочины, завидев шагающих ей на встречу близнецов. Округа столицы поражала непривычным запустением – на обычно запруженном повозками тракте тоже никого не было. Баш вдруг резко изменил направление движения, и Ноа поспешил за ним, гадая, чем брату не угодила подозрительная дымящаяся груда тряпья, наваленная прямо посреди дороги. Впрочем, он предпочел не приглядываться.
Он слышал, как Баш шипит сквозь зубы: "Только не Аркадия. Только не Аркадия", и полностью разделял тревогу брата. Если бы на Ландис напала Империя – это был бы конец всему. Не говоря уж о том, что получилось бы, что близнецы своими собственными руками подарили имперскому Департаменту ключи от ворот дома.
В засаду они угодили классически, уже на окраине города. Только минуту назад узкая извилистая улочка, ощерившаяся заколоченными оконными проемами, была пуста, как вдруг откуда ни возьмись ее в двух местах перекрыли какие-то угрюмые типы в домотканых рубахах, с весьма недвусмысленными тяжелыми палашами в руках.
Ноа привычно прижался спиной к спине брата, мгновенно подбираясь для драки – даже если у них не было ни малейшего шанса против вооруженных противников, инстинкт требовал защищаться до последнего.
- И чегой-то вы здесь забыли, блаародные судари? – поинтересовался самый угрюмый из типов, видимо, бывший за главного. У него, для разнообразия, в руках был не палаш, а цеп, которым он поигрывал, будто детской игрушкой.
- Мы просто проходим мимо, - миролюбиво ответил Баш, держа руки на виду – несмотря на задиристый характер, он тоже мог определить, когда шансы выпадали не в его пользу.
- Ну проходите-проходите, - гыгыкнул здоровый детина слева по курсу, - а мы вам чуток подсобим. Без головы-то знать легче идти будет, все лишний груз, - он чиркнул себя по горлу грязным пальцем и заржал. Главный цыкнул на своих гогочущих подчиненных и предложил:
- Ну что, господа барчуки, уладим дело полюбовно? Облегчим, так-скзать, вашу тяжкую долю. Денюжки доставайте и вот сюда ложите, без денюжек веселее, чем без головы, а? И одежку свою снимайте, поизносились мои други болезные, а вам, видать, жарковато в одежке-то. И кинжальчик, драгоценными каменьями украшенный, тоже пожалуйте-тко сюды.
Близнецы беспомощно переглянулись. Оба понимали, что нужно хоть как-то потянуть время – бандиты их живыми не выпустят, это ясно. Ноа нехотя протянул свой кинжал рукоятью вперед. Его вознамерился цапнуть тот самый весельчак, но главарь дал ему по рукам и забрал оружие себе. Поцокал языком, любуясь добротными ножнами, обнажил лезвие, чтобы попробовать сталь… И выронил кинжал, как будто тот обернулся разъяренной саламандрой.
- Звиняйте, сударь, не хотели мы, обозналися… - забубнил он, и вдруг накинулся на своих сообщников:
- Дубье! Вы хоть знаете, чей этот герб! Да за этих волчат с нас наместник три шкуры спустит!
- Стоп! – Баш, как всегда, первым почуял переменившийся ветер, и теперь говорил властно, даже надменно, - так вы, значит, дружественные, но обедневшие крестьяне? А на беззащитных путников в шутку нападаете, так что ли?
- Прощеньица просим, - будь он псом, главарь бы уже ползал на брюхе и вилял хвостом, - откуда нам знать, что люди наместника ажно сюда добрались? А у нас дома детки малые, сами понимаете, ваша милость.
- Рассказывай, - велел Баш, брезгливо смахивая несуществующие пылинки с камзола, он явно вошел в роль.
- Что? – не понял мужик.
- Все. Все, что здесь происходит.
Тем же вечером близнецы грелись у костра незадачливых мародеров, квартировавших в одном из разрушенных зданий, глотали обжигающую похлебку из каких-то подозрительных грибов, и обсуждали услышанное.
Картина вырисовывалась противоречивая.
На Ландис, как выяснилось, никто не нападал – нет, его, как раковая опухоль, пожирала война другого рода – самого худшего из родов. Гражданская война.
Развязал ее вконец обезумевший князь, в один прекрасный день приказавший всем своим подданным покинуть столицу, затем распустивший армию и запершийся во дворце. Советники, естественно, воспротивились подобному повороту событий, но кто-то остался верен княжескому престолу, произошел раскол. Часть государственных мужей утверждала, что нужно сместить князя и выбрать нового (и каждый, естественно, мнил себя подходящим кандидатом); другая часть – что пора Ландису забыть о монархах и стать настоящей просвещенной республикой, но все сходились на том, что князя нужно по-тихому кончить в темном коридоре. А посередине оказался наместник фон Ронсенберг и его прекрасно выученная дружина. Его мнение было решающим, каждая сторона понимала, что если им удастся привлечь к себе наместника – они победят. Но Йохан, как всегда, поступил по-своему.
Ноа прямо-таки видел, как отец произносит свою речь на совете. Спина господаря фон Ронсенберга наверняка была прямой, как стальной клинок, и голос звенел точно так же, когда он вежливо сообщал своим коллегам, что думает по поводу их планов и решений. И уж как пить дать он сказал, что присягал одному князю, и намеревается оставаться верным своей присяге. Потому что фон Ронсенберги никогда не отказываются от данного слова – он учил их этому с раннего детства, иногда вбивая нехитрую премудрость розгами, но заставляя помнить – есть такие понятия, как честь и совесть, и сообразно им и следует всегда поступать.
Потом наместник вежливо откланялся, забрал с собой дружину и удалился из столицы в свою вотчину. Обрадованные советники только на следующий день сообразили, что еще Йохан прихватил законного правителя княжества.
Кто-то тут же бросился грызться за оставленный город и призрачные перспективы завладеть троном, кто-то притих и затаился, а Север продолжал мирно жить под железной рукой наместника фон Ронсенберга, чье слово и имя давали практически неограниченную власть. Совет окрестил его предателем и мятежником и пытался направлять карательные экспедиции, но они окончились неудачей (не зря Йохан заставлял своих полковников сгонять с солдат по семь потов), и сейчас страна застыла в шатком равновесии – никто не решался сделать первый ход. А между тем назревала буря, и сотни людей в результате набегов мародеров оставались без крова и куска хлеба, и единственный вопрос был в том, на чью сторону встанет измученный, обездоленный народ.
- Да, - говорил Баш, потирая подбородок, - ничего себе слетали к деду отдохнуть…
Ноа только молча сходил к сидевшим поодаль мужикам и разжился добротным клинком (удивительно, но здесь имени фон Ронсенберг тоже оказалось достаточно). Вооружившись, он чувствовал себя гораздо лучше.
Окольными тропами, необжитыми местами пробирались близнецы домой. Они не рисковали спускаться на тракт, но издалека, лежа в мерзлой грязи где-нибудь на вершине холма, часто видели вооруженные отряды людей, спешащие на Север. Ноа казалось, что Баш воспринимает все происходящее как интересную игру, увлекательное приключение, выпавшее на их долю – с таким энтузиазмом он брался добывать хворост для костра или устраивать импровизированные шалаши из еловых веток. Нормально разжигать костер, впрочем, он так и не научился.
Ноа было и проще, и сложнее одновременно. Он подозревал, что в открытом бою никакое фехтование не спасет их, и поэтому старался выбирать как можно более глухие пути. Полгода в Аркадисе научили его не доверять никому, и он предпочитал вообще не встречаться с людьми.
В горах еще лежал снег, и их продвижение значительно замедлилось, пока они не добрались, наконец, до единственной дороги через перевал.
Стоял поздний вечер, стылый ветер гонял туда-сюда ледяное крошево, а Баш и Ноа сидели на корточках в гуще чахлой растительности и рассматривали отрезок пути, который им предстояло пересечь.
Узкая дорога исчезала в скалистой расселине, чтобы вынырнуть несколькими сотнями шагов севернее и ниже, и она была абсолютно пустынной. Ни следа всадника или пешего, и это само по себе казалось подозрительным. Подобное место было идеальным для западни, и братья никак не могли решиться выбраться на открытое пространство – какой-то инстинкт останавливал их, побуждал отступить, найти другой путь.
- Надо идти, - упрямо сказал Ноа, знавший, что другого пути нет. Земли фон Ронсенбергов начинались прямо за этим перевалом, но чтобы попасть в долину, минуя отроги гор, надо было путешествовать не один и не два дня – объездная дорога занимала две недели верхом. И к тому же, вероятность попасть на ней в засаду была никак не меньше.
- Надо, - согласился Баш, зачем-то поправил застежку плаща, и первым поднялся во весь рост, делая шаг вперед.
Стоило ему ступить на дорогу, как арбалетный болт вонзился в мерзлую землю у самых его ног. Ноа в ту же секунду оказался рядом с братом, спиной к спине, сжимая потной ладонью рукоять бесполезного меча, и по привычке настороженно оглядывая окрестности, хотя и понимал, что при желании невидимый стрелок мог направить следующий выстрел в сердце одному из них.
Они стояли и мерзли, но за предупреждающим выстрелом продолжения не последовало, и Баш снова сделал шаг – до того, как брат успел остановить его.
На этот раз болт чиркнул его по щеке, оставляя тонкую полоску, быстро наливающуюся красным. Баш медленно поднял руки и крикнул ветру и поземке:
- Я понял. Но мне очень надо пересечь этот перевал.
- Поищи другой путь, селянин, - тут же бойко отозвались из-за ближайшего нагромождения камней, - здесь ты не пройдешь.
- Пройду, - в голосе Баша была такая уверенность, что ему поверили бы и сами скалы. Увы, тот, кто прятался за ними, не поверил.
"Наши стрелы поразили гражданскую цель, благородные доны", - пробормотал Ноа, и подставил подножку брату, как раз когда тот намеревался снова шагнуть вперед. Сам он тут же покатился в другую сторону, больно ободрав обо что-то локоть, неловко вскочил на ноги и бросился к затаившемуся в скалах арбалетчику, молясь про себя, чтобы он оказался один, чтобы не успел опомниться, и чтобы расстояние оказалось именно таким, как он рассчитывал – да просто молясь и каждую секунду ожидая хищного стального свиста. Кто или что услышал в тот день его молитвы, он так и не узнал, но арбалетчик действительно замешкался от неожиданности, и Ноа удалось легко повалить его в снег, усесться сверху, и только после этого сообразить, что пареньку вряд ли намного больше лет, чем ему самому. Поверженный враг же, не отрываясь, смотрел на застежку плаща, выполненную некогда по рисунку фамильного герба.
Подошел Баш, отряхивая одежду и недовольно ворча. Глаза мальчишки, все еще пытавшегося трепыхаться в крепкой хватке Ноа, стали совсем круглыми.
- Близнецы, - выдохнул он, - в замок… Вам нужно в замок! Простите меня, судари, я ж не знал…
- Веди, - тоскливо предложил Баш, уже предчувствуя дальнейшие осложнения в пути.
Отец встретил их на пороге. Молча. Вся округа была наводнена слухами, что сыновья господаря фон Ронсенберга вернулись домой, и уж теперь-то они покажут этим зарвавшимся торгашам и политиканам, как сражаются настоящие ландиссийцы. Ноа на подобные дифирамбы реагировал крайне нервно, а Баш бодро предлагал выдать ему меч и показать направление, в котором следовало искать предполагаемых торгашей и политиканов. Желающих не находилось, но все же Ноа все время боялся, что его брату не терпится поиграть в героя, и что он вот-вот бросится совершать какую-нибудь глупость – уж что-что, а заварить кашу, которую потом было не расхлебать, Баш умел в совершенстве. Единственное, что его удерживало – необходимость отчитаться перед отцом, и именно на это упирал Ноа, и уговаривал, и угрожал, и умолял сначала добраться до замка. И почему-то именно поэтому ему было мучительно стыдно перед отцом за то, что они без особых приключений добрались до безопасных стен родного замка, а не вернулись, овеянные славой сражений.
Йохан все так же молча провел их в дом. В очаге в большом зале еле тлели угли, и Ноа с внезапной оторопью понял, что замок жутко запущен. Как будто за эти полгода время потрудилось над ним с безжалостной эффективностью – крошилась каменная кладка, поросла мхом крыша пристройки, облупилась побелка. Побитые молью гобелены кое-где еле прикрывали влажные пятна на стенах, по углам плели свои причудливые сети пауки, и – невиданное дело, даже книжные полки покрылись пылью. Их дом, куда они так стремились, неожиданно оказался холодным и негостеприимным.
- Отец, - судя по голосу Баша, он пребывал в таком же смятении, - что… Что случилось?!
- Вас слишком долго не было, - сухо отвечал Йохан, опускаясь в выцветшее кресло у очага. – За это время многое изменилось.
По крайней мере, медвежья шкура на полу осталась прежней, и они тем же вечером сидели на ней, подбрасывали в огонь мелкие веточки, подсушивая влажные от снега, свеженапиленные поленья, и пытались понять, в чем же дело?
Вердикт отца был прост – провинция долго не продержится. Как только их врагам удастся собрать достаточные силы – все будет кончено. И полубезумного князя, которого Йохан спрятал на время в своем охотничьем домике, просто выволокут наружу и растерзают на потеху толпе. А потом примутся и за мирное население. И начнется война.
- И начнется война, - эхом повторил Баш мысли брата.
- Вот если бы здесь был Сандер, - Ноа вяло ткнул кочергой в огонь, поднимая сноп искр, - он бы тут же начал командовать и за пять минут придумал бы, как всех спасти.
- Отец… - начал Баш, но Ноа перебил его:
- Ты разве не видишь? Он опустил руки. Ему как будто уже все равно, что произойдет.
- Чушь, - старший из братьев швырнул в очаг сломанные прутики, - но ты прав, помощь Аркадии нам бы не помешала.
Он резко поднялся и унесся куда-то по лестнице, а Ноа еще долго сидел, смотрел в огонь и задумчиво теребил медальон, висевший на шее. Тягостные мысли одолевали его, и он успел погрузиться в неглубокий, беспокойный сон, когда его растолкал вернувшийся Баш.
- Пойдем! – брат тянул его за собой, не давая опомниться, и Ноа послушно поплелся следом.
Он никогда не разделял увлечения Баша чердаками и прочими заброшенными местечками в замке, и сейчас с удивлением обнаружил, что оказывается, у его брата куча тайников и заначек буквально в каждом углу. Баш деловито забирал из них какие-то предметы, и, наконец, близнецы выбрались на продуваемую всеми ветрами крышу, где Ноа мгновенно продрог до костей, и с сожалением подумал об удобном теплом плаще, брошенном где-то внизу. Его брат жестом фокусника извлек из своей внушительной сумки древний радиоприемник – почти такой же, как подарил им когда-то Форис. Ноа недоверчиво покачал головой.
- Ничего не выйдет.
- С чего бы это? – Баш, как всегда, был сама уверенность. – Нам нужно только позвать на помощь! Думаешь, зря Медраут интересовался Ландисом? Ради торгового соглашения они и не на такое пойдут.
- Даже если сигнал каким-то чудом дойдет до Аркадии, кто нам там поверит? – упорствовал младший в своем скептицизме. – Решат, что дети балуются…
- А вот и нет!
Баш принялся крутить верньеры, и выражение его лица – классическое "а-я-кое-что-знаю!" – очень не понравилось Ноа. Оно обычно приводило к одному-единственному результату – хорошей порке.
- Почему это нет?
- Потому!
- Баш!!!
- Ну хорошо, - скучным голосом ответил тот, - потому что я знаю код тревоги для всего Департамента. И шифр, которым они пользуются, тоже знаю. Так что, будь уверен, помощь придет!
Он продолжал колдовать над настройками приемника, оставив Ноа беззвучно открывать и закрывать рот.
Равнодушный эфир только сухо потрескивал статикой.
Дальше
Еще дальше
Самый конец
Не ждали?)))
Глава 4. Департамент
ЧитатьИз Ландиса новости приходили редко, и были они какие-то мутные. Нехорошие новости. Какое-то где-то восстание. Князь опять учудил – распустил Совет баронов, и передал всю власть наместникам, чтобы они напрямую управляли провинциями. А еще по слухам, он хочет закрыть воздушное пространство Ландиса. Информация в аркадийских газетах была, ясное дело, недостоверная, но ведь никакой другой не найти. Близнецы читали вслух по очереди, и хмурились, и гадали, какую именно фамилию переврали имперские журналисты, а мама слушала их и потихоньку, один за другим, обрывала листки у стоявшего на подоконнике цветка. Ноа видел потом, как эти пожелтевшие уже, скомканные листья выметала горничная – их рядом с маминой постелью накопилась целая куча.
Баш хлопал ладонью по столу и говорил, что им надо домой, и Ноа подтверждал – надо, но как же без мамы? Без мамы никак, а мама болеет.
Они часами сидели в своей галерее и крутили ручки старенького приемника, который приволок Форис – в надежде услышать среди шума, хрипов и бравурных маршей хоть какие-нибудь новости из дома. Но единственными передачами, в которых сквозило слово "Ландис", были переговоры пилотов, которые с трудом получалось поймать и еще труднее разобрать слова.
И братья жадно пытались отыскать хотя бы мизерную крупицу информации в огромном потоке, и тосковали по дому, и получали оплеухи от деда, когда заговаривали о положении дел на родине. Пелем Габрант и раньше-то не терпел упоминаний о Ландисе, а теперь и вовсе мгновенно выходил из себя. Во всей огромной, великолепной Аркадии, конечно же, никому не было дела до какого-то маленького княжества.
В Аркадисе тоже было неспокойно. На улицах стало гораздо больше патрулей, Император отменил несколько приемов с участием дипломатов из других государств, а Сандера по уши завалили работой.
Форис с умным видом комментировал, что не иначе, мол, Девятое бюро опасается, что атака на дворец была только цветочками (явно подслушал у кого-то из взрослых, у Зекта-младшего была привычка, забавно морща нос, копировать понравившиеся слова и выражения вплоть до интонаций).
Ноа как-то раз заикнулся о мятеже при деде, и получил исчерпывающий ответ лорда Габранта на тему всего, что тот думает по поводу заговоров, восстаний и честолюбивых юнцов, оные восстания поднимающих.
- То ли дело во всех приличных странах, - вещал необычно разговорчивый Пелем, - там свергают монархии и рушат старые святыни, потому что людям не хватает хлеба. Хлеба! А у нас заговор - удел скучающей молодежи, тебя не примут в приличное общество, если ты в свое время не участвовал в парочке заговоров. Грамис совершенно прав, что выжигает эту дрянь каленым железом.
- Если люди чего-то хотят, проще дать им это, чем расхлебывать последствия, - отозвалась Сильвия, сидевшая с вышиванием у камина.
- Ха! - дед был непреклонен. - Ничего они не хотят, в этом-то и беда. Они, видите ли, считают, что Дом Солидор забрал слишком много власти. Грамис, мол, тиран и угнетатель. А я спрашиваю - чему завидовать? Тащить на себе всю империю, а у самого дома трое карапузов по лавкам? Что с их матушкой случилось, помните? То-то же! А Сенату только дай повод, они сумеют и солнце обвинить в том, что оно слишком ярко светит. Судьи пока еще стоят за троном, да и то только потому что следуют известному принципу: нельзя кусать руку, которая тебя кормит. Случись что - и они тут же обратятся против Солидоров.
- Это неправда! - запальчиво крикнул Баш, сжимая кулаки. - Департамент Судейства стоит на страже законности...
Старик только презрительно хмыкнул, отметая подобные заявления. Ноа успокаивающе коснулся плеча брата. За последние дни они многое узнали о Департаменте, и Баш уже бредил стальными доспехами Судьи-Магистра – в те моменты, конечно, когда отвлекался от мыслей о доме.
А было так – через несколько дней после памятной экскурсии по дворцу, когда близнецы уже успокоились и решили, что про их похождения благополучно забыли, в поместье Габрантов явился с визитом Сандер – в строгом мундире, при шпаге, чуть ли не с табличкой на груди "официальное лицо при исполнении". Он коротко переговорил с хозяином дома, а затем в кабинет пригласили Баша и Ноа.
- Вас желает видеть глава Девятого бюро. Обоих. Судья Зект любезно согласился доставить вас к нему, - сухо сообщил дед, и в голосе его явственно слышалась угроза. Ноа украдкой помассировал самую страдающую от наказаний часть тела и чуть не рассмеялся, заметив, что руки Баша тянутся туда же – воистину, хотя Пелем Габрант и Йохан фон Ронсенберг различались, будто небо и земля, подход к воспитанию молодежи у них был одинаковый. В частности, оба считали, что не средства лучше вколотить что-нибудь в упрямые головы близнецов, чем хорошая порка. Другое дело, что дома они чаще всего получали ремня по своей вине.
Сандер заверил деда, что разговор – чистая формальность, и что он скоро вернет ему внуков в целости и сохранности, и вот близнецы уже сидели в коляске ховера и жмурились от бьющего в лицо ветра.
В отличие от императорского дворца, Департамент поражал не роскошью, а пустотой и какой-то стерильностью. Длинные казенные коридоры с голыми стенами, комнаты с высокими сводчатыми потолками, отсутствие всяких запахов... Ноа показалось, что он попал в огромный, светлый и просторный склеп, который еще только ожидает жильцов на вечное вселение. Сотрудников они почти не видели - то ли Сандер вел их каким-то редко используемым путем, то ли и в этом Департамент тоже отличался от привычных государственных учреждений. Судья Зект, между тем, уверенно шагал по гулким переходам, и попутно успевал давать негромкие комментарии.
- Там - лестница на нижние уровни, это владения Второго Бюро. Оно отвечает за всю военную машину империи, поэтому в Магистрах у них всегда отъявленные забияки. А еще у них решетки на окнах и бронированные флаеры, но теперь этим мало кого удивишь.
Близнецы смотрели и удивлялись - и правда, по указанной лестнице поднимались-спускались исключительно мрачные личности в доспехах.
Сандер загнал их в лифт, не переставая читать лекцию:
- Нам нужно на самый верх, а сейчас будет красиво... Да, вот.
Стенки кабины оказались прозрачными, и Ноа подавил желание прижаться носом к стеклу и восхищенно вздохнуть. Казалось, кто-то разбил прямо посредине скучного и официального здания райский сад. Журчали фонтаны, цвели диковинные цветы, яркие птицы перепархивали с ветки на ветку.
- Что это? - восторженно поинтересовался Баш.
- Четвертое бюро. У них всегда было очень эксцентричное начальство. А нам - тоже польза, есть, что показывать гостям, - Сандер лукаво улыбнулся, - а еще там работают самые очаровательные девушки во всем Департаменте.
- А чем они там занимаются? - Баш провожал взглядом стремительно уносящийся вниз яркий, какой-то нездешний мир.
- Информацией, - непонятно ответил Сандер и замолчал. На следующем этаже в лифт зашел попутчик - сухонький старичок в какой-то заурядной, незапоминающейся одежде и с такой же внешностью, смотрящийся в высшей степени нелепо среди сверкающих мундиров и начищенных до блеска доспехов.
- Судья Зект, - и непонятно, то ли он кивнул, то ли у него от старости голова сама трясется. - Я вижу, вы решили разнообразить ваш балаган и теперь ежедневно водите туда детей?
Ноа ожидал услышать от обычно не лезущего за словом в карман Сандера какую-нибудь колкость в ответ на это, мягко говоря, невежливое заявление, но их проводник промолчал. Старичок хмыкнул, окинул притихшую троицу цепким взглядом ясных голубых глаз и, не попрощавшись, вышел на другом уровне. Краем глаза Ноа заметил, как неприятный попутчик исчез в темноватом коридоре, таком же сереньком и неприметном, как и он сам.
- Кто это был? - почему-то шепотом пожелал знать Баш.
- Приехали, - Сандер проигнорировал вопрос и широким жестом обвел очередную путаницу лестниц, комнат и переходов.
- А вот это - Девятое бюро, - с гордостью объявил он.
На верхних этажах и в помине не было стерильной тишины и загробного спокойствия. Там кипела работа. Носились туда-сюда какие-то люди с кипами бумаг, кто-то громогласно требовал большую печать, несколько парней, торопливо прихлебывавших из дымящихся чашек, столпились у огромной карты, исчерченной цветными стрелочками и кружочками. Время от времени что-то начинало заунывно трезвонить, хорошенькая девушка в строгом костюме кричала на почтительно склонившегося перед ней пожилого мужчину, солидный господин в мундире с золотыми позументами скромно сидел на неудобном стульчике для посетителей, сложив пухлые руки на животе.
Сандер явно чувствовал себя во всем этом хаосе как рыба в воде, он лавировал среди беспорядочно движущихся людей, умудряясь на ходу обмениваться кивками, рукопожатиями, дружескими тычками в плечо и воздушными поцелуями с доброй половиной из них. Когда мимо прогрохотало несколько Судей в полной боевой экипировке, Баш для верности ухватил брата за руку. Ноа прикинул, стоит ли вырываться, уж больно глупо это выглядело – два здоровенных парня держатся за руки как дети, но потом подумал, что, во-первых, жест получится слишком ребячливым, а во-вторых – затопчут.
Так, рука об руку, они и вошли в кабинет Судьи-Магистра Медраута.
Тяжелая дверь захлопнулась, будто отрезав шум и суету. Ноа сперва показалось, что он уже бывал в этом кабинете, но потом до него дошло. Обстановка почти полностью копировала тронную залу во дворце - огромное окно, опоясывающее три стены из четырех, распахивало помещение навстречу Аркадису. За стройными рядами небоскребов облака прошивал шпиль башни императорского дворца, и, кажется, то окно смотрело как раз на эту сторону. Ноа представил себе двух мужчин, стоящих, каждый у своего персонального пейзажа, друг напротив друга, и решающих судьбы империи, и ему стало жутковато.
Кроме роскошного вида, в кабинете не было ничего примечательного. По-военному скупая обстановка, несколько даже на вид неудобных стульев, заваленный бумагами стол. Судья-Магистр отложил в сторону какие-то документы и поднялся, приветствуя гостей. Глухо звякнул доспех. Форис не соврал - глава Девятого бюро не снимал устрашающего шлема даже у себя в кабинете. Близнецы настороженно опустились на предложенные стулья, Сандер остался стоять.
- Итак, - прогудел Медраут, когда были произнесены все подобающие приветствия, - я прошу вас, молодые люди, подробно рассказать все, что вы слышали и видели во дворце.
Братья переглянулись. Задача была простой и понятной, и это было именно то, что они умели лучше всего. Дома отец часто брал их с собой в поездки по провинции, и всегда требовал детального отчета. Он не уставал повторять, что самая незначительная деталь может неожиданно оказаться решающей, и учил их намертво запоминать однажды увиденное.
Поэтому Баш заговорил, короткими, емкими фразами, а когда он замолкал, его рассказ дополнял Ноа, как они всегда поступали в таких случаях. Судья-Магистр слушал их очень внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, молчал и Сандер, который наверняка уже изложил те же события высокому начальству со своей точки зрения.
- И тогда Сан... Судья Зект отвез нас домой, то есть в поместье деда, и отбыл вместе со своим братом, - скомкал окончание рассказа Баш.
Медраут крутил в пальцах в стальных перчатках стило, непринужденно и ловко, но за всю их беседу так ничего и не записал. Теперь он откинулся на спинку своего кресла и скрестил пальцы перед собой.
- Благодарю за столь детальный и внятный рассказ, господа, - Ноа решил считать непонятный гулкий звук из-под шлема добродушным смешком. - Вы проявили даже чрезмерную наблюдательность для молодых людей вашего возраста, попавших в столь... щекотливую ситуацию.
Сандер открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Судья-Магистр жестом остановил его.
- Вы можете быть свободны, - сказал он и после микроскопической, почти незаметной паузы добавил, - но мы в Девятом бюро всегда будем рады видеть столь достойных юношей. Возможно, в следующий раз вы расскажете о своей родине...
- Разрешите идти, - встрял Сандер, и Медраут вяло махнул рукой:
- Идите.
Зект чуть ли не за шкирку вытащил близнецов из кабинета. Они так и не поняли, почему их приятель внезапно заторопился, но обратно к лифту они пробирались сквозь толпу в два раза быстрее.
Впрочем, у лифта их и ждали.
Та самая девушка в узкой, грозящей разойтись на широком шаге юбке, которая кричала на кого-то, когда они только приехали, сейчас отработанным движением повисла на локте их спутника.
- Са-а-анд! - нарочито плаксивым голосом протянула она. - Твой протокол готов, его нужно срочно переводить в категорию "Гамма".
- Ты же видишь, я занят, Флора, - Судья Зект уже нажимал клавишу вызова.
- Срочно - это значит очень быстро. Одна нога здесь, другая - тоже здесь. Твои ребятки никуда не денутся, подождут внизу, - она кокетливым жестом поправила пепельные кудри. - Семь минут и личное присутствие - все, что от тебя требуется.
Сандер закатил глаза, но позволил экзальтированной девице утянуть его куда-то в гущу непрерывно перемещающихся людей, крикнув напоследок:
- Доедете до первого уровня, встанете у лифта и ждите меня. Я мигом!
Прозрачные двери сомкнулись за близнецами.
Вместе с ними в лифт забилась компания гогочущих молодых Судей, отягощенных огромными папками с документацией. Баш, прижатый к самому стеклу, зашипел, когда локоть Ноа случайно угодил ему под ребра. Младший из братьев попытался вывернуться и в результате оказался у самых дверей, в которые его и вынесло вместе с развеселыми молодыми людьми, когда лифт остановился. Ноа проводил взглядом уезжающего вниз брата и вдавил до упора клавишу вызова лифта. Оглядеться он удосужился, только почувствовав на щеке дуновение свежего ветерка, принесшего с собой экзотическую смесь ароматов - цветы, пряности и ни с чем не сравнимый запах зверинца.
Вокруг все чирикало, щебетало, звенело, хлюпало, квакало и, кажется, даже чавкало. Суета царила такая же, как и в Девятом бюро, но здесь ее создавали не люди, а сама природа, отвоевавшая у строгого Департамента целый этаж. Честно говоря, Ноа вообще не видел здесь ни одного служащего - только непролазные джунгли, кое-где неожиданно превращающиеся в строгий парк.
Лифт все не возвращался, и юноша счел своим долгом провести небольшую рекогносцировку: во-первых, он вспомнил слова Сандера о хорошеньких сотрудницах Четвертого бюро, а во-вторых, отчетливые чавкающие звуки явно приближались к кабине и ее одинокому пассажиру. Рассудив, что без оружия под рукой с издающим их зверем знакомиться поближе не следует, Ноа направился по одной из тропинок в лес.
Он был уверен, что этот уровень находится в середине здания, и все же не раз и не два поднимал глаза к далекому потолку, с которого лился ровный искусственный свет, почти ожидая увидеть там небо - уж больно натурально выглядела чаща. Ноа замер, прислушиваясь к шебуршанию какого-то мелкого создания в подлеске, а когда снова посмотрел вперед, то сразу увидел ноги.
Пара исцарапанных ног в разношенных сандалиях свисала с низкой толстой ветви прямо над дорогой, и, подняв глаза, он убедился, что к ним прилагаются и все остальные соответствующие детали. Сидевший на ветке светловолосый мальчишка в изодранной курточке опустил самодельный лук и досадливо поморщился.
- Я тебя не знаю, - сообщило дивное виденье, почесывая облезлый нос согнутым указательным пальцем.
- Ну да, - осторожно подтвердил Ноа, рассматривая собеседника. Тот был никак не старше его, худенький, с тонкими запястьями, выглядывающими из когда-то белых манжет. И кажется, сегодня им уже встречался кто-то с такими вот мышасто-русыми волосами.
- Жаль, - в голосе мальчика и правда слышалось сожаление. - А то был бы ты моей законной добычей.
Ноа только рот открыл, глядя на то, как ловко паренек положил на тетиву самую настоящую с виду стрелу и показательно прицелился.
- И вообще, - добавил стрелок, - сгинь! Ты меня выдашь!
Заливистый разбойничий свист, донесшийся откуда-то спереди, подсказал, что заботиться о скрытности уже поздно. Мальчишка проворно скатился с ветки и плюхнулся прямо в придорожную канаву. Дважды сочно хлюпнула грязь: один раз - принимая в свои объятия тощего мосластого лучника, второй - от соприкосновения парадным колетом Ноа. Снаряд, видимо предназначавшийся вовремя спохватившемуся мальчишке, щедро размазался по груди его замешкавшегося собеседника.
- Э-ге-гей! - звонко заорали из леса. - Наши стрелы поразили гражданскую цель, благородные доны!
Вихрастая голова на мгновение высунулась из канавы, и еле успела нырнуть обратно, спасаясь от очередного шматка грязи.
- Сдавайся, подлый враг! - предложили благородные доны. Враг, залегший в засаде, показал невидимому противнику средний палец. В лесу распространенный жест, судя по всему, не оценили – там началась какая-то возня. Ноа как раз намеревался передислоцироваться под прикрытие ближайшего дерева (дальнейшего урона, нанесенного дорогому ландиссийскому сукну, тетушка Альма не пережила бы), но в этот момент из чащи торжественно показался еще один юноша, тащивший на закорках мальчика помладше.
Узнать в измазанном грязью, растрепанном и счастливо улыбающемся ребенке Вэйна Солидора было сложно, но вот то, что второй из новоприбывших – его брат – Ноа угадал сразу. Те же черты лица, только лишенные детской мягкости, те же пушистые темные волосы, и, главное – цепкий, внимательный взгляд серых глаз – точь-в-точь как у Грамиса. Фон Ронсенберг замер, боясь дышать, не зная, что делать дальше – то ли падать на колено, то ли срочно сливаться с пейзажем, если шалопаям императорских кровей придет в голову продолжить обстрел. Впрочем, на него пока никто не обращал внимание.
Солидор-старший ссадил брата на землю и за ухо вытащил из канавы своего оппонента, который яростно брыкался.
- Ты что же такое творишь, душегуб? – ласковым голосом вопросил принц, демонстрируя лучнику кулак. – Обираешь честных граждан на проезжей дороге? Королевские ловчие не позволят тебе творить злодеяния.
- Отстань, Поль, - выпущенный на волю "душегуб" осторожно потрогал пострадавшее ухо, приобретающее малиновый оттенок, - надоело. Вы слишком быстро меня ловите.
- Ты тоже играешь нечестно, Дрейс, - задумчиво сказал подошедший Вэйн и кивнул на стоящего столбом Ноа, - мы же договорились прерывать охоту, когда мимо кто-нибудь идет.
- Да, кстати, - старший принц тоже посмотрел на порозовевшего ландиссийца, особое внимание уделив живописному пятну на камзоле, - это у нас что, новая жертва железобетонного обаяния Медраута?
- Это Баш фон Ронсенберг, - торжественно сообщил Вэйн, явно гордясь тем, что запомнил имя и фамилию, - они с братом меня спасли, помнишь? Я рассказывал.
- А-а-а, парни из Ландиса, из-за которых весь верхний этаж исходит на пену? – непонятно буркнул Поль и неожиданно широко и искренне улыбнулся. – Для меня честь познакомиться с вами, мастер фон Ронсенберг.
- Взаимно, только я Ноа, а не Баш, - выдавил совсем засмущавшийся юноша, проклиная про себя наблюдательность недоуменно хмурящегося принца.
Что же мне теперь, всю жизнь зваться Башем?!
- Мой брат Поллукс, - вежливо и церемонно представлял Вэйн знакомящиеся стороны, - и… эй, а где Дрейс?
- Вот паршивка, - ругнулся старший из принцев. – Лови ее теперь.
- Не надо меня ловить, - мрачно сообщили с ветки ближайшего дерева. – Мне, может, посидеть захотелось.
- И Нерис Дрейс, - закончил Вэйн, лукаво улыбаясь.
Ноа скованно кивнул, начиная понимать, что имел в виду тот пыльный старичок, когда говорил о детях в Департаменте.
Поль присел под деревом, на котором болтала ногами оказавшаяся девчонкой Дрейс. Вэйн тут же вскарабкался ему на колени.
- Итак, пока лорд отец и лорд брат заняты ужасно важными и секретными делами, предлагаю поиграть в спасение прекрасной Брионн, дочери короля Райтволла, от злобного великана-людоеда, - заявил Поль.
- Вот еще, - фыркнула Дрейс, свесившись с ветки, - не буду я играть в принцессу.
- Тебе роль принцессы никто и не предлагает, - не остался в долгу старший принц, - из тебя принцесса, как из Медраута розаррийская танцовщица. Нет, Брионн у нас будет Вэйн. А я – зло-о-обным великаном-людоедом. Будешь спасать от меня нашу принцессу.
- Пусть лучше вон он спасает, - нахальная девчонка ткнула пальцем в опять онемевшего Ноа. – А я лучше опять буду отважным и благородным лучником. Не хочу я с их высочеством целоваться.
- Тебя никто и не просит, - попытался надуться Вэйн, но затих под ласковой рукой брата, сказавшего: "Цыц, малышня!"
- Ладно, сейчас придумаю еще что-нибудь, - Поль ничего не сказал по поводу предложения Дрейс включить нового знакомца в игру, и Ноа был благодарен ему за это. Сейчас он мог только поражаться на старшего принца, которому, он точно знал, недавно стукнуло шестнадцать. Сам он никогда не смог бы вот так непосредственно возиться с детьми, подобные игры остались для них с Башем в прошлом, на смену им пришли другие – игра света на обнаженном клинке, игра с опасностью. И внезапно фон Ронсенберг пожалел, что не может остаться навсегда в этом тепличном, замкнутом мирке, в саду посреди здания, и бесконечно спасать легендарных принцесс от злобных людоедов. По сравнению с этим недавние приключения во дворце, когда они убегали от ядовитого газа, бледнели и отходили на второй план – тогда было просто слишком страшно для того, чтобы чувствовать азарт.
- Я больше не буду играть, - с заметным сожалением сказала Нерис, посредством немыслимого кульбита соскользнув на землю. – У мамы кончается смена, а мне нужно еще эээ… причесаться.
- Не поможет, - критически заметил Поль, - к тому же, твоя мама наверняка заглянет к Медрауту и застрянет у него надолго, так что опять ты будешь сидеть одна и реветь.
- Не буду!
- Будешь!
- Не буду!
- Будешь!
- Сам ты плакса! – Дрейс гордо развернулась и удалилась, с треском ломясь сквозь кусты. Поль задумчиво смотрел ей вслед.
- Бедная девочка, - пробормотал он себе под нос и взглянул на Ноа.
Тот как раз лихорадочно соображал, сколько времени он отсутствует, и не ищут ли его уже по всему зданию с собаками.
- Мне, пожалуй, тоже надо идти, - пролепетал он, чувствуя, что снова краснеет. Поль рассеянно кивнул, не переставая гладить по голове прильнувшего к нему Вэйна.
Ноа успел отойти уже на пару десятков шагов, когда вслед ему донесся насмешливый голос принца:
- Если увидите у входа на уровень такой доспех, на три четверти переполненный беспокойством, передайте, что с его подопечными все в порядке, мастер фон Ронсенберг. Думаю, мы еще встретимся с вами.
До холла на первом уровне Ноа добрался без приключений, не встретив никого по дороге. Баш, конечно же, сразу накинулся на него с вопросами, а Сандер только возвел очи горе – за что, мол, мне такое наказание, - и отконвоировал их на стоянку. По дороге Ноа краем глаза заметил Дрейс, бледную, с размазанной по мордашке грязью и опухшими глазами, и ту самую эффектную блондинку в сногсшибательной юбке, - Флору, кажется, - которая громко отчитывала девочку. Впрочем, Сандер слишком быстро тащил их за собой, чтобы можно было различить подробности.
+ UPD ура! Оно перевалило за половину! Самой не верится... Х) И таки да, мне стыдно за скорости.
Глава 5. Секреты
ЧитатьСудья-Магистр сдержал слово - братья фон Ронсенберги стали часто бывать в Департаменте. Медраута интересовала их родина - Сандер обмолвился, что в империи Ландис считают слишком хорошим торговым партнером, чтобы терять его из-за опасности гражданской войны. Близнецы посоветовались и решили, что если они достаточно ярко живописуют главе Девятого бюро устройство жизни в княжестве, возможно, Аркадис сможет отправить войска на помощь своему союзнику. Поэтому они старались изо всех сил - в основном, конечно, Баш, как признанный рассказчик. Ноа по привычке дополнял рассказы брата, но очень скоро начинал скучать во время этих бесед. Наблюдательный Сандер утаскивал его с собой, оставляя Баша на растерзание Судье-Магистру, и брал, как он выражался, "на дело". Дело заключалось в каком-нибудь мелком поручении - помочь донести коробки, или перешить папки с бумагами, но Ноа не возражал. Он понимал, что Сандер пытается его как-то занять, а между тем и у самого Судьи Зекта дел было невпроворот. В небольшой комнатке работали сам Сандер, Флора Дрейс и еще три молодых веселых парня, и если с мужским населением отдела (на двери гордо красовалась табличка "Специальный отдел", к которой регулярно подклеивались бумажки типа "Судей с рук не кормить" или "Осторожно! Мины-ловушки!") Ноа сошелся очень быстро, наладить отношения с Флорой никак не получалось.
Как объяснял это один из приятелей Сандера - все дело в том, что Судья Дрейс была сказочно красивой стервой. Про нее ходили фантастические слухи: одни говорили, что она любовница Судьи-Магистра Медраута, другие брали рангом повыше - мол, ее не раз видели в более чем интимной обстановке с самим императором. Но все сплетни сходились в одном - своим положением в Департаменте Флора обязана неведомому покровителю.
Присутствие этой прелестной особы действовало на нервы всем и каждому, и когда она появлялась в отделе, у сотрудников оного тотчас же находились срочные дела. Ноа тоже приспособился сбегать в Четвертое бюро, благо там всегда можно было подремать на лужайке, или побродить по джунглям. В отличие от других этажей, никаких признаков бурной деятельности в рукотворном лесу не наблюдалось, там вообще зачастую можно было не встретить ни одной живой души - во всяком случае, разумной. Но иногда Сандер брал на работу брата, а Флора - дочь, и тогда джунгли оглашались радостным гиканьем, смехом и топотом - типичными признаками присутствия на территории Департамента "детского сада", как молодые Судьи называли этот беспредел. Ноа уже смирился с тем, что Форис и Дрейс видят в нем что-то вроде большой плюшевой игрушки, и безропотно позволял валять себя по травке. В такие моменты он остро завидовал среднему из Солидоров, который как никто умел и любил возиться с детьми.
Впрочем, принцы появлялись на заросшем джунглями уровне чрезвычайно редко. Хотя Грамис и предпочитал решать государственные дела в Департаменте, брать с собой сыновей отнюдь не входило в его привычку, да и не всегда находилась для них подобающее сопровождение.
Ноа ловил себя на мысли, что он скучает без братьев Солидоров. И что искренний интерес не имеет ничего общего с императорской кровью, текущей в жилах Поля и Вэйна.
За занятиями, прогулками и посещениями Департамента время летело незаметно, и полгода, которые семейство фон Ронсенбергов должно было провести в Аркадисе, неизбежно подходили к концу.
Мама так старательно делала вид, что чувствует себя просто замечательно, что Баш и Ноа, не сговариваясь, начали подыгрывать ей. Они оба чувствовали, что у нее нет больше сил выдерживать постоянные нападки отца и сестер, что сам климат огромного мегаполиса будто вытягивает из нее последние крохи здоровья.
С каждым новым днем Пелем Габрант все больше мрачнел, предчувствуя повторную потерю дочери. Он придирался ко всему – и к авантюрной экспедиции в Старый Аркадис, которую близнецы затеяли вместе с Форисом (к счастью, из той передряги их вытащил подоспевший вовремя Сандер), и к каким-то совершенно невинным шалостям, грозил всеми карами небесными за недоеденную тарелку супа во время обеда и заставлял выстаивать по часу на одной ноге за плохие оценки. Мальчишки взвыли и, как следствие, стали гораздо меньше времени проводить дома, не рискуя попадать под тяжелую руку деда. На их счастье, у Сандера получилось урвать три дня выходных, и он утащил их на загородную виллу Зектов, где они бездельничали, лазили по пещерам, загорали, купались в кристально-чистом озере, ловили рыбу и вообще замечательно провели время. А по приезду Баш целый день проторчал на аэродроме и выяснил, что в Ландис сейчас можно попасть либо на частном транспорте, либо с двумя пересадками – через Далмаску и Набрадию. Для того чтобы зафрахтовать частный рейс, денег у них, конечно, не хватало, но и делать крюк совершенно не хотелось. Баш и Ноа часами обсуждали сложившееся положение – их теперь интересовало не когда они попадут домой, а как они туда попадут. В конце концов Баш вытряхнул из копилки все свои сбережения, велел не волноваться, и пропал куда-то на несколько часов, оставив Ноа нервно мерить шагами комнату. Вернулся он ночь-заполночь, и от него несло дешевой выпивкой, женскими духами и еще чем-то непонятным. Ноа молча смотрел, как он вытаскивает из карманов ворох кредиток и пересчитывает их. Больше всего ему хотелось спросить, где брат взял деньги, но он наткнулся на какой-то пустой, деревянный взгляд Баша, и передумал. Тем более, что теперь у них была нужная сумма, и главным вопросом снова стало не "как", а "когда".
В один из последних их визитов в Департамент Медраут особенно крепко вцепился в Баша, как будто хотел за один раз получить всю возможную информацию. Сандера посадили стенографировать, а Ноа по обыкновения ушел бродить среди лесов на четвертом уровне. Не то чтобы он злился, что все внимание достается брату – нет, просто какая-то непонятная тоска мучила его, как будто он забыл сделать что-то очень важное. Поэтому младший из близнецов даже обрадовался отсутствию детского населения Департамента, наслаждаясь возможностью прогуляться в одиночестве.
Казалось, вечное лето четвертого бюро тоже тронуто дыханием грусти – притихли экзотические птицы, меланхолично осыпались листья, даже ручьи не звенели больше задорно, а текли в настороженной, тревожной тишине. И Ноа думал, что сейчас в Ландисе, верно, самый конец зимы, и мокрый снег, и пронизывающий северный ветер, но природа – настоящая, не эта искусная подделка под жизнь, причесанная и благоухающая – природа все равно ждет весны. Не смотря ни на что. Ждет каждая капля воды, стекающая по сосульке, и треснувший, потемневший лед на реке, и начинающие нестись чокобо, а скоро – первые робкие подснежники, пробивающиеся сквозь прошлогоднюю траву на лесных проталинах. Домой хотелось до ужаса, так что даже нос щипало. Мальчик устроился между корнями могучего дуба, свернулся клубочком и принялся думать о том, что они будут делать, когда вернутся. Баш – тот наверняка полезет по подвалам и чердакам замка, проверять – все ли его секретные заначки на месте. Потом помчится в соседнюю деревеньку, смотреть на чокобо-трехлеток, обязательно с кем-нибудь подерется, потом побратается, потом устроит переполох в корчме и опять, наверное, подерется – на сей раз не из-за достоинств скакунов, а из-за хорошенькой служанки, у которой окажется во всех смыслах внушительный жених. И когда он вернется – с разбитым носом, в расстегнутой вопреки всем морозам куртке, счастливый и чумазый, мама назовет его "горе мое луковое", и будет прикладывать лед к синякам, а Баш будет щуриться, как большой сытый кот, сидя на медвежьей шкуре у очага. Мама никогда не называла Ноа "горем", и иногда, – очень редко, но все же, - он чувствовал, что его в чем-то обделяют. Сам он, если не увяжется за братом, осторожно и бережно проведет маму по замку и саду, чтобы она своими глазами увидела и убедилась – все в порядке. Волноваться не о чем. Потом он откроет свой сундук, служащий ему по совместительству постелью, достанет оттуда тщательно завернутое в промасленные тряпочки оружие и на целый день сбежит в лес – дышать сырым холодным воздухом, с легкостью забираться на обледенелые валуны, попадающиеся на полянках, и, может быть, подстрелить пару зайцев или куропаток к ужину. Наслаждаться свободой, и нагревшейся от ладони рукоятью кинжала в руке, и похлопывающим по бедру колчаном стрел, и этим совершенно безумным ощущением собственной самодостаточности и цельности, когда ты один в целом мире, и тебе плевать. А вечером он будет валяться рядом с Башем на все той же шкуре, и дразнить игривого кухонного котенка, гоняющего по полу пестрые перья, и все будет правильно, по-настоящему, именно так, как и должно быть. А все следы пребывания в Аркадисе облетят с них, как ненужная шелуха, оставив только то, что на самом деле важно…
Наверное, он незаметно для себя задремал, потому что его разбудили негромкие голоса, раздавшиеся чуть ли не над самым ухом, и произнесшие имя деда. Спорили двое, мужчина и женщина, и если мужской голос казался лишь смутно знакомым, в его собеседнице Ноа опознал Флору Дрейс. Какое-то шестое чувство подсказало ему, что сейчас лучше лишний раз не высовываться, и он замер, затих, внимательно прислушиваясь к разговору.
- Габрант ни за что не проголосует против, - говорила Флора, - во-первых, он утратил большую часть своего влияния и в Сенате к мнению старика прислушиваются только те, кто знал его раньше. А во-вторых, для него у меня тоже припасены кое-какие ниточки, за которые можно подергать.
- Имеешь в виду историю с его сыном? – где же он уже слышал этот тихий, бесцветный голосок? – Умно. И все же, мне нужна полная уверенность в успехе.
- Законопроект пройдет, - уверенно сказала Флора, - большинство сенаторов сами понимают, насколько он им выгоден. И Грамис будет вынужден уступить – хотя бы в этом. Кандидаты на должность Судей-Магистров отныне будут утверждаться не только императором, но и Сенатом – а значит, у нас появится возможность продвинуть своих собственных людей на нужные нам посты. Возможность подготовиться.
- Неплохо. Я вижу, вы времени зря не теряли. Так зачем же, скажи, была нужна эта глупая эскапада на дворец?
- Чтобы поддерживать святую уверенность Грамиса и Медраута в том, что они способны выловить и казнить всех заговорщиков. Чтобы отвлечь Девятое бюро от реальной опасности.
- Продолжайте в том же духе, - Ноа наконец узнал голос. Точно такой же был у того серенького старичка, которого они встретили в лифте во время первого визита в Департамент, и которого, кажется, боялся даже Сандер. – Сейчас никто из юнцов не может этого понять, но поверьте – лет через десять в наших руках будет такая сила, что империя сама упадет нам в руки, подобно перезревшему яблоку. Нужно только уметь ждать.
- Мы научимся, - Флора коротко, зло рассмеялась, - ради такого можно и подождать.
- Месть сладка, а, леди Дрейс? – поддел ее бесцветный голос.
- Но это блюдо следует подавать холодным, - отрезала женщина. – Итак, переговоры с господами сенаторами я беру на себя. Будьте уверены, наш план просто обречен на успех.
Голоса стали удаляться, но Ноа еще долго лежал без движения, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Ему было по-настоящему страшно. По сравнению с подслушанным разговором все их приключения во время атаки на дворец казались полной ерундой. Вне всяких сомнений, Судья-Магистр Медраут отдал бы все, что угодно за подобную информацию. И Ноа, естественно, следовало прямо сейчас бежать в Девятое бюро, а может быть и к самому императору, и, захлебываясь, рассказывать об услышанном. Но вместо этого он почему-то вспомнил бледную мордашку Нерис Дрейс, у которой не было никого, кроме матери, пусть даже не слишком любящей – все равно. Ведь мама – это очень важно. А еще он думал о том, сколько стоит слово мальчишки из чужой страны против слов сотрудника Департамента. И что ему могут не поверить. Сандер вот поверит наверняка, и убедит своего начальника, и тогда император равнодушно скажет: "Расстрелять всех", и что, если он со сна недопонял чего-то? Какое ему вообще дело до Аркадии, если его ждет дом? Десять лет – большой срок, Грамис и Медраут наверняка что-нибудь придумают. Это ведь не его родина…
Он прижал пальцы к вискам, пытаясь избавиться от мельтешащих мыслей. Откуда-то пришел спокойный голос отца: "Ты можешь сделать и неправильный выбор, но это не страшно. Самое плохое – не выбирать вовсе".
И Ноа фон Ронсенберг направился к выходу с уровня, все еще колеблясь, но в глубине души точно зная – он никому и никогда об этом не расскажет.
Ночью он забрался в кабинет деда – ему не давала покоя фраза про "историю с сыном Габранта" – и попытался взломать его электронную панель. Увы, несмотря на то, что азы им преподали (до прилета в Аркадис Ноа вообще не встречал электронных устройств и ему бы и в голову не пришло ничего взламывать), знаний юноши было явно недостаточно, чтобы докопаться до закрытых паролем файлов. Тогда Ноа предпринял краткую экспедицию в их спальню и притащил с собой брата. Как он и рассчитывал, Баш спросонья сначала вскрыл коды доступа, а потом только вопросил, зачем все это было нужно – с техникой старший из близнецов дружил. Ноа, не обращая больше внимания на бубнеж за спиной, углубился в изучение семейного архива. Большую часть документов он пролистывал, не глядя, на нескольких останавливался поподробнее, но все равно с досадливым вздохом закрывал их – пока, наконец, не наткнулся на искомое. Пробежался глазами по тексту. Не поверил. Прочитал более внимательно. И еще раз. Потом растолкал уже задремавшего в кресле Баша и велел:
- Читай.
Пока его брат изучал текст на мерцающем экране, Ноа сорвал с полки фамильный альбом и пролистал его в поисках нужной фотографии. Она обнаружилась за уголком обложки – вся морщинистая, как будто ее сначала сняли, а потом расправили. На мутноватом снимке были изображены пятеро – молодцеватый мужчина с роскошными бакенбардами, в парадном мундире, три очаровательные девушки в светлых платьях, и молодой человек с лукавой улыбкой и ямочкой на подбородке – такой же, как у отца.
За спиной резко выдохнул Баш – видимо, добрался до самого главного, а Ноа все смотрел на фотографию в руках, где так счастливо улыбались миру дед, мама, тетушки и дядя.
- Бертрам Габрант участвовал в заговоре против Дома Солидор? – недоверчиво переспросил Баш, щелкая клавишами деки.
- Судя по написанному, не просто участвовал – он чуть ли не был его руководителем, - Ноа бережно вложил снимок обратно в альбом. – После этого Дом Габрант потерял все свое влияние, но, похоже, деду удалось добиться, чтобы этот факт не стал достоянием общественности. Видимо, об этом знают только сам император, да высшие чины из разведки. Медраут, наверное, тоже…
"А еще – Флора Дрейс и ее таинственный собеседник", - добавил он про себя.
- А ты-то откуда об этом узнал? – Баш занялся уничтожением следов их присутствия в системе.
- Я не знал. Мне просто стало вдруг интересно… Про дядю.
- Вдруг? – впрочем, дальше скептического хмыканья дело не пошло. – Знаешь, одно я могу сказать тебе точно. Об этом лучше никому не рассказывать.
На том и порешили.
Ноа все-таки не удержался и спросил о заговорах единственного Судью, которому он полностью доверял. Сандер внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал, только притащил толстенный талмуд и водрузил его на стол перед юношей.
- Вот, - пропыхтел он. – История заговоров против императора за последние пятьдесят лет. Читай – не хочу.
Ноа вежливо поблагодарил и сказал, что он, пожалуй, воздержится. Судья Зект только пожал плечами и вернул книгу – это были квартальные отчеты – на соответствующую полку. Если Судье-Магистру Медрауту было необходимо, чтобы фон Ронсенберги мирно и спокойно отправились домой, Сандер был только рад исполнить подобное поручение.
С фрахтом помогли Зекты, и промозглым деньком месяца Рыб изящная частная яхта должна была отнести их обратно в родное княжество. Попрощаться пришли не только семейство Габрантов, Сандер и Форис – присутствовал даже Судья-Магистр Медраут, как всегда, в полном доспехе и закрытом шлеме. Пришла Флора с дочерью, и еще несколько ребят из специального отдела. Сандер и Медраут отозвали Баша в сторонку, а Ноа жал всем руки, обещал не забывать и обязательно писать, и даже два раза был расцелован тетушкой Альмой, которая в первый раз назвала его Ноа, а второй – Башем. Брат вернулся хмурый, на шепот "Чего они от тебя хотели не отреагировал", и пока его обнимала и целовала все еще заливавшаяся слезами Альма (ей, похоже, было не важно, сколько у нее на самом деле племянников), Ноа почувствовал укол чего-то, похожего на ревность. У них с братом никогда раньше не было секретов друг от друга, так почему же…
"Ничего, он все расскажет по пути, сейчас просто некогда", - успокоил он себя, помогая маме занести на борт багаж. Зарядил мелкий дождик, провожающие раскрыли зонты, и только Судья-Магистр Медраут черной глыбой возвышался над всеми в блестящих от воды доспехах (зачем он вообще пришел сюда, провожать внуков впавшего в немилость сенатора, улетающих в свое захолустье?).
Близнецы в последний раз помахали стремительно уплывающей вниз посадочной платформе, и прилипли носами к иллюминаторам, рассматривая остающийся позади город. Аркадис таинственно поблескивал, будто драгоценность на дне туманного моря, каждое здание казалось покрытым тончайшей пленкой воды и переливалось всеми цветами радуги, если на него попадал свет от габаритных огней мчащихся мимо машин. Суету на улицах не мог приостановить даже дождь – город дышал, шевелился, развивался, стремительно переживал тысячу жизней за час, и даже не заметил потери нескольких человек.
Ноа показалось, что он заметил мелькнувший между шпилей небоскребов флаер Сандера Зекта, но вот уже столицу империи стало заволакивать туманом. Их корабль начал набирать высоту, чтобы подняться выше уровня облаков – и Аркадис растаял далеко внизу, как мираж из Дюнного Моря – он читал о них в одной из книг из библиотеки поместья.
Братья, не сговариваясь, отвернулись от облачной пелены за стеклом, и поспешили к матери. По бледным щекам Сильвии фон Ронсенберг катились слезы.
- Домой, - шептала она, - мы летим домой…
+ UPD бла-бла-бла.
Глава 6. Дом
читать дальшеЯхта сделала круг над столицей княжества. А потом еще один. Ноа, Баш и Сильвия, не веря своим глазам, смотрели вниз.
- Я не смогу здесь сесть, - пилот снова покружил над грудой углей и обломков там, где когда-то высился стеклянный купол аэродрома. Кое-какие еще здания были разрушены, и вообще когда-то блистательный город производил угнетающее впечатление.
- Этого не может быть. Этого просто не может быть, - выдохнула Сильвия, и Баш мрачно подтвердил:
- Война. Она уже началась.
Ноа видел, как побелели костяшки пальцев брата, который мертвой хваткой вцепился в поручень. Он сам изо всех сил сжимал тонкую деревянную рейку, не веря собственным глазам. "Кто?!" "Как?!" "Когда?!" Вопросы бились пойманными птицами, но времени не было, и нужно было срочно что-то решать.
- Я отворачиваю, - сказал пилот, его руки уже танцевали над панелью управления. Баш ударил кулаком по толстому стеклу иллюминатора и отвернулся.
- В получасе езды на север есть ровное поле, - сказал он, комкая ворот рубахи. – Сесть там вы не сможете. Зато сможете высадить нас. Я умоляю доставить нашу матушку обратно в Аркадис, и передать ее на попечение семейства Габрантов.
Сильвия зажала рот узкой ладонью, в глазах ее плескался страх. Баш вымученно улыбнулся.
- Не волнуйся, мам. Мы сумеем позаботиться о себе, а тебе тут делать нечего.
- Но… - она все еще не могла поверить, что они хотят ее оставить.
- Баш прав, - поддакнул Ноа, обнимая маму за плечи, - мы найдем отца, выясним, что происходит… И у нас гораздо лучше получится, если мы будем знать, что ты в безопасности. В Аркадии.
Сильвия фон Ронсенберг опустила голову, и очень крепко обняла своих сыновей. Голос ее был тих, но спокоен, в нем не было ни дрожи, ни слез.
- Берегите себя. Я буду вас ждать.
- Ну, показывайте, где ваше поле, - с сомнением произнес пилот.
Садиться на развороченном сталью и когтями чокобо поле и правда было нельзя, но того и не требовалось. Яхта на несколько минут зависла над ним, взметывая из-под глоссерных колец комья земли, близнецы выпрыгнули из люка, и долго стояли, провожая взглядом вытянутый силуэт кораблика, который уносил из Ландиса их мать.
Наконец они, не сговариваясь, отвернулись и побрели по грязной дороге к городу. Ноа не знал, как Баш, а вот сам он клял себя последними словами за то, что аккуратно повесил фамильные шпаги на стеночку в гостиной, когда они покидали поместье Габрантов. Два коротких кинжала, как ни крути, достойным оружием не назовешь.
К счастью, единственная живая душа, попавшаяся им по пути, оказалась старухой в грязных лохмотьях, которая с неожиданной резвостью порскнула с обочины, завидев шагающих ей на встречу близнецов. Округа столицы поражала непривычным запустением – на обычно запруженном повозками тракте тоже никого не было. Баш вдруг резко изменил направление движения, и Ноа поспешил за ним, гадая, чем брату не угодила подозрительная дымящаяся груда тряпья, наваленная прямо посреди дороги. Впрочем, он предпочел не приглядываться.
Он слышал, как Баш шипит сквозь зубы: "Только не Аркадия. Только не Аркадия", и полностью разделял тревогу брата. Если бы на Ландис напала Империя – это был бы конец всему. Не говоря уж о том, что получилось бы, что близнецы своими собственными руками подарили имперскому Департаменту ключи от ворот дома.
В засаду они угодили классически, уже на окраине города. Только минуту назад узкая извилистая улочка, ощерившаяся заколоченными оконными проемами, была пуста, как вдруг откуда ни возьмись ее в двух местах перекрыли какие-то угрюмые типы в домотканых рубахах, с весьма недвусмысленными тяжелыми палашами в руках.
Ноа привычно прижался спиной к спине брата, мгновенно подбираясь для драки – даже если у них не было ни малейшего шанса против вооруженных противников, инстинкт требовал защищаться до последнего.
- И чегой-то вы здесь забыли, блаародные судари? – поинтересовался самый угрюмый из типов, видимо, бывший за главного. У него, для разнообразия, в руках был не палаш, а цеп, которым он поигрывал, будто детской игрушкой.
- Мы просто проходим мимо, - миролюбиво ответил Баш, держа руки на виду – несмотря на задиристый характер, он тоже мог определить, когда шансы выпадали не в его пользу.
- Ну проходите-проходите, - гыгыкнул здоровый детина слева по курсу, - а мы вам чуток подсобим. Без головы-то знать легче идти будет, все лишний груз, - он чиркнул себя по горлу грязным пальцем и заржал. Главный цыкнул на своих гогочущих подчиненных и предложил:
- Ну что, господа барчуки, уладим дело полюбовно? Облегчим, так-скзать, вашу тяжкую долю. Денюжки доставайте и вот сюда ложите, без денюжек веселее, чем без головы, а? И одежку свою снимайте, поизносились мои други болезные, а вам, видать, жарковато в одежке-то. И кинжальчик, драгоценными каменьями украшенный, тоже пожалуйте-тко сюды.
Близнецы беспомощно переглянулись. Оба понимали, что нужно хоть как-то потянуть время – бандиты их живыми не выпустят, это ясно. Ноа нехотя протянул свой кинжал рукоятью вперед. Его вознамерился цапнуть тот самый весельчак, но главарь дал ему по рукам и забрал оружие себе. Поцокал языком, любуясь добротными ножнами, обнажил лезвие, чтобы попробовать сталь… И выронил кинжал, как будто тот обернулся разъяренной саламандрой.
- Звиняйте, сударь, не хотели мы, обозналися… - забубнил он, и вдруг накинулся на своих сообщников:
- Дубье! Вы хоть знаете, чей этот герб! Да за этих волчат с нас наместник три шкуры спустит!
- Стоп! – Баш, как всегда, первым почуял переменившийся ветер, и теперь говорил властно, даже надменно, - так вы, значит, дружественные, но обедневшие крестьяне? А на беззащитных путников в шутку нападаете, так что ли?
- Прощеньица просим, - будь он псом, главарь бы уже ползал на брюхе и вилял хвостом, - откуда нам знать, что люди наместника ажно сюда добрались? А у нас дома детки малые, сами понимаете, ваша милость.
- Рассказывай, - велел Баш, брезгливо смахивая несуществующие пылинки с камзола, он явно вошел в роль.
- Что? – не понял мужик.
- Все. Все, что здесь происходит.
Тем же вечером близнецы грелись у костра незадачливых мародеров, квартировавших в одном из разрушенных зданий, глотали обжигающую похлебку из каких-то подозрительных грибов, и обсуждали услышанное.
Картина вырисовывалась противоречивая.
На Ландис, как выяснилось, никто не нападал – нет, его, как раковая опухоль, пожирала война другого рода – самого худшего из родов. Гражданская война.
Развязал ее вконец обезумевший князь, в один прекрасный день приказавший всем своим подданным покинуть столицу, затем распустивший армию и запершийся во дворце. Советники, естественно, воспротивились подобному повороту событий, но кто-то остался верен княжескому престолу, произошел раскол. Часть государственных мужей утверждала, что нужно сместить князя и выбрать нового (и каждый, естественно, мнил себя подходящим кандидатом); другая часть – что пора Ландису забыть о монархах и стать настоящей просвещенной республикой, но все сходились на том, что князя нужно по-тихому кончить в темном коридоре. А посередине оказался наместник фон Ронсенберг и его прекрасно выученная дружина. Его мнение было решающим, каждая сторона понимала, что если им удастся привлечь к себе наместника – они победят. Но Йохан, как всегда, поступил по-своему.
Ноа прямо-таки видел, как отец произносит свою речь на совете. Спина господаря фон Ронсенберга наверняка была прямой, как стальной клинок, и голос звенел точно так же, когда он вежливо сообщал своим коллегам, что думает по поводу их планов и решений. И уж как пить дать он сказал, что присягал одному князю, и намеревается оставаться верным своей присяге. Потому что фон Ронсенберги никогда не отказываются от данного слова – он учил их этому с раннего детства, иногда вбивая нехитрую премудрость розгами, но заставляя помнить – есть такие понятия, как честь и совесть, и сообразно им и следует всегда поступать.
Потом наместник вежливо откланялся, забрал с собой дружину и удалился из столицы в свою вотчину. Обрадованные советники только на следующий день сообразили, что еще Йохан прихватил законного правителя княжества.
Кто-то тут же бросился грызться за оставленный город и призрачные перспективы завладеть троном, кто-то притих и затаился, а Север продолжал мирно жить под железной рукой наместника фон Ронсенберга, чье слово и имя давали практически неограниченную власть. Совет окрестил его предателем и мятежником и пытался направлять карательные экспедиции, но они окончились неудачей (не зря Йохан заставлял своих полковников сгонять с солдат по семь потов), и сейчас страна застыла в шатком равновесии – никто не решался сделать первый ход. А между тем назревала буря, и сотни людей в результате набегов мародеров оставались без крова и куска хлеба, и единственный вопрос был в том, на чью сторону встанет измученный, обездоленный народ.
- Да, - говорил Баш, потирая подбородок, - ничего себе слетали к деду отдохнуть…
Ноа только молча сходил к сидевшим поодаль мужикам и разжился добротным клинком (удивительно, но здесь имени фон Ронсенберг тоже оказалось достаточно). Вооружившись, он чувствовал себя гораздо лучше.
Окольными тропами, необжитыми местами пробирались близнецы домой. Они не рисковали спускаться на тракт, но издалека, лежа в мерзлой грязи где-нибудь на вершине холма, часто видели вооруженные отряды людей, спешащие на Север. Ноа казалось, что Баш воспринимает все происходящее как интересную игру, увлекательное приключение, выпавшее на их долю – с таким энтузиазмом он брался добывать хворост для костра или устраивать импровизированные шалаши из еловых веток. Нормально разжигать костер, впрочем, он так и не научился.
Ноа было и проще, и сложнее одновременно. Он подозревал, что в открытом бою никакое фехтование не спасет их, и поэтому старался выбирать как можно более глухие пути. Полгода в Аркадисе научили его не доверять никому, и он предпочитал вообще не встречаться с людьми.
В горах еще лежал снег, и их продвижение значительно замедлилось, пока они не добрались, наконец, до единственной дороги через перевал.
Стоял поздний вечер, стылый ветер гонял туда-сюда ледяное крошево, а Баш и Ноа сидели на корточках в гуще чахлой растительности и рассматривали отрезок пути, который им предстояло пересечь.
Узкая дорога исчезала в скалистой расселине, чтобы вынырнуть несколькими сотнями шагов севернее и ниже, и она была абсолютно пустынной. Ни следа всадника или пешего, и это само по себе казалось подозрительным. Подобное место было идеальным для западни, и братья никак не могли решиться выбраться на открытое пространство – какой-то инстинкт останавливал их, побуждал отступить, найти другой путь.
- Надо идти, - упрямо сказал Ноа, знавший, что другого пути нет. Земли фон Ронсенбергов начинались прямо за этим перевалом, но чтобы попасть в долину, минуя отроги гор, надо было путешествовать не один и не два дня – объездная дорога занимала две недели верхом. И к тому же, вероятность попасть на ней в засаду была никак не меньше.
- Надо, - согласился Баш, зачем-то поправил застежку плаща, и первым поднялся во весь рост, делая шаг вперед.
Стоило ему ступить на дорогу, как арбалетный болт вонзился в мерзлую землю у самых его ног. Ноа в ту же секунду оказался рядом с братом, спиной к спине, сжимая потной ладонью рукоять бесполезного меча, и по привычке настороженно оглядывая окрестности, хотя и понимал, что при желании невидимый стрелок мог направить следующий выстрел в сердце одному из них.
Они стояли и мерзли, но за предупреждающим выстрелом продолжения не последовало, и Баш снова сделал шаг – до того, как брат успел остановить его.
На этот раз болт чиркнул его по щеке, оставляя тонкую полоску, быстро наливающуюся красным. Баш медленно поднял руки и крикнул ветру и поземке:
- Я понял. Но мне очень надо пересечь этот перевал.
- Поищи другой путь, селянин, - тут же бойко отозвались из-за ближайшего нагромождения камней, - здесь ты не пройдешь.
- Пройду, - в голосе Баша была такая уверенность, что ему поверили бы и сами скалы. Увы, тот, кто прятался за ними, не поверил.
"Наши стрелы поразили гражданскую цель, благородные доны", - пробормотал Ноа, и подставил подножку брату, как раз когда тот намеревался снова шагнуть вперед. Сам он тут же покатился в другую сторону, больно ободрав обо что-то локоть, неловко вскочил на ноги и бросился к затаившемуся в скалах арбалетчику, молясь про себя, чтобы он оказался один, чтобы не успел опомниться, и чтобы расстояние оказалось именно таким, как он рассчитывал – да просто молясь и каждую секунду ожидая хищного стального свиста. Кто или что услышал в тот день его молитвы, он так и не узнал, но арбалетчик действительно замешкался от неожиданности, и Ноа удалось легко повалить его в снег, усесться сверху, и только после этого сообразить, что пареньку вряд ли намного больше лет, чем ему самому. Поверженный враг же, не отрываясь, смотрел на застежку плаща, выполненную некогда по рисунку фамильного герба.
Подошел Баш, отряхивая одежду и недовольно ворча. Глаза мальчишки, все еще пытавшегося трепыхаться в крепкой хватке Ноа, стали совсем круглыми.
- Близнецы, - выдохнул он, - в замок… Вам нужно в замок! Простите меня, судари, я ж не знал…
- Веди, - тоскливо предложил Баш, уже предчувствуя дальнейшие осложнения в пути.
Отец встретил их на пороге. Молча. Вся округа была наводнена слухами, что сыновья господаря фон Ронсенберга вернулись домой, и уж теперь-то они покажут этим зарвавшимся торгашам и политиканам, как сражаются настоящие ландиссийцы. Ноа на подобные дифирамбы реагировал крайне нервно, а Баш бодро предлагал выдать ему меч и показать направление, в котором следовало искать предполагаемых торгашей и политиканов. Желающих не находилось, но все же Ноа все время боялся, что его брату не терпится поиграть в героя, и что он вот-вот бросится совершать какую-нибудь глупость – уж что-что, а заварить кашу, которую потом было не расхлебать, Баш умел в совершенстве. Единственное, что его удерживало – необходимость отчитаться перед отцом, и именно на это упирал Ноа, и уговаривал, и угрожал, и умолял сначала добраться до замка. И почему-то именно поэтому ему было мучительно стыдно перед отцом за то, что они без особых приключений добрались до безопасных стен родного замка, а не вернулись, овеянные славой сражений.
Йохан все так же молча провел их в дом. В очаге в большом зале еле тлели угли, и Ноа с внезапной оторопью понял, что замок жутко запущен. Как будто за эти полгода время потрудилось над ним с безжалостной эффективностью – крошилась каменная кладка, поросла мхом крыша пристройки, облупилась побелка. Побитые молью гобелены кое-где еле прикрывали влажные пятна на стенах, по углам плели свои причудливые сети пауки, и – невиданное дело, даже книжные полки покрылись пылью. Их дом, куда они так стремились, неожиданно оказался холодным и негостеприимным.
- Отец, - судя по голосу Баша, он пребывал в таком же смятении, - что… Что случилось?!
- Вас слишком долго не было, - сухо отвечал Йохан, опускаясь в выцветшее кресло у очага. – За это время многое изменилось.
По крайней мере, медвежья шкура на полу осталась прежней, и они тем же вечером сидели на ней, подбрасывали в огонь мелкие веточки, подсушивая влажные от снега, свеженапиленные поленья, и пытались понять, в чем же дело?
Вердикт отца был прост – провинция долго не продержится. Как только их врагам удастся собрать достаточные силы – все будет кончено. И полубезумного князя, которого Йохан спрятал на время в своем охотничьем домике, просто выволокут наружу и растерзают на потеху толпе. А потом примутся и за мирное население. И начнется война.
- И начнется война, - эхом повторил Баш мысли брата.
- Вот если бы здесь был Сандер, - Ноа вяло ткнул кочергой в огонь, поднимая сноп искр, - он бы тут же начал командовать и за пять минут придумал бы, как всех спасти.
- Отец… - начал Баш, но Ноа перебил его:
- Ты разве не видишь? Он опустил руки. Ему как будто уже все равно, что произойдет.
- Чушь, - старший из братьев швырнул в очаг сломанные прутики, - но ты прав, помощь Аркадии нам бы не помешала.
Он резко поднялся и унесся куда-то по лестнице, а Ноа еще долго сидел, смотрел в огонь и задумчиво теребил медальон, висевший на шее. Тягостные мысли одолевали его, и он успел погрузиться в неглубокий, беспокойный сон, когда его растолкал вернувшийся Баш.
- Пойдем! – брат тянул его за собой, не давая опомниться, и Ноа послушно поплелся следом.
Он никогда не разделял увлечения Баша чердаками и прочими заброшенными местечками в замке, и сейчас с удивлением обнаружил, что оказывается, у его брата куча тайников и заначек буквально в каждом углу. Баш деловито забирал из них какие-то предметы, и, наконец, близнецы выбрались на продуваемую всеми ветрами крышу, где Ноа мгновенно продрог до костей, и с сожалением подумал об удобном теплом плаще, брошенном где-то внизу. Его брат жестом фокусника извлек из своей внушительной сумки древний радиоприемник – почти такой же, как подарил им когда-то Форис. Ноа недоверчиво покачал головой.
- Ничего не выйдет.
- С чего бы это? – Баш, как всегда, был сама уверенность. – Нам нужно только позвать на помощь! Думаешь, зря Медраут интересовался Ландисом? Ради торгового соглашения они и не на такое пойдут.
- Даже если сигнал каким-то чудом дойдет до Аркадии, кто нам там поверит? – упорствовал младший в своем скептицизме. – Решат, что дети балуются…
- А вот и нет!
Баш принялся крутить верньеры, и выражение его лица – классическое "а-я-кое-что-знаю!" – очень не понравилось Ноа. Оно обычно приводило к одному-единственному результату – хорошей порке.
- Почему это нет?
- Потому!
- Баш!!!
- Ну хорошо, - скучным голосом ответил тот, - потому что я знаю код тревоги для всего Департамента. И шифр, которым они пользуются, тоже знаю. Так что, будь уверен, помощь придет!
Он продолжал колдовать над настройками приемника, оставив Ноа беззвучно открывать и закрывать рот.
Равнодушный эфир только сухо потрескивал статикой.
Дальше
Еще дальше
Самый конец
@темы: Безыдейный фанфикшн, Финалерство, Тараканы из Альдригланда, Дуэт
И всякого рода малышня - ой, просто клево, детки - моя слабость))))).
*трагическим голосом* Моя тоже, ааааа!
Так тревожно стало за мальчиков. Они сейчас вернутся домой, и война начнется
Это ужасно!
Я очень прониклась историей, ты так замечательно пишешь!!
Куда шляется Баш, нам расскажут?
Куда шляется Баш, нам расскажут?
Есть искушение оставить это на усмотрение читателя. Вариантов-то море... Х)))))
эх, собака чувствует беду
или лучше сделать это сайд-сторем)))))
Сессемару собака чувствует беду
аналогчно, шеф.
готовься к ангсту, друг.
Но у меня такое чувство, что мальчики приволокли за собой беду, да?
ыыыыы!! жалко ребят
Спокойно, камрад))) Всему свое время. Я постараюсь упихаться в канон, вообще)
Papa-demon мальчики приволокли за собой беду, да?
Ну... Да, с другой стороны, дома и без них сплошной бордель, еще неизвестно, что хуже. =_=
А про то, откуда взялась гражданская война, я скажу, только после того как закончу писать ДСС Х))))