Ну и чудовищненький аватаро!драббл в нагрузку. Чем ближе Новый Год, тем больше мне хочется чего-то отвратительно розово-флаффно-пузырящегося, аааа!!11 Романтики в духе хай-скул герл и поцелуев при луне. >///< О горе мне!
545 слов, типа!рождественский джетко, PG-13Снег в Ба Синг Се - редкость, но в этом году погода точно с ума сошла, и он не просто выпадает, а выпадает слишком рано. Никто не ожидал такой "щедрости" от природы, и горожане большей частью отсиживаются по домам, греясь у очагов. На улицах можно встретить только резвящуюся, бросающуюся снежками ребятню - да неудачников, которых хозяин чайной в самую метель отправляет за покупками. Зуко ненавидит снег. Он напоминает ему о фиаско на Северном Полюсе, о том дне, когда они с дядей потеряли все. А еще у него нет подходящей одежды; назвать его поношенный халат "зимним" язык не повернется даже у оптимиста Айро. И он мерзнет, отчаянно мерзнет, и так хочется ссутулиться, сунуть руки за пазуху, но привычка держать спину побеждает, и он шагает вперед по заснеженным улицам, гордо вскинув подбородок, и единственное, что может его выдать - перестук зубов. Обратную дорогу он решает срезать через пустырь, в надежде, что весь сброд Нижнего Кольца попрятался по своим хибарам. Это - его первая ошибка. Его ловят в одном из переулков, сильные руки хватают за плечи, набрасывают на лицо какую-то ткань, и знакомый голос говорит над ухом: - Ну, здравствуй, Ли. Зуко реагирует моментально: не глядя, бьет назад кулаком и пытается отскочить, но, хотя его удар явно достиг цели, чужие руки продолжают удерживать его на месте. Джет то ли хмыкает, то ли посмеивается у него за спиной: - И как всегда, сразу драться. Он перехватывает руку Зуко, занесенную для второго удара, заводит назад, слегка выворачивая, сжимает окоченевшие пальцы, восклицает: - Да ты совсем ледышка! Непонятная штука на лице ужасно мешает, и Зуко трясет головой, пока она не сползает вниз, красная шерсть крупной вязки, и когда до него доходит, что это всего лишь шарф, Джет уже прижимает его к стене, воспользовавшись секундным промедлением, стискивает запястья, не давая вырваться. Он тоже в каких-то обносках, и этом своем нелепом доспехе, но даже сквозь слои одежды Зуко чувствует идущее от него тепло и, проклиная себя за это, сам придвигается ближе. Джет смотрит весело и зло, говорит насмешливо: - Фиговый из тебя маг огня, если ты даже себя согреть не в состоянии. - Не понимаю, о чем ты, - шипит сквозь зубы Зуко, не оставляя попыток вырваться, и удивленно охает, потому что Джет подносит его руки к губам и дышит на заледеневшие пальцы - бережно и нежно. Они, наверное, целую вечность стоят так – близко-близко друг к другу, и Джет согревает его пальцы своим дыханием. И это так глупо, бессмысленно и по-идиотски, что Зуко зажмуривает глаза, лишь бы не видеть этой дурацкой ухмылки. «Сейчас, - думает он. – Сейчас. Еще чуть-чуть, еще самую малость, и я, конечно же, оттолкну его». Но как раз в тот момент, когда он напрягается, чтобы сделать это, Джет стягивает с него шарф ниже подбородка, и целует в губы. Зуко от неожиданности широко распахивает глаза и приоткрывает рот, чем его противник незамедлительно пользуется. Драться с ним определенно легче, - решает Зуко. По крайней мере, там у Джета нет такого нечестного преимущества. Когда они, наконец, отрываются друг от друга, облачка пара в морозном воздухе застывают на их губах и Джет первый отступает прочь. - Сегодня слишком холодно, - тянет он. – Но если что – сам знаешь, где меня найти. И уходит вразвалочку, ссутулившись и засунув руки в карманы, оставляя Зуко стоять под снегом с приоткрытыми припухшими от поцелуев губами, в нелепом красном шарфе.
Как раз в тот момент, когда я уже решила, что перестала изнывать от нежности и изнемогать от любви, ОНИ вернулись, траляля, как дальше с этим жить? Ну просто, просто... НетсловодниЭМОЦИИ XDDDD
Как там было-то? Это Джет, это - Зуко, и они ебабельны?
Ах да, эпичнейшее с трусами и травинкой, символизируэ хэппи-энд:
A/N: Беваре! Это все еще блинчики!вершн. То есть мы принимаем в расчет только предыдущий кусок, а все остальное все еще делаем вид, что развидели XDDD
Как-то раз во втором часу заблудилась принцесса в лесу*** "Ненавижу, когда он так делает". Габрант рыщет по бывшему королевскому дворцу, теперь - резиденции Консула, заглядывает во все щели, отдергивает тяжелые портьеры, чихает в поднявшихся клубах пыли. Можно было бы перепоручить проверку младшим чинам, но с Судьи-Магистра хватило и произошедшего ночью в городе. Больше он таких промахов не допустит. Несколько рядовых Судей шарахаются от него, как от чумы, когда он, чеканя шаг, идет по коридору, и Габрант улыбается под шлемом, довольно и зло. Хорошо. Значит, выучили урок. Дверь в покои Консула он открывает без стука, справедливо решив, что металлический лязг доспеха должен был заблаговременно предупредить о его приближении. Что ж, невежливость приносит свои плоды. "Ненавижу, ненавижу..." Судья-Магистр неторопливо снимает шлем, склоняет голову в церемонном приветствии. - Осмотр резиденции закончен, милорд, - говорит он сухо. - Нарушителей... на всей остальной территории - не обнаружено. Он нарочито обращается только к человеку, сидящему за столом, игнорируя того, кто на столе, устроился прямо среди государственных бумаг, сидит, обняв колено, и лукаво щурится на вошедшего Судью. - Благодарю вас, - Вэйн покровительственно кивает, его голос спокоен, как будто не происходит ничего из ряда вон выходящего. Как будто на его рабочем столе не расположился своей пиратской задницей находящийся в розыске преступник. Габрант смотрит - и не видит, перед его глазами отнюдь не эта, почти семейная картина встречи двух старых друзей. Он представляет, как пират садится на самый краешек стола, бесстыже раздвигает ноги, запрокидывает голову. Как длинные сильные пальцы комкают государственной важности бумаги. Как свет лампы играет на металлических колечках и серьгах, золотит смуглую кожу, как с шелестом падает с плеч пышное кружево высокого воротника. Бальфир на столе, среди писем и отчетов, разбитые губы кривятся в насмешливой улыбке, и с них срывается протяжный стон, и скованные руки цепляются за мундир его мучителя... Не было, не было этого, и быть не могло. Габрант стискивает кулаки, жалея, что в плотных кожаных перчатках невозможно почувствовать боли от впивающихся в ладони ногтей. - Что-нибудь еще, Судья? - спрашивает Вэйн. "Да. Разрешите вышвырнуть из дворца одного конкретного пирата". Он качает головой, и Консул суховато улыбается. - Тогда не смею вас больше задерживать. *** Вернувшись в свои комнаты, Судья-Магистр досадливо задергивает плотные шторы, сквозь щели между которыми уже просачивается серый предутренний свет. Спать сейчас практически бессмысленно, но если хоть немного не отдохнуть, завтра (вернее, уже сегодня) он будет ни на что не годен. Габрант скидывает доспех и сапоги, прямо в одежде падает на кровать, уверенный, что заснуть ему точно не удастся. И почти сразу же проваливается в глубокий, тяжелый сон без сновидений. Будит его безошибочный инстинкт, будто кто под руку толкнул; он вскидывается, сжимая в руке рукоять кинжала - и наталкивается на безмятежный карамельный взгляд. - У вас очень милый вид, когда вы спите, Судья-Магистр, - говорит Бальфир, игнорируя острие клинка, подрагивающего у самой груди. - Так сразу и не скажешь, что вы можете больно укусить. Габрант ругается и убирает оружие. В глаза будто насыпали песку, голова чугунная, а тут еще это... мимолетное виденье. - Чего надо? - грубо спрашивает он, свешиваясь с кровати и шаря по полу в поисках сапог. Может это, конечно, и не очень гостеприимно, но пускай пират скажет спасибо, что еще не летит из окна, считая оставшиеся до земли этажи. Габрант представляет себе, как Бальфир стоит над ним, спящим, стоит и смотрит, и его передергивает от отвращения. - Пришел предупредить, - доверительно говорит пират, присаживаясь на подоконник. – Очень скоро, Судья-Магистр, вам сделают одно предложение, от которого будет очень трудно отказаться. Но придется, как ни крути. - Что ты несешь? – Габрант потирает разламывающийся затылок. Над столицей Далмаски начинается новый день, полный новых забот. Простых и приземленных - разобраться с мятежниками, усилить охрану, отправить доклады в Аркадис. В распорядке этого дня нет места смутным предсказаниям и пророчествам. - Просто запомните мои слова, Судья-Магистр. Пригодится, - Бальфир утягивает со стола какой-то фрукт (Габрант даже не знает, откуда они здесь, наверное, горничная поставила), с хрустом вгрызается в зеленую мякоть. - Убирайся, - говорит Габрант. И не добавляет то, что так хочется сказать. Ты - императорский каприз, пират. Тебе прощают любую выходку, ты вхож во все двери - но только до тех пор, пока Вэйн Солидор благоволит тебе. Как только он наиграется - тебя вышвырнут прочь, как ненужную, сломанную куклу, и тогда никто и гила ломаного не даст за золотого мальчика из Бальфонхейма. Так что наслаждайся вседозволенностью, пока можешь, и помни - по другую сторону черты тебя буду ждать я. Ему хочется бросить все это в лицо пирату, но он молчит, молчит, потому что отлично знает: Бальфир за словом в карман не полезет и тоже скажет. Что-нибудь такое, что месяцами будет глодать изнутри, язвой разъедать душу, призрачным эхом снова и снова звучать в ушах. Нет. Это они уже проходили. Поэтому он просто повторяет: - Убирайся. И пират убирается, посылая Судье-Магистру воздушный поцелуй на прощанье, и оставляя после себя неясное предчувствие беды. *** Они с Сетцером цапаются примерно через пять часов после возвращения последнего. Если не считать времени на секс и сон, думает Эдгар, пиная ни в чем не повинные камушки, это фактически личный рекорд. Впрочем, ничего удивительного. Они ссорятся все время, когда не чинят что-нибудь или не трахаются, а поскольку за неимением воздушного корабля проводить регулярный техосмотр стало проблематично, то у них осталась только одна опция. Эдгар вздыхает. Ему не хватает брата, мучительно не хватает; его - и ощущения равновесия, которое он испытывал рядом с Сабином. Но брат далеко, и некому поддержать бывшего короля под локоть, если он вдруг оступится на своем пути. С такими невеселыми мыслями Эдгар Фигаро заворачивает в "Дюнное море", присаживается за свой обычный столик у дальней стены - и поднимает глаза на собеседника. - Ну, здравствуй, старый друг. Лок тоже изменился за прошедшее время, Эдгар бы сказал - "заматерел", если бы не искренняя щенячья радость в серых глазах при виде приятеля. - А ты, я гляжу, неплохо устроился, "Герад", - охотник за сокровищами с наслаждением вытягивает ноги и присасывается к своему коктейлю. Эдгар, услышав свое прозвище среди повстанцев, только ухмыляется. Они с Локом оба с увлечением включились в старую игру по новым правилам - хотя бы потому, что нужно было что-то делать, а воевать с империей они умели лучше всего. И неважно, что их личная империя осталась где-то далеко позади, за годами и пройденными дорогами толком и не разглядишь. - Да уж не хуже тебя, кумир молодежи, - хмыкает он в ответ. Эти слова почему-то заставляют Лока смешаться и покраснеть. - А, ты об этом, - бормочет он. - Ерунда, право слово. В Нижнем городе просто слишком много сирот, на которых всем наплевать. - Эй, я серьезно, - Эдгар наклоняется вперед и хлопает друга по колену. - Хорошо, что ты возишься с этими ребятишками. Главное, смотри, чему дурному их не научи. - Обижаешь, - улыбается Лок в ответ. - Хотя, признаться, есть среди них такие таланты... - Эй! - Молчу-молчу... *** Они сидят в кантине, выпивают и болтают, почти как в старые добрые времена. Эдгар вертит в пальцах соломинку из стакана, не зная, как перевести разговор в менее дружески-бессмысленное русло, но Лок, как всегда, все понимает. - Вряд ли ты меня пригласил, чтобы предаваться приятным воспоминаниям? – говорит он. – Давай, выкладывай, величество. - Есть одно дельце, - с облегчением улыбается Эдгар. Лок выслушивает его, не делая ни одного глотка, только возит пальцем по пролившимся на стол каплям, рисуя замысловатую звездочку. И, хотя Эдгар не упоминает имен, Лок безошибочно завершает его речь: - Это ведь план Сетцера? Эдгар морщится, но кивает. - И он предложил позвать меня? - Я предложил, - Эдгар хмыкает, вспоминая последующую ссору. – Он сказал, что ты откажешься. Лок фыркает в свой стакан. - И ты, великий манипулятор, решил, что, сообщив об этом, сразу же заручишься моим согласием? – смеется он. – Ты переоцениваешь мое чувство противоречия. - Или, скорее, недооцениваю твою неприязнь к Сетцеру? - Дело не в этом, - говорит Лок, и одним движением стирает со стола все свои художества, откидывается на спинку кресла, задумчиво пялится в низкий потолок. - Дело не в этом, - повторяет он. – Я могу как угодно относиться к Сетцеру, но его суждениям я доверяю. Если он сказал, что я откажусь, значит, у него были веские причины… И значит, ты что-то не договариваешь. Теперь очередь Эдгара размазывать по столу пятна от соуса. Габбиани в этот момент он ненавидит всеми фибрами души. И Лока, который слишком хорошо знает их обоих. - Ладно, - говорит он, незаметно скрещивая на удачу пальцы за спиной. – Твоя взяла. Целес. Он сказал так из-за Целес. - Ааа, - равнодушно тянет Лок, и Эдгар уже успевает поверить, что все выгорит, пока не встречается с другом взглядом. От этой невыносимой, невозможной, звериной какой-то тоски ему самому хочется выть. Это – то, чего ему никогда не понять. И не принять. - Лок… - начинает он, но тот обрывает его коротким жестом, встает, со скрипом отодвигая стул. - Прости, - говорит он. – Сетцер прав. Тебе придется найти кого-нибудь другого для этой работенки. Он идет к выходу, и Эдгар, бросив на стол несколько гилей, торопится за ним. - Постой! Тебе даже не придется видеться с ней! Да чтоб тебя… Лок! Локи… - Прости, - повторяет его друг, и легко сбрасывает его руку с плеча. – Мне нужно идти. Эдгар только и остается, что стоять на пороге кантины, глядя ему вслед, и безнадежно ругаться про себя.
Вчера? Или уже позавчера? Когда у меня интернет барахлил? Как сложно жить в перманентном коматозе! В общем, когда барахлил тырнет, я успела кажется потыкать во все недоигранные игры скопом. (Это все потому, что в КХ-2 не хочу идти за Ксемнасом туда, откуда нет возврата, но и допроходить репорты поже леееень). - В КХ-1 мне опять не дал Рику. Пять раз подряд. Хотя я апнула Соре пару уровней. Т_Т Эта игра не для моих пальцев. Если бы еще там можно было бы прокручивать ролики, потому что на шестой раз это самое "It is I, Ansem, the seeker of darkness" бесит неимоверно. Шейм он ми. =_=
- В БбС история Терры - 87%, я срубилась на арене и гоночках, скучно. А, ну и морожено, в принципе. Уберите уток, верните мне мюзикл с Ариэль!!111разраз А Вентус бодро бегает по кубикам, потому что мир Спящей Красавицы для него, как и для Терры, оказался пока трудноват XDDDD
- Я даже включила третью плеху и погоняла фф13. Нас выпустили на просторы Гран Пульса, Yay! Ну и где же ты, обещанная нелинейность? Охуеность тамошних сайд-квестов сложно переоценить, жрать этот кактус больше часа реального времени в принципе невозможно. Олсо. В очередной раз - вопрос. Зачем? Там? Нужны? Саммоны? (Этот вопрос меня мучает во всех фф после десятой, ифчо).
- А потом я устала от всего этого, загрузила в ПС2 старую-добрую десятку, и полдня медитативно тыкала в Тидуса. Потому что после фф8 это самый приятный наверное и комфортный для меня геймплей, и вообще, люблю эти лазурные тропические моря, острова с пальмами и белым песочком, смешную религию, ну и Джект с Браской и Ауроном всячески рулят и педалят. *_* Поэтому, внезапне!вопрос в воздух: Москвичи, а ни у кого нет диска с FFX-2 на поиграться? А то из-за битой версии я ее в свое время так и не прошла, надо бы закрыть, бгг, гештальт))))
Гинтама прекрасна так, что даже пищать невозможно, только ржать и постигать дзен *_* И удивительно хорошо, и совершенно не хочется никакого сопутствующего фантворчества, потому что зачем? Ебучий постмодернизм (с) сам по себе доставляет, ололо. А еще там есть кого-то мне напоминающее олицетворение кавая, гигантская белая собачка, которая всех жует))))
Этот стон все еще песней зоветсяВот Квисти, женщина, ну сколько ж раз тебе повторять? Не терпится открыть рот - засунь в него какой-нибудь фрукт. Полезнее будет. Йа дебилко. Пыщ-пыщ.
Поглядели "Ученика чародея". С одной стороны Кейдж - няшечка, с другой - кино настолько мучительно предсказуемое, что прямо даже как-то делается стыдно за происходящее на экране. =__= А я под температуру начала смотреть Гинтаму. Доктор, меня вылечат? XDDD
Приехал батя, хромой и голодный. Умял огромную кастрюльку супа, рассказал как косплеил собачку Жучку, упавшую в колодец, послушал песню про кота. И настроение мое улучшилось (с) Если бы еще температура не тогось(
О, круто. Еще и рецензия на замену. Хрен тебе, а не отоспаться. *фейспалмится* Чувствую, я щас понапишу. О, как я понапишууууу Вообще, пойти что ли сходить на Правдоруб в какую-нибудь рандомную тему покидаться кокосами? Убивать. Убивать-убивать. >_<
- На сообществе вопросов по финалке обсуждают соционику. Какая прелесть. Теперь мы знаем, для чего предназначено оное сообщество! XDDD Я не против соционики, ифчо. Более того, данная тема входит в круг предполагаемых тем обсуждения вполне легитимно. Просто теперь понятно, что наивным было полагать, что в тот же круг входят - сюрприз! - вопросы по канону. Их, оказывается, невозможно обсуждать в нездоровой атмосфере, ололо.
- На чокобогонках пиздец цирк с конями, старательно исполняемый вокруг одного конкретного участника выплыл из просторов частных дневничков на более глобальные горизонты. Аплодирую стоя. >.< Остается только посочувствовать читателям сообщества, которые не в теме. Те кто в теме, кстати, давно сказали, что отписались, так что к чему этот выпад вникуда? Да, я не люблю провокации, особенно публичные. Ну, впрочем, на тех же гонках я сама творю (с текстом) какой-то пиздец, но делаю это, целомудренно задернув шторки, под покровами и замками.
- Остановите землю, я сойду Очень хочется выйти из фэндома покурить, пока, хехе, атмосфера не разрядится. Но притом, что мне в принципе симпатичны все участники ээээ... разногласий, жрать попкорн с них я почему-то не устаю. Низкое, духовно нищее создание, что уж там. Размаха не хватает, товарищи, размаха! Где броневички? Где с треском рвущиеся у ворота рубахи? Где умные, которые все в белом стоят красивые - ах, тчорд, сегодня ж это мое амплуа.
Я заранее прошу прощения у ридеров. Именно поэтому (вот тому безобразию, что там ниже) текст и был заявлен, как закрытый маршрут - просто обычно эта котовасия не выходит за пределы черновиков. Дело в том, что у автора действует правило левой пятки и внезапного!рандома. Сейчас автору тоскливо, температурно, хочется ОТП из шестерки, розового флаффа и неба в алмазах. А посему. Вам предлагается развидеть все, что было понаписано после первой части пролога (!), знаете, как в том стишке, где принцесса была прекрасная, погода была ужасная... а может быть, все было наоборот? Я сейчас не могу точно сказать, по какой из двух схем будут развиваться события, буду ли я дальше колупать глобальную политичку или возьму на вооружение вот эту интригу с трубой пониже и дымом пожиже. Еще раз приношу свои извинения. Можно начинать отписываться Для удобства первую часть пролога я копипастнула сюда же, под отдельный кат. Итак.
Корабль дураков. Поворот не туда.
Автор: Мейрит aka Quistis Trepe Фэндом: Final Fantasy VI/Final Fantasy XII Рейтинг: R Дисклеймер: Square Enix же
копипаста того, что уже было- Башня, - гадалка переворачивает последнюю карту, качает головой. Густая вуаль полностью скрывает лицо, из-под нее струятся белые кудри – не пепельные, как у большинства жителей этой забытой Эсперами страны, а белые, как молоко, совершенно седые. Наверное, эта женщина очень стара, но время, выбелившее ее волосы и посадившее голос, не согнуло, не сломало – Ноа думает, что если она встанет – окажется не ниже его самого. - Боюсь, господин мой, карты не предвещают вашим начинаниям успех, - голос у нее низкий, сиплый, пальцы в плотных перчатках мнут вонючую самокрутку, и Ноа некоторое время развлекается, представляя, какой крокодил скрывается под всеми этими тряпками. А что еще ему остается делать? И ведь не за предсказаниями же они сюда пришли. Где-то наверху, в небе над Рабанастром парит "Ифрит", внушая опасную уверенность, но Судья Габрант не может избавиться от тревоги. Что-то не так. Вэйн, напротив, кажется, наслаждается дурацким фарсом. Повстанцы проникли во дворец, еще совсем недавно в городе гремели взрывы, повсюду рыщут патрули, отлавливая ускользнувших от пушек "Ифрита" мятежников, а его превосходительство новоиспеченный губернатор изволят шляться по трущобам практически без охраны, и выслушивать бредни какой-то древней наркоманки. - И что же, - лениво спрашивает Вэйн. - Прогнозы совсем неутешительны? - Даже более чем, - говорит гадалка, постукивая резным мундштуком по десятке Мечей. - Мой вам совет - откажитесь от задуманного. - А если нет? - Ноа не верит своим ушам: в голосе Солидорского принца сквозит азарт. Старуха неторопливо вставляет в мундштук папиросу, прикуривает от чадящего огарка свечи. В ее лавке темно, но Ноа успевает увидеть, как под приподнятой на мгновение вуалью кривятся в усмешке бескровные губы. Что она задумала? - А если нет - то хотя бы убедите своего спутника не хвататься за оружие. Высверк клинка откуда-то из темноты почти невозможно отследить взглядом, мгновение - и Ноа уже чувствует холодную сталь у горла, но вовсе не это заставляет его отпустить рукояти мечей. Гадалка кладет извлеченный из-под складок балахона пистолет на стол, но дуло все еще направлено прямо на Вэйна; Судья-Магистр скрипит зубами в бессильной ярости, но молчит, сверля взглядом спину своего господина. - Отлично, - теперь, без мистического придыхания, голос старухи спокоен и деловит. - Предпочитаю разговоры без лишних истерик. Э, Судья? Отстегните перевязь. Медленно и аккуратно, пожалуйста. Вэйн едва заметно кивает головой, и Ноа со вздохом выполняет приказ, чувствуя, как в унисон с ним вздыхает человек, стоящий за спиной. Мечи с лязгом летят на пол, но вороненое лезвие по-прежнему прижато к его шее. Чувство вины - острое и болезненное - словно прибавляет резкости каждой тени. - Я вас внимательно слушаю, - говорит губернатор Рабанастра. - Что еще способны поведать мне карты? - У вас есть кое-что, необходимое мне, а у меня - то, что нужно вам, - гадалка пожимает плечами. - Простенькая задачка, по сути. Если они хотят выкуп за наши жизни... Ноа не успевает додумать мысль, Вэйн наклоняется вперед, упирается подбородком в скрещенные пальцы, а взведенный пистолет лежит на темном дереве ровнехонько между его локтей. - И что же такого ценного вы можете нам предложить? Ноа знает, кожей чувствует, что идет какая-то игра, хоть и не может понять ее смысла и цели; он - всего лишь послушная фигура в пальцах игрока. Но даже ему понятно, что каким-то непостижимым образом Вэйн сейчас уравнял их шансы с противником, лишив старуху преимущества. Она смеется низким, сиплым смехом, и неожиданно откидывает вуаль. Да уж. "Крокодил". Судья старается не пялиться на тонкие полоски шрамов, уродующие бледное лицо с правильными чертами, обладающее странной притягательностью. Альбинос надменно кривит губы, заметив его взгляд. Он молод, едва ли старше Вэйна, и роль скучающего аристократа удается ему ничуть не хуже, чем роль старухи-гадалки. - Нефицит, - с ленцой произносит он, и Ноа мысленно записывает на его счет еще одно очко - плечи Вэйна едва заметно напрягаются при этом слове. - Товар не ходовой, но ценный. Молчаливое противостояние длится не больше нескольких вздохов, а кажется - целую вечность. Вэйн откидывается на спинку стула первым, но каким-то образом в его голосе вовсе не чувствуется готовность признать поражение. - Мне нужно время. - И вы даже не хотите узнать, что я потребую взамен? - До меня доходили... кое-какие слухи. - А... Ленивое восклицание альбиноса явно не призвано выразить удивление, и Ноа стискивает зубы - похоже, все в этой комнате знают больше него - ну, кроме разве что того типа с мечом. Судья неожиданно испытывает прилив сочувствия к бедняге - похоже, им отведена роль пешек. Но в какую игру умудрился вляпаться солидорский принц, пока Ноа кланялся придворным шаркунам в Аркадисе? В голове всплывает неутешительное начало доклада императору: "Не обладая достаточным минимумом информации..." - Уходим, - бросает Вэйн будничным тоном, в котором, точно скорпион среди шелков, таится угроза. Альбинос кивает, и меч, застывший у горла Ноа, тут же исчезает, как по волшебству. Судья-Магистр разворачивается на каблуках, бросает взгляд на товарища по незнанию - и давится вздохом. Похоже, сегодня все в этом проклятом городе стремятся его удивить. Волосы цвета льна, фарфорово-бледная кожа, глаза, в которых запросто можно утонуть. Таких женщин он видел разве что на императорских приемах, но никак не в грязной лавчонке в глухой провинции. И не с мечом в руках. Меч, к слову, подстать хозяйке - узкий, слегка изогнутый клинок с изящной гардой, на вид - очень легкий и острый, как бритва. Ноа сглатывает, вспомнив, что минут десять простоял с этим смертоносным оружием у горла. Но Вэйн уже шагает за порог, растворяясь в душной тьме, и Ноа не остается ничего другого, кроме как подобрать свое оружие и последовать за ним. а вот здесь принцесса уже ужасная, погода же, наоборот - прекрасная*** Дверь не скрипит на старательно смазанных петлях, открывается почти бесшумно, и все-таки он встречает вошедшего с оружием в руках. Наверное, это комично смотрится – в одной руке пистолет, в другой – шкворчащая сковородка, но старую привычку так просто не изживешь, и кто знает, может быть, когда-нибудь она спасет ему жизнь. - Ммм, - говорит нежданный гость. – Блинчики? Эдгар с улыбкой откладывает оружие и возвращается к плите. Блинчики же! Могут и пригореть. Ночной посетитель просачивается в кухню, по-свойски сует палец в банку с джемом, получает по рукам, плюхается на стул и начинает на нем качаться. Эдгар, не оборачиваясь, спрашивает: - Как в городе? - Паршиво. Тарелка с горкой пышущих жаром блинчиков появляется на столе вместе с глиняным кувшином и столовыми приборами. - А что с твоими планами? - Лучше даже не спрашивай. Незваный гость, обжигая пальцы, цепляет один из блинчиков, смешно кривится – не то принюхиваясь, не то морщась. - Значит, отлично, - смеется Эдгар. – Потому что молчишь ты только об успехах. - Здесь, я тоже гляжу, все хорошо. И все еще самые вкусные блинчики в Рабанастре. - Бальфир… - Эдгар откладывает нож и вилку. – Тебе не стоит приходить сюда. - За мной нет хвоста, если ты об этом. - Не об этом. Они смотрят друг на друга долго, очень долго, и Эдгар не выдерживает первым, комкает салфетку, щурится недобро и подозрительно. - Того, за кем ты приходишь, здесь уже давно не видели, - говорит он. - Конечно, - беспечно отвечает Бальфир. – А блинчики ты на досуге печешь сам для себя. Несомненно. - Нет, - улыбается Эдгар. – Для одного воздушного пирата, который повадился заходить, будто кот приблудный, и даже бомбежки ему не помеха. - Подумаешь, - Бальфир тянется за стаканом, как будто случайно задевает пальцами предплечье собеседника, - бомбежки. Разогнали десяток мятежников. Эдгар осторожно, будто опасное насекомое, снимает его руку со своего плеча, с дружелюбной улыбкой наливает ему молока. - Блинчики, - говорит он, - остывают. Бальфир уходит через три четверти часа, сладко потягиваясь и насмешливо поблагодарив за чудесный ужин. Эдгар не подходит к окну, чтобы посмотреть ему вслед. *** Следующие гости являются чуть ли не перед самым рассветом – дымным и пыльным. Ночью в городе неспокойно, кое-где слышится стрельба. Не то мятежники, не то чересчур резвые имперские ищейки. Эдгар, зевая во весь рот, забирает у ночных посетителей покупки. Особенно чуднó выглядит Целес: в одной руке меч, в другой – бумажный пакет с торчащей из него веселенькой светло-зеленой ботвой. - Вы так по улицам и ходите? – ворчит Эдгар; Целес недоуменно склоняет голову к плечу, широко распахивает бездонные голубые глаза. - А что, какие-то проблемы? – отвечает за нее Габбиани, и тут же, без перехода спрашивает, нахмурясь: - Здесь кто-то был? Вот как он определяет, по запаху, что ли? Лишние столовые приборы давно убраны, кухня приведена в идеальный порядок – и все же… Эдгар морщится. Не хватало еще и ему превратиться в параноика. - Нет, - отвечает он и выразительно глядит на Целес. Альбинос только небрежно пожимает плечами. - О, - говорит он. – Блинчики! *** По комнатам они расходятся уже после того, как солнце поднимается над измученным бессонной ночью городом. Целес задерживается на пороге своей спальни, неуверенно смотрит на друзей. Сетцер улыбается ей, и улыбка будто ломает строгую геометрию его худощавого, изуродованного шрамами лица. - Уже близко, - говорит он с убежденностью, которой невозможно не верить. – Уже близко. Девушка скованно кивает в ответ и скрывается за дверью. Альбинос, не говоря ни слова, берет Эдгара за рукав и тащит в свою комнату. Тот только беззвучно смеется, когда Габбиани впечатывает его в стенку, накручивает длинные волосы на кулак, заставляя запрокинуть голову, подставить беззащитное горло. - Тебе что? – спрашивает Эдгар. – Не понравились мои блинчики? Сетцер только возмущенно фыркает, целуя так, будто хочет стереть любое чужое прикосновение. В комнате пахнет нагревшейся в лучах утреннего солнца пылью, и каким-то экзотическим парфюмом, и мускусом, и поспешно сдернутое с постели пестрое покрывало падает на пол подстреленной тропической птицей. Эдгар мог бы многое сказать своему любовнику – например: "Уймись, ревнивая скотина, если меня кто и трахал без тебя – то только в мозг!", но он молчит и позволяет. Слепо шарить руками-губами-снова руками по телу, оставлять багровеющие кровоподтеки. С треском отрывать непослушные пуговицы на рубашке, нетерпеливо кусать за нижнюю губу. Торопливо и нервно, и почти на пределе, и солнечный зайчик ползет по подушке, путается в золотистых прядях, танцует на подрагивающих влажных ресницах, и все это так по-подростковому глупо и смешно, но Эдгар знает, что сейчас не стоит смеяться, чтобы не спугнуть то, что творится между ними. Вместо этого он стонет – тихонько, на выдохе, чтобы было не так слышно, и Сетцер наклоняется вперед, упирается лбом в лоб, и глаза у него сумасшедшие, темные-темные, как штормовое небо. Солнечный зайчик прыгает дальше, на комод, пробегает по полке среди запылившихся за время отсутствия хозяина безделушек. Дыхание лежащих на постели постепенно выравнивается. Эдгар щурится и выгибается потягивающимся котом, только задранного хвоста не хватает для полноты картины. - Вижу, - говорит он. – Скучал. - Зараза ты, твое величество, - лениво отвечает Сетцер, глядя в потолок и закуривая папиросу. Величество прячет голову под одеяло, чтобы спастись от ярких солнечных лучей, и невнятно спрашивает оттуда: - Что насчет очередного гениального плана? - Есть такой, а как же, - Габбиани задумчиво провожает глазами струйку дыма, вьющуюся над кроватью. – Но нам понадобится вор. - Интересно, зачем? - Глупый вопрос. Разумеется, чтобы кое-что украсть.
Блядь, ну как знала, как знала! Начинаются звонки с работы. Внезапно!кто-то кого-то опять подвел! Все переделать! И немедленно! Страшная небрежность, страшная! Недопустимая! Ояебу, им все-таки шашечки или ехать? Впрочем, о чем это я, моя ж подлая натура не может не подставить дорогих коллег.
Ох, простите, гайз, я сегодня белка-истеричка. К черту, к черту это все. *бегает по стенкам*
ода здравоохранению, проматываемКогда я простужаюсь, то кашляю не равномерно, а приступами - не знаю, наследство ли то детской астмы или последствия дурных привычек. То есть, вот вроде сидит девочка-симулянтка, слегка покашливая, а потом внезапно!где-то включается переключатель, и эта же девочка начинает бурно расставаться со своими легкими посредством верхних дыхательных путей. Я, в принципе, привыкла, знаю симптомы и способы борьбы, пускай даже паллиативные - скукожиться и перетерпеть. Но сегодня мне "повезло" и я аккурат под такой приступ попала ко врачу. Емае. Меня первый раз наверное года за два послушали стетоскопом и посмотрели горло. О.о и даже назначили что-то ЕЩЕ, кроме арбидола, лол. И даже сказали звонить, если станет хуже. о.О Я фшоке. Кажется, сегодня родная поликлиника в отношении меня отработала за все прошедшие больничные - и, пожалуй, за парочку следующих.
Все еще что-бы-ни-делать-лишь-бы-не-чокобокон; прямые цитаты из разных источников в тексте - это не плагиат, это ебучий постмодернизьм (с) Хэйтель, а сама тема боянна, как я низнаючто, про нее нарисовано овер 900 картинок и наверняка написано столько же фиков, но очень хотелось любви, мда, короче, хватит объяснений
Пошлейший Эдцер, 785 слов, R- Я не буду это носить. Эдгар закатил глаза. Переупрямить Габбиани – задача не из легких, если уж тот вбил что-нибудь себе в голову, то сдвинуть его с места будет не проще, чем какую-нибудь Хумбабу. - Но послушай, - попытался воззвать к логике Его Величество. – В твоем костюме итак полно всяких рюшечек и шнурочков. Бесполезных рюшечек и шнурочков. А Лента дает защиту от статусных атак. - Я не буду это носить, - Сетцер скрестил руки на груди с таким видом, как будто его заставляли нацепить на себя по меньшей мере амулет из дохлой ящерицы. А между тем, кому, как не ему особенно пригодился бы этот невзрачный бантик. Эдгару не нужно было закрывать глаза, чтобы вызвать в памяти картины: Габбиани под отравлением, Габбиани окаменевший, Габбиани-зомби, Габбиани, медленно теряющий силы… - Ладно, - вздохнул король Фигаро. – Я не хотел этого делать, но ты не оставляешь мне выбора. Он сделал паузу и торжественно произнес: - Сейчас будет моська! Сетцер заломил бровь. - Ну пожалуйста? – присовокупил Эдгар к самой своей умильной физиономии. Сетцер закашлялся. Эдгар не без оснований заподозрил, что над ним смеются. - Тебе что, сложно надеть одну долбаную ленточку? – с надрывом вопросил он. - Я не буду это носить. Вот же… Заладил, как попугай! Его Величество возмущенно смерил взглядом упрямого альбиноса. Уголки губ Сетцера слегка подрагивали, но вид он хранил высокомерный и неприступный. Ну ладно, господин игрок. Хотите играть – давайте поиграем. Эдгар тряхнул головой и небрежно сунул предмет спора в карман. - Поступай, как знаешь, - протянул он. – Но учти, пополнять запас лекарств от изменения статуса будем отныне за твой счет. - Не вопрос, - Сетцер пожал плечами и сделал попытку выйти из комнаты. Неудачную попытку, потому что Эдгар поймал его за отворот камзола, прижал к стене, кажется, снеся по дороге какие-то мелкие украшения с трюмо, и вот уже Габбиани сам судорожно цепляется за его плечи, притягивает ближе, просовывает колено между ног. - Я… еще… не закончил, - выдохнул Эдгар в перерывах между поцелуями. Ответом ему была кривая усмешка и шелест летящей на пол одежды. К чести Сетцера надо было сказать, что он почти сразу сообразил, что попался. Но только невозможно уже сбежать, отступить, когда обнаженная кожа касается обнаженной кожи, когда жар – один на двоих, и соленая капля сбегает по виску, и непроизвольно хочется выгнуться, поддаться на ласку, зажмуриваться до цветных пятен перед глазами. Шелк ленты скользнул по мосластым запястьям, стянул руки альбиноса, лег сверху кокетливым бантом. Эдгар улыбнулся светло и лукаво: - Видишь, какая полезная ленточка? – и тут же охнул, потому что Сетцер, шипя от нетерпения, вскинул бедра и потерся об него, и в этой игре, как и всегда, не было победителя и проигравшего, были только горячка рваного ритма, прокушенная губа, и разметавшиеся по подушке спутанные белые пряди. И каждый раз, как в первый, Эдгар удивлялся тому, сколько страсти таится под надменной маской альбиноса, и как бы не утонуть в этом темном, густом, стремительном потоке, кружащем голову и хлещущем через край, а Сетцер поражался, почем Эдгар здесь и сейчас – с ним, а не с кем-то еще, где-то еще, и что заставляет беспечного короля раз за разом приходить к нему. А потом они перестали удивляться и поражаться, потому что не осталось ничего, что могло бы удивить или поразить – словно с них содрали все защитные слои и маски, оставив только то, что действительно важно. Сетцер всхлипнул, кончая, и вцепился зубами в легкомысленный бант на запястьях. Эдгар вжался в него, заполняя до конца, до краев, и, тоже содрогаясь в оргазме, прикусил белую, почти прозрачную кожу над ключицей, там, где плечо соединяется с шеей. Оставлять Сетцеру засосы было определенно безопаснее, чем кончать, шепча его имя. - Сними с меня это, - Габбиани потряс связанными руками. Сонный и удовлетворенный, Эдгар сполз в сторону и дернул за кончик банта, пробубнив: - Можно подумать, ты сам бы не справился. - Не справился, - Сетцер скривил губы в улыбке. – Можно поинтересоваться, от каких таких изменений статуса эта штука должна была меня защитить в данный исторический момент? - Ммм… - король Фигаро размотал ленту и лениво улыбнулся. – Я даже не знаю. От беременности? Габбиани застонал и ударил его диванной подушкой, но Эдгар легко увернулся, обхватил любовника за талию и притянул к себе. - В следующий раз, - промурлыкал он, поглаживая поджарый мускулистый живот Сетцера, прослеживая пальцами тонкие линии шрамов. – Если откажешься надеть, я найду такое место, чтобы ее повязать, где никому не будет видно, что ты носишь Ленточку. Никто не будет знать об этом, кроме меня, представляешь? - Интересно, - пробормотал Сетцер. – Почему я до сих пор терплю все это и не выкинул тебя с корабля вместе с твоей дурацкой ленточкой? - Потому что, - расплылся Эдгар в довольной улыбке и лизнул любовника в ухо, - секс со мной стоит даже дурацких ленточек. И, пока Сетцер не схватил вторую подушку, он поспешил заткнуть возмущенного Габбиани поцелуем.
- Хочу ролики и катсцены из Birth by Sleep. В хорошем качестве. =_= Но, боюсь, придется ограничиться ютубом. Трава, жрущая моск, никак не отпустит. Порошок, уходи!
- Ста процентов не будет - меня подкосили гонки Т_Т
- Ванитас (лат. vanitas, букв. — «суета, тщеславие») - жанр живописи эпохи барокко, аллегорический натюрморт, композиционным центром которого традиционно является человеческий череп. Подобные картины, ранняя стадия развития натюрморта, предназначались для напоминания о быстротечности жизни, тщетности удовольствий и неизбежности смерти. Наибольшее распространение получил во Фландрии и Нидерландах в XVI и XVII веках, отдельные примеры жанра встречаются во Франции и Испании. Термин восходит к библейскому стиху (Еккл.1:2) "Vanitas vanitatum et omnia vanitas". (с) вики Все еще задаюсь вопросом, зачем так упорно выбирать в качестве имен значимые существительные. А казалось бы, после Клауда, Скволла и Лайтнинг, а также прочих погодных явлений, ничего удивлять уже не должно.
...как горит огонь, как течет вода и как падает Ландис.
В общем, я тоже хочу сделать программный пост. Я Осуждаю! Осуждаю чокобокон, Осуждаю авторов, Осуждаю артеров, Осуждаю ридеров, тех, что не читает - тоже Осуждаю, Осуждаю осуждающих, Осуждаю свой, сука, сугубо дженовый фик, в который не хочет запихиваться рейтинг, но отдельной! строкой! я Осуждаю! продажную администрацию!
Дорогая продажная администрация, тыкай на картинку, чтобы осознать и проникнуться всей глубиной моего Осуждения!
[авторское оправдание отступление=ON]Вообще, я не люблю так делать, но, увы, обстоятельства сильнее меня, и идейка для маленького фикла разрослась во что-то неепическое, так что придется "кусочничать". Дорогая Аззи! Еще раз поздравляю! И дарю тебе начало очередного АУ-долгостроя по двенашке, коими славен наш фэндом. Надеюсь, он не наложится на чокобоконовский проект и не превратится в совсем уж бесконечную историю XD Ай лав ю! [авторское оправдание отступление=OFF]
Сукины дети
Автор: Мейрит aka Quistis Trepe Фэндом: Final Fantasy XII Пэйринг: если прищуриться и наклонить голову, можно увидеть Ронсенцест Рейтинг:в этом кусочке PG-13 Предупреждения: эрзац-школьная АУ, ООС, толпы оригинальных персонажей, автор забил болт на канон Дисклеймер: SE - это туда
Здесь куда ни пойдешь, Стережет всюду ложь, ухмыляясь. Я устал от тебя, И уйду не любя, не прощаясь.
Обернусь через плечо невзначай - До конца еще дорога не пройдена; Без прощения - навеки прощай, Недостойная любви моя родина! (с) РК
Пролог
Они пришли на рассвете. Северный ветер превратил мелкий дождик в холодную морозную пыль, выбелил за ночь поросшие мхом камни сторожевой башни, и, точно хлыстом, щелкал синим с золотом стягом. Хмурые тучи, хмурые лица, резкий запах птичьего помета. Ерошащие перья чокобо на вымощенном брусчаткой дворе. Влажные тяжелые плащи, метущие по каменным плитам, и позвякивание шпор. Вот и все, что запомнил Баш из того пасмурного осеннего утра, когда исчез отец. Мать сказала им, что он вынужден уехать - ненадолго, конечно - по срочным делам, потом были какие-то таинственные гости, скрывающие лица, и она сама уезжала на пару дней, а когда вернулась - волосы ее были совершенно седыми, как будто морозные ветра севера выдули из них весь цвет. Больше отца они не видели; но Баш хорошо запомнил, как поздней осенью к ним в дом пришла беда - и оттого проникся тихой ненавистью к этому времени года. Им ничего не рассказывали. Просто - один за другим уволились нанятые отцом учителя. Просто перестали заезжать в гости соседи, а часть слуг разбежалась по окрестным имениям. Просто настырная молодая трава пробивалась сквозь каменную отмостку двора, где когда-то гарцевали на чокобо молодцеватые гвардейцы из поместья фон Ронсенберг. Вместо астрономии, алхимии и геометрии Башу и Ноа пришлось изучать более насущные науки: как сеять рожь, выводить вредителей, собирать урожай. Когда-то тонкие и холеные пальцы Анетты фон Ронсенберг огрубели и потрескались от тяжелой работы; любой, кто увидел бы, как она возится на заднем дворе с козами или развешивает белье, не узнал бы некогда гордую и неприступную леди. И, все-таки, они не сдавались, и гордо реял над башней флаг с фамильным гербом. Несмотря на постигшие семью трудности, близнецы ничем не отличались от любого из своих сверстников, живущих в округе. Обычные мальчишки, непоседливые и чумазые, мать не могла нарадоваться, глядя, как спорится в их руках любая работа. А что растут без отца… Анетта вздыхала и утирала предплечьем лоб, оставляя на лице белую полоску мыльной пены: она вечно была занята стиркой, "свинья грязи найдет" – это точно было сказано про двух ее шкодников. Ну, без отца. Мало, что ли, в Ландисе сирот? *** Когда близнецам исполнилось по пятнадцать, мать вызвала их к себе для серьезного разговора. Братья слушали внимательно и не перебивали, но потом Ноа, все же, не выдержал. - В город? - переспросил он. - А как же ты? - А ты сомневаешься в моей способности управиться с поместьем без вас? - насмешливо спросила Анетта фон Ронсенберг, но глаза у нее были печальные. - Я хочу дать вам достойное образование, Ноа. У вас появилась возможность начать новую жизнь, такой шанс нельзя упускать. Не до старости же вам пахать поля да чистить загоны с чокобо?.. Баш ничего не сказал, только подошел к ней, молча обнял и ткнулся носом в макушку. Ноа покачал головой. Когда они были маленькие, его брат всегда так поступал, если не знал, что сказать или сделать - подбегал, цеплялся за мамину юбку и утыкался лицом ей в живот. Теперь Анетта едва доставала своим рослым сыновьям до плеча, а вот, поди ж ты... Он вздохнул. - Конечно, мама. Как скажешь.
Тем вечером он нашел брата сидящим на берегу мелкого ручья и бесцельно кидающим камушки в воду. - Не хочешь ехать? - спросил Ноа, устраиваясь рядом. Баш дернул плечом. - Не знаю, - подумав, ответил он. Но Ноа, как всегда, понял его и без лишних слов: он чувствовал то же самое. Предвкушение, сомнения, неясную тревогу... Там, за пределами их поместья и окрестных деревень, раскинулся целый огромный мир, и, в конце концов, мама права - загоны для чокобо - это не для них. А вот военное училище... Он подобрал с земли суковатую палку, сделал несколько выпадов в воздух. Баш ухмыльнулся. - Бдыщ, - сказал он, направляя на брата указательный палец. - А у меня - пистолет, так что я быстрее. - Посмотрим, что ты скажешь, когда тебе снесут голову добрым клинком в то время, пока ты будешь перезаряжать свое оружие, - рассмеялся Ноа. Баш сделал вид, что серьезно обдумывает это предположение, - только чтобы одним молниеносным движением выбить из рук брата палку и повалить его на землю. Они катались среди сырых палых листьев, обмениваясь тумаками, и хохотали как сумасшедшие, а потом Баш оказался сверху, прижался к нему, тяжело дыша куда-то в ключицу, и Ноа обеспокоенно спросил: - Все в порядке?.. - Да, - старший из братьев откатился в сторону, лег, раскинув руки крестом, и уставился в бесконечно-серое небо. - Да. Все хорошо. Это просто осень. *** Мама не смогла их проводить - ее срочно вызвали к соседям, помогать принимать роды. Конечно, никто в округе не посмел бы назвать леди фон Ронсенберг повитухой, но факт оставался фактом - случись чего, и крестьяне, и владельцы окрестных поместий обращались в первую очередь именно к ней. Любые болезни и раны словно боялись легкого прикосновения сухих холодных пальцев Анетты, и всякая хворь уходила в ее присутствии, а боль становилось легче терпеть. Ноа пару раз слышал, как маму за глаза называли ведьмой, впрочем, сплетникам пришлось научиться держать язык за зубами, после того, как они познакомились с кулаками близнецов. Они уезжали ранним утром, собрав нехитрые свои пожитки, вдвоем на одном чокобо ("Словно нищие", - ворчала старая кормилица, одна из немногих слуг, еще остававшихся в поместье). Ноа крепко обнимал брата за талию, ежась от пронзительного ветра, и без сожалений смотрел на серые камни родных стен. Вот так и вышло, что в дорогу их провожал только хлопающий на ветру выцветший фамильный стяг.
-1-
- Кадет Ронсенберг! - разнесся зычный голос по школьному двору. - Немедленно прекратить балаган! Кадет Ронсенберг?! Господин Маркез, преподаватель изящной словесности и, по совместительству, главный блюститель нравственности в училище, прихрамывая, спешил к группке хихикающих мальчишек, при его приближении прыснувших в разные стороны, будто воробушки. Баш предпринял рискованный маневр, надеясь проскочить мимо тучного и неповоротливого учителя, но тот ловко подставил ему под ноги трость, и кадет Ронсенберг растянулся во весь рост на брусчатке двора. Коварный противник поспешил воспользоваться преимуществом, и ухватил свою жертву за ухо. - К директору! Немедленно! Какое безобразие! - приговаривал Маркез, таща упирающегося ученика за собой. - Эй, господин учитель! - звонкий крик раздался со стороны караулен. Баш вывернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, и мысленно застонал - на фигурной крыше одной из башенок сидел его брат, и как ни в чем не бывало болтал ногами. - Вы поймали не того Ронсенберга! Маркез на мгновение застыл, переводя взгляд с одного близнеца на другого, потом выругался отнюдь не изящными словесами, и, отпустив многострадальное ронсенбергское ухо, заковылял к другому нарушителю спокойствия. Баш отбежал на почтительное расстояние, дождавшись, пока Маркез поравняется с воротами, и заорал: - Господин учитель, спасибо, что отпустили, конечно, но на самом деле это был я! Пока бедняга ошалело мотал головой, Ноа ловко, по-кошачьи вскочил, пробежал по крыше до ворот, и перемахнул на ту сторону. Баш бы с удовольствием досмотрел представление до конца, но ему тоже пора было уносить ноги. Беспечно насвистывая, он завернул за угол - и вдруг лопатками почувствовал чужой, пристальный взгляд. В поле видимости никого не было, но хорошее настроение почему-то мигом исчезло. Баш поежился и поспешил прочь.
Он выбрался за территорию училища надежным, проверенным способом - отодвинув в сторону неплотно прикрепленную доску в задней стенке загона для чокобо. Акробатические номера в исполнении Ноа - это, конечно, эффектно, но Баш опасался, что ему такой фокус просто не повторить. Остальные кадеты, в том числе и его брат, уже сидели в их любимом заведении, и бурно обсуждали утренние приключения. Брейк, щуплый белобрысый паренек, до прибытия Ронсенбергов числившийся главным школьным шалопаем, при виде Баша вскочил на стул, дурашливо взмахивая руками, и заорал: - Гип-гип-ура победителю драконов и посрамителю изящной словесности! Старший из близнецов под общий гогот церемонно раскланялся и плюхнулся на скамью рядом с братом.
Баш и сам не ожидал, насколько по душе им придется школьная жизнь. Первое время они с Ноа старались держаться особняком, да, признаться, и неприятно было чувствовать себя среди столичной молодежи неотесанной деревенщиной (и, к тому же, перестарками - все их сокурсники оказались младше года на два). Но, постепенно, они пообвыклись, научились не отвечать зуботычинами на каждый смешок и косой взгляд - и другие кадеты без слов приняли их в свою компанию. Заводилой, конечно же, был Брейк Хайнер - нескладный, худой, с улыбкой на пол-лица, вечно оказывающийся в самых неожиданных местах, в-каждой-бочке-затычка, умница Брейк, которого не выгоняли из училища только благодаря блестящим оценкам. Ноа однажды вступился за него в стычке со старшекурсниками, и после этого как-то само собой оказалось, что братья стали "своими". Конечно, им было непросто догнать младших товарищей - в училище принимали только юных дворян, с детства получавших блестящее образование, и Башу не хотелось думать, на какие жертвы пришлось пойти маме, чтобы близнецам предоставили возможность обучаться вместе с ними. Ни он, ни Ноа высокими баллами на аттестациях не блистали, но, благодаря природному упрямству, первый семестр закончили с вполне достойными оценками, и без особых нареканий - если не считать, конечно, серьезным недостатком проблемы с дисциплиной. На самом деле, объяснял себе Баш, это все дурацкие правила. Слишком много правил для стайки подростков, вколачиваемый в головы устав, строгий распорядок дня, постоянная муштра - ну как тут не начать их нарушать? Тем более, что пока им все сходило с рук. Близнецы беззастенчиво пользовались своим преимуществом, путая несчастных преподавателей, что вызывало неизменный восторг среди кадетов. Хотя, справедливости ради нужно было сказать, что старик Маркез на "несчастного" не тянул никак - среди всего разнообразия занятий его лекции о морали, патриотических ценностях и долге каждого гражданина были самым унылым времяпровождением в стенах школы. Зато здесь они с Ноа впервые нашли настоящих, верных друзей. Впрочем, врагов они тоже уже успели нажить.
- А видели, как кривился этот красавчик Мильтон, когда вы гоняли старого индюка по двору? - спросил Брейк, рассеянно жуя трубочку от коктейля. - Еще бы, - хмыкнул кто-то. - Ведь они посмели Нарушить Дисциплину! - Похоже, опять будет кому выгребать чокобиный помет из загонов... - А потом, ха-ха, Ноа сделал ему ручкой и перепрыгнул через ворота!.. - Да нет, он показал ему... - Брейк продемонстрировал неприличный жест. - Эй! - возмутился младший фон Ронсенберг. - Ничего я Маркезу не показывал! - Так что может быть дело ограничится натиранием полов, - подхватил Баш. Признаться, чистка стойл для чокобо ему уже порядком надоела. - Мечтай, Баш, - один из кадетов дружески пихнул его локтем в бок. - Всем давно известно, что Мильтон тебя первым делом отправит в курятник. Видать, вызываете вы у него такие эти... ассоциации, вот! Баш покраснел и пригладил светлые вихры. На самом деле ему даже нравился глава Дисциплинарного Комитета - во всяком случае, просто так Мильтон никого на отработку не отправлял. Проблема в том, что близнецов всегда было за что наказывать. - Мы пойдем смотреть на прибытие розаррийского посольства? - сменил тему Брейк. - А Розаррия - это где? - спросил Дон, пухлощекий простак, везде хвостиком таскавшийся за своими шумными приятелями. - Дубина, это империя, далеко на юге. - Ага, я слышал, там такие красотки, и все поголовно ходят с голым животом. - Что, даже зимой? - А у них не бывает зимы! Баш как раз задумался, каково это - жить там, где не бывает зимы (может быть, и осени в этой самой Розаррии тоже не бывает?), как от окна раздался крик: - Полундра! Патруль!
У заядлых прогульщиков, к которым относились и братья Ронсенберги, уже была отработана четкая схема побега - сидели-то они всегда в одном и том же заведении, но еще ни разу патрульные дружинники не ловили их на месте "преступления". Вот и сейчас ребята разошлись по одному так организованно и четко, что их наставник по строевой подготовке прослезился бы от умиления. Баш свернул в забитый пустыми ящиками переулок, проскочил насквозь пару подворотен, и вышел на центральную улицу, где в толпе зевак уже отирались Брейк, Ноа и увязавшийся за ними Дон. - Ну что, что? - спрашивал коротышка Брейк, азартно подпрыгивая. - Едут? Розаррийцы и правда ехали - посольский кортеж неторопливо двигался к центру города. Мальчишки облюбовали ступени одного из особняков, а Брейк даже угнездился на каменном льве, стоявшем рядом с лестницей, чтобы получше все разглядеть. Кажется, сегодня на улицах собрался весь город - ландиссийцам нечасто случалось видеть заморских гостей. Республика, как им объясняли на уроках военной истории, всегда находилась под угрозой внешнего захвата, и именно поэтому каждый год их училище выпускает до сотни квалифицированных офицеров, готовых встать на защиту своей Родины. По толпе побежали шепотки - посольская охрана ехала верхом не на привычных чокобо, а на каких-то диковинных ящерах. А еще - среди свиты посла были не только люди. - Варежку захлопни, - посоветовал Башу Брейк с высоты своего насеста. - Птичка залетит. Ронсенберг послушно закрыл рот - только для того, чтобы тут же снова его открыть. - Муглы! - восторженно прошептал он. - Настоящие муглы! А я думал, они давно все вымерли... - Знаешь что, дружище, - необычайно серьезный Брейк свесился со спины льва. - Ты лучше думай, что их вообще не существовало. Проклятые розаррийцы, - зачем-то пробормотал он себе под нос. - Не предупреждали их, что ли... - О чем? - не понял Баш, но тут его перебил Ноа: - Вы только гляньте, какая фифа! Брейк издевательски заржал. - Еще один знаток чужих обычаев, - веселился он. - Это не фифа, это сам имперский посол! Приглядевшись, Баш сообразил, что разряженная в шелка и перья фигура с длинной смоляной косой и правда принадлежит мужчине. Посол стоял в открытом экипаже, который тащила пара таких же ящеров, и вальяжно помавал рукой, надо полагать, приветствуя восторженную толпу. Толпа безмолвствовала. Башу подумалось, что большинство горожан, как и он сам, до сегодняшнего дня не очень хорошо представляли себе, какой огромный мир лежит за пределами их маленькой горной страны. А ведь еще недавно ему казалось, что столица - это уже центр цивилизованного мира по сравнению с их родными краями! - Когда-нибудь, - мечтательно сказал он. - Я наверняка побываю в Розаррии... и во всяких других странах. Брейк посмотрел на него очень странно. - При Мильтоне такое не ляпни, - сказал он, и спрыгнул со статуи. - Пошли отсюда. Что-то скучное какое-то представление. Башу совсем не было скучно, и вовсе не хотелось уходить, но серьезные нотки в голосе Брейка заставили его прислушаться к словам товарища. Он обменялся с Ноа недоуменными взглядами и поспешил вслед за друзьями: что ни говори, в вопросах устройства столичной жизни Брейк разбирался куда лучше них.
У секретной доски в загоне их, как выяснилось, уже поджидали. - Так, - сказал Мильтон и замолчал, скрестив руки на груди. Брейк смерил высокого хмурого парня взглядом и вызывающе осведомился: - Какие-то проблемы? - Только если у вас троих, кадет Хайнер, - сухо сообщил глава Дисциплинарного Комитета. - Впрочем, кадеты Ронсенберги уже приближаются к решению своих проблем - по крайней мере, им не придется куда-то идти, чтобы выполнить наложенное на них взыскание. Он выразительно кивнул на заботливо приготовленные лопаты, щетки и свежую солому. Баш тяжело вздохнул, а Брейк осклабился: - А я что же, для курятника ростом не вышел? И что вы меня заставите делать, прописи писать? - А вы пройдете со мной, - Мильтон говорил ровным, невыразительным голосом, но от его слов мороз продирал по коже. Баш уже было хотел возмутиться, почему это некоторые пишут прописи, пока остальные вкалывают, но Ноа молча подтолкнул его к лопатам. Брейк с независимым видом засунул руки в карманы и вразвалочку удалился вслед за своим пленителем.
- Нас поймают, - убежденно сказал Баш. Ноа только хмыкнул: - Ну и что? Все равно чокобятня нам уже как дом родной. И не говори, что не хочешь. Конечно, Баш хотел. Пробраться в город и посмотреть на фейерверки, которые будут запускать в честь прибытия послов - что может быть интереснее? И, к тому же, возможно удастся хоть глазком еще раз посмотреть на муглов. Но вечером патрули на улицах усиливались, к тому же, теперь было очевидно, что Мильтон знает об их лазейке. Риск определенно слишком велик, но и соблазн - не меньше. - Ладно, - Баш вытер вспотевшие ладони о штаны. - Но только недолго. - Ага, - согласился Ноа, - глянем на праздник - и сразу назад. Старший из близнецов насупился. Ему казалось ужасно несправедливым, что кадетам по такому случаю не дали увольнительных - шутка ли, чуть ли не первое иностранное посольство в республике за последние полдюжины лет! И вот они, как шпионы какие, вынуждены пробираться на праздник тайком. Он высунул голову в дыру в стене, окинул взглядом окрестности, убеждаясь, что все чисто, и ужом проскользнул наружу. Про риск он уже не думал - ведь их ждали приключения.
-2-
Ждали, ждали и дождались. Сперва-то все шло хорошо - близнецы по задворкам пробрались к центральной площади, на которой собралось удивительно немного для такого события зевак. Вокруг красиво подсвеченного фонтана стояли ракетницы, охраняемые гвардейцами в нарядных мундирах – как понял Ноа, посол лично должен был зажечь фитили. Они с Башем притаились в чьем-то палисаднике за пышными колючими кустами акации, и брат чуть было не пританцовывал на месте, поминутно спрашивая свистящим шепотом: "Ну? Ну? Когда же уже они начнут?" Пока никто ничего не начинал, и Ноа со скуки принялся разглядывать прохожих. По тротуару перед палисадником чинно прогуливалась парочка – дама в меховой накидке и кокетливой шляпке и молодой офицер в штатском. Фонарный столб напротив подпирал еще один офицер, безуспешно пытавшийся сойти за гражданского. Ронсенберг напрягся и пихнул брата локтем в бок. - Тебе не кажется, что здесь чересчур много охраны? – прошептал он. - А ты туда посмотри, - Баш ткнул пальцем в сторону здания парламента. По ступеням спускалась целая процессия: уже знакомый близнецам посол, на сей раз облаченный в более скромные одеяния. Его длинные волосы были стянуты в хвост и завязаны небрежным узлом, и даже в таком виде спадали до талии – ну как есть баба. Рядом с ним шагал седой старик с тяжелым лицом в белом мундире, следом тянулась многочисленная свита. Оркестр, тоже сплошь состоящий из военных, грянул государственный гимн. - Сам председатель, - не веря своим глазам, выдохнул Ноа. Он еще никогда не видел главу государства так близко, но, конечно же, сразу узнал его. Эти глаза под набрякшими веками смотрели на него со страниц учебников и стен кабинетов, с иллюстраций газетных статей и даже с денежных купюр. Сразу стали понятны и усиленные меры безопасности, и отсутствие толпы. Вот только… Юноша огляделся. Кажется, никто пока не заметил их с Башем нехитрого убежища, что само по себе было странно. Но еще более странным ему показалось… Нет, не показалось. На крыше соседнего здания действительно шевельнулась какая-то тень. Ноа снова пихнул брата и кивком указал на подозрительную крышу. Баш наморщил нос, вглядываясь в темноту, потом спросил: - Ты думаешь о том же, о чем и я?
Конечно же, это было глупо. Брейк, будь он с ними в этот вечер, наверняка бы ухватил обоих за шкирки (ну, или за то место, до которого бы допрыгнул) и сказал что-нибудь типа: "Идиоты!" Увы, подумал Ноа, осознание собственного идиотизма еще никому не помогало. И вообще, зачем было сгонять столько охранников, если они не способны разглядеть двух школьников, продирающихся сквозь кусты, не то, что потенциальных наемных убийц. А притаившийся на крыше тип мало походил на репортера или там лунатика. И в руках у него было что-то, подозрительно похожее на арбалет. Ноа жестами показал брату на черный ход соседнего дома, а сам, завернув за угол, ловко вскарабкался на балкон особняка по переплетению плотных жестких стеблей. У них дома, в предгорьях, девичий виноград никогда бы не вымахал до таких размеров, чтобы выдерживать вес взрослого человека, но в теплой столице, кажется, все росло быстрее. В том числе и неприятности. Пробежка по карнизу далась ему относительно легко – единственное, чего он боялся – так это что хозяева дома могут наблюдать за церемонией из окон и несколько удивиться незваному гостю. Дальше оказалось просто – бесшумно прыгнуть, вцепиться пальцами в кованый водосток, благословляя архитектора, украсившего стену кучей совершенно бессмысленных декоративных рельефов; вскарабкаться на крышу в тот самый момент, когда из чердачного окошка вынырнул Баш. И удивленно озираться, потому что крыша оказалась совершенно пуста – по крайней мере, на первый взгляд. - Ноа, - напряженно сказал его брат и кивнул куда-то вниз и вбок. Юноша осторожно подошел к краю, заглянул вниз и отшатнулся. Похоже, не вся охрана первых лиц государства спала на посту. Внизу, на плоской крыше террасы, бесшумно и безмолвно сцепились две фигуры; арбалет валялся тут же, недвусмысленно намекая, что возможность покушения кадету Ронсенбергу отнюдь не почудилась. Баш прижался спиной к каминной трубе и посмотрел на брата. - Не отсвечивай, - посоветовал он, и Ноа поспешно присел, стараясь не думать, какую прекрасную мишень он представлял собой только что. - Что же делать? – спросил он, деловито затягивая кожаную шнуровку манжет. Баш пожал плечами. - Вырубаем обоих, а потом разбираемся? – предложил он. - Идет, - Ноа закончил приготовления, коротко кивнул и мягко спрыгнул вниз.
Увы, все оказалось просто только на словах. К моменту триумфального появления близнецов исход поединка был уже решен: одна из фигур поднималась с колен, сжимая в руках стилет, а вторая распласталась на облицованной плиткой крыше, и вокруг нее стремительно расползалась темная лужа. Человек с кинжалом развернулся к братьям. Мужчина, автоматически отметил Ноа, молодой, вряд ли намного старше их. А еще – говорят ведь – "волосы цвета воронова крыла", Ноа раньше казалось глупым это сравнение, а у него и правда оказались такие – косая челка крылом вразлет, насмешливые глаза. - Сообщники или охотники? – непринужденно спросил он, кивнув на труп. Как будто они встретились на шумной вечеринке. Баш открыл было рот, чтобы ответить, но Ноа наступил ему на ногу. Он пока еще не был уверен. - А вы сами-то кто? – задал он встречный вопрос. От площади с фонтаном их отделял скат крыши, но, судя по тому, что музыка стихла и по монотонному шуму, пришел черед приветственных речей. - Я? – молодой человек улыбнулся, коротко, будто молния блеснула и пропала. – Меня зовут Ламонт. Он выжидающе смотрел на близнецов, словно думал, что это имя что-то им скажет, но Ноа только покачал головой. Теперь он разглядел в широких рукавах плаща незнакомца обшлага мундира и успокоился. Почти. - Мы пришли за ним, - он тоже кивнул на труп. – Но вы, похоже, нас опередили. - Молодцы, - назвавшийся Ламонтом прищурился, склонив голову набок. – Кадеты, верно? Близнецы переглянулись. Кажется, дело запахло жареным. Как сейчас их начнут расспрашивать, почему они не в школе, а прыгают ночами по чужим крышам и ловят убийц… - Мы… - начал Баш, и тут с оглушительным грохотом и треском в небо взвились ракеты фейерверка. Ноа схватил брата за рукав и, почти не глядя, сиганул за край крыши. Расчет оказался верным: перед террасой буйно разрослись розовые кусты. Мысленно извиняясь перед хозяевами разоренного сада, оцарапываясь о колючие стебли, он продирался вперед. Баш, выбравшийся из зарослей первым, протянул ему руку, и они, не оглядываясь, рванули прочь. А в ночном небе над ними распускались диковинные огненные цветы, взрывались тысячи звезд и парили драконы.
Остановились они только в какой-то подворотне. Кажется, их никто не преследовал; фейерверк закончился, и город окутала ватная тишина. Ноа привалился спиной к стене, Баш согнулся пополам и уперся ладонями в колени, пытаясь отдышаться. - Как думаешь, он нас запомнил? – просипел он. Ноа пожал плечами и невесело ответил: - Думаешь, много у нас учится близнецов? Баш выматерился сквозь зубы. - Нужно возвращаться, - сказал он, и оперся ладонью о стену рядом с плечом брата. Ноа смотрел на него – взъерошенного, запыхавшегося, чумазого, и думал, что сам он выглядит сейчас немногим лучше, и если в чокобином стойле дежурит Мильтон, то одним выгребанием навоза они не отделаются, и еще что-то очень важное, но все мысли почему-то ускользали от его внимания, будто стайки мальков в прозрачной воде. На скуле Баша алела длинная глубокая царапина. Ноа, будто во сне, поднял руку, большим пальцем размазал по щеке брата кармин. Баш смотрел на него широко распахнутыми глазами, и, кажется, даже забыл, что он долго бежал и никак не может отдышаться. Они сейчас словно чувствовали – на двоих, бешено колотящийся пульс, адреналин в крови… Темная фигура с кинжалом в руке, взрывающееся и рушащееся небо. Один удар сердца, два удара… Ноа облизнул губы. Он никак не мог заставить себя опустить руку, отпустить… точно кровь на пальцах привязывала его к Башу крепче и прочнее любых родственных уз. А Баш – просто смотрел, и все, и как Ноа ни старался, несмотря на эту общность и неразделенность, он, кажется, впервые в жизни не мог понять, о чем думает его брат. Колокол на ратуше начал медленно и печально отбивать время, по соседней улице прогрохотали сапоги патруля. Баш отбросил его руку и ссутулился. - Лучше вернуться по одиночке, - буркнул он, развернулся и ушел, не сказав больше ничего, так и оставив Ноа, будто прилипшего к стене подворотни.
Когда он пролезал обратно через дыру в стене, в загонах для чокобо никого постороннего не оказалось. Ноа, крадучись, пересек залитый светом фонарей двор, юркнул в тень, отбрасываемую учебным корпусом. Дальше – пара пустяков: подтянуться на руках, взлететь на карниз, перевалиться через подоконник… Они здорово припозднились – большинство кадетов уже мирно дрыхли в своих постелях. Ноа крался к своей койке, мысленно проклиная идиотскую вылазку в город. Теперь-то им уж точно влетит – вернулись после отбоя! И Мильтон наверняка наябедничает про дыру в чокобятне… Странно, что однокурснички спят, а не набрасываются на ночного скитальца с вопросами; впрочем, даже в темноте общей спальни Ноа разглядел несколько пар открытых глаз, с любопытством уставившихся на него. Съедят живьем, как пить дать: сначала будут стыдить учителя, может быть, даже в присутствии директора, а потом друзья-приятели, оскорбившиеся, что их не взяли с собой. К счастью, постель Брейка пока пустовала, и Баш, видимо, тоже еще не вернулся… Ноа так и застыл, не завершив начатый шаг. Поверх одеяла на кровати Баша валялась его грязная и изорванная куртка – такая же, как и у него самого. А вот Баша – не было.